Чтение 31–й страницы книги ~Море Дирака~

мастерских.

- Когда? У нас и разговора-то об этом не было!

- Он же перевел вас на другую тематику. А вы, вместо того чтобы
выполнять порученное вам дело, ездите зачем-то в мастерские.

- Да, Розалия Борисовна. Вместо того чтобы чертить какие-то таблицы, я
работал над экспериментом, который был задуман Евгением Осиповичем. Думаю,
что это важнее, и вкатывать мне выговор...

- Это приказ директора, и обсуждайте его с директором.

- Вот я и пришел поговорить с директором.

- Он сейчас занят.

- А когда он освободится?

- Не знаю.

- Вы мне не позвоните в лабораторию, когда он сможет меня принять?

- Если каждому, кто хочет попасть к директору, я буду звонить, то,
знаете ли, у меня и рук не хватит.

"При чем тут руки?" - подумал Михаил и молча вышел из приемной.

Впервые в жизни он чувствовал себя таким безвыходно одиноким. С
каким-то безнадежным равнодушием поднялся он в лабораторию и взялся за
привычную работу.

Вот уже два месяца он вопреки всему открыто работал над ортовским
экспериментом. Опустив свинцовое кольцо в дюар с жидким гелием, он
позвонил по внутреннему телефону Мильчу.

- Лаборатория не отвечает, - сказала телефонистка, и в трубке
послышались частые гудки.

"Куда-нибудь смотался, разгильдяй", - усмехнулся Михаил и, достав
листок бумаги, принялся писать объяснительную записку на имя директора.
Потом смял бумагу в комок, бросил в корзину и подошел к окну.

В желтоватых небесах неслись сизые весенние облака. Таяли искрящиеся на
солнце сосульки. На темных и грязных тротуарах появились большие сухие
пятна. Длинноногие девочки в коротеньких пальтишках прыгали через
веревочку.

"Все у меня как-то не так получается. Стремлюсь, лечу, а под конец
срыв. Как в детской игре в "Царя горы...". Стоит этакий мерзавец - царь и
толкает тебя в грудь, когда ты, кажется, уже сумел взобраться..."

В соседних отсеках гудели приборы, звякало стекло, время от времени
доносились обрывки разговоров, смех. Михаилу вдруг захотелось, чтобы
кто-нибудь подошел к нему, расспросил и сочувственно помотал головой.

"Может быть, они еще ничего и не знают?" - подумал он.

А внизу на тротуаре совсем крошечная девчушка ловко скакала сразу через
две летящие в противофазах веревки. Это напомнило Михаилу схему работы
лампы обратной волны.

Он отошел от окна и, натянув резиновые перчатки, достал из стеклянного
кристаллизатора с ацетоном свинцовый диск с круглой дыркой в центре.
Осторожно переложил его в кристаллизатор с эфиром и, подойдя к стенду,
включил форвакуумный насос. Взвыл электромотор, застучали передаточные
ремни. Ровный гул покрыл все звуки, доносившиеся из соседних отсеков.

Михаил потянулся было к телефону, еще раз позвонить Мильчевскому, но
подумал, что обойдется своими силами, и не позвонил. Высушив тяжелый,
скупо поблескивающий диск в струе нагретого воздуха, он установил его в
гнездо и повернул ручку латра. Стрелка амперметра дрогнула и стала
медленно уползать от нуля. Михаил сбросил напряжение и сразу же пустил
жидкий гелий. Когда температура в сверхпроводнике уравновесилась, вновь
дал ток. Момент не был упущен. Все шло отлично.

Средняя плотность составила 10^6 ампер на квадратный сантиметр при
магнитном поле в 188 килоэрстед. Лучшего нельзя было и желать.

- Если верить правилу Сильби, магнитное поле тока должно равняться
внешнему критическому полю, - нечленораздельно промычал он сквозь зубы и,
вынув логарифмическую линейку, стал высчитывать скачок сопротивления
сверхпроводника.

- Ты опять сегодня остаешься?

Он поднял глаза и увидел Ларису. Вглядываясь в круглое зеркальце
пудреницы, она подкрашивала губы лиловой помадой. На ней была чуть
потертая кроликовая шубка.

"Значит, рабочий день уже кончился", - отметил Михаил.

- Чем ты занят сегодня? Опять взаимодействием электронов за счет обмена
фононами?

- Где ты нахваталась?

- Фу! Грубиян... Может, сходим сегодня в кино? На "Тишину"?

- Хватит с меня "Дайте "Жалобную книгу"! Я теперь по горло сыт кино на
ближайшее пятилетие.

- Тоже сравнил! Ты не можешь выключить это противное гудение?

Михаил взглянул на вакуумметр.

- Пока нет. Форвакуум должен быть не выше десяти в минус шестой... Еще
минут сорок.

- А потом выключишь?

- Да. Но включу агрегаты конденсации и адсорбции. Рев, правда, чуть
усилится, но зато через каких-нибудь два часа у меня будут как миленькие
десять в минус двенадцатой тор. Все подсчитано, детка, вплоть до эффекта
Купера.

- Фенимора?

- Не нужно кокетничать невежеством. Это не украшает.

- Много ты понимаешь... Ты говорил обо мне в цирке?

- Обещали что-нибудь подыскать.

- Когда?

- Буду звонить им на той неделе.

- Я тебе мешаю?

- Откуда ты это взяла?

- Ты отвечаешь так отрывисто, словно нехотя.

Михаил пожал плечами. Он опять подумал, что им не следует встречаться.
Ни к чему хорошему это все равно не приведет. Ведь она совсем не в его
вкусе и к тому же слишком молода.

- Так, значит, ты еще не скоро освободишься?

- Боюсь, что не скоро, Ларочка. Сама понимаешь, мне нужно спешить.

- Может, я могу тебе помочь?

Михаил нажал кнопку остановки форвакуумного насоса, включив другой
рукой реостат. Не успел замолкнуть отключенный мотор, как сразу же
пронзительно запели на самых высоких нотах сложные агрегаты парогазовой
конденсации и адсорбции. Расход жидкого гелия резко возрос и достиг
двадцати пяти литров в час.

"Нужно прогнать ее, - подумал он, сосредоточенно уставившись на приборы
регистрационной панели. - Решительно и твердо прогнать. Полумеры только
ухудшают положение... Прогнать, чтобы обиделась по-настоящему. Ничего! Для
нее же лучше будет. Пусть найдет себе кого-нибудь помоложе".

- Мишенька, милый! Я тебе не помешаю. Ни на вот столько! А, Миш?

- Ладно уж... Сиди. Только никуда не суйся, пока не позову. И
развлечений от меня не жди! Работать так работать, или...

- Не надо никаких "или", Мишенька. Сама все знаю. И не будь таким
грубым.

Он осторожно подвинтил на кожухе камеры ограничитель и высвободил
магнитный поршень. Световой зайчик на зеркальном гальванометре под
потолком дернулся и заплясал около нулевого положения.

- Нажми красную кнопку с надписью "Конденсатор". Только не перепутай.

- Не перепутаю, Мишенька... Готово!

Зайчик понесся к концу шкалы. Остановился и сейчас же сорвался обратно
к нулю. Потом опять убежал и снова сорвался.

- Порядок!

- Что порядок, Миша?

- Смотри вверх на гальванометр.

- А-а... Бегает.

- Знаешь, что это значит? - И, не дожидаясь ответа на свой вопрос,
продолжил: - Это значит, что в камере вверх и вниз ходит над
сверхпроводником магнитный поршень! Смотри теперь вот на этот вакуумметр.
Если стрелка отклонится вправо хоть на одно деление, сейчас же кричи.

- Благим матом кричать?

- Кричи благим матом...

- Солнышко зашло... Зажечь свет?

- Ты не видишь прибора?

- Вижу.

- Тогда не надо. Посидим в темноте.

В сумеречном свете все казалось погрустневшим и сероватым. Тускло
отсвечивали стальные грани стенда, устало и напряженно мигали красные
лампочки.

- Эти лампочки похожи на глаза больной обезьяны. Помнишь, в зоопарке?

Он удивился точности этой странной ассоциации и с радостным удивлением
вновь ощутил, что ему приятно быть рядом с нею. Им овладел тот особенный
душевный подъем, который наступает в преддверии праздника или какой-то
очень большой удачи.

- Ты знаешь, что тебе вкатили выговор?

Он вздрогнул и медленно повернулся к ней. На фоне бледного невеселого
неба она казалась темной тенью. Поблескивали белки ее глаз. Как-то разом
исчезло все: радостное волнение, ожидание, опьянение работой. Точно у
самого финиша споткнулась вырвавшаяся вперед лошадь. И полетела в пыль,
еще горя глазами и радостно раздувая ноздри.

- Плевать я хотел на этот выговор!

- Это тебе Иван подстроил. У-у, мерзкий человек! Ненавижу!

- Поговорим о чем-нибудь другом. Как насчет холеры в Одессе?

- Чего?

- "Поговорим лучше о чем-нибудь веселом. Что слышно насчет холеры в
Одессе?" Это из Шолом Алейхема.

- А-а-а...