Ярмарка теней
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ГОДЫ ПАДРЕ
сверкал, румяные щеки сияли, золотая оправа очков горела, улыбка
искрилась, глаза светились, подбородки лоснились. Голова Падре напоминала
хрустальный земной шар, выставляемый перед праздником для обозрения в
детском универмаге. Она царственно покоилась на мощных плечах циркового
силача.
встречах с шефом. - И сколько ж в него всадила природа костей, мяса,
сухожилий, сала, кожи! Этого всего, пожалуй, на двух бы хватило".
тигра. Он врывался на заседания со стремительностью вепря, а уж хитер был,
как дьявол (здесь зоологическая стройность сравнений нарушалась, так как
звери слишком просты для людей).
точно священнослужитель, откуда, вероятно, и пошло прозвище "Падре". В
обычной жизни его знали как лукавого, хитрого, изворотливого человека.
таким, наверное, и надо быть, - добавляли они.
глядя в мирское и греховное лицо шефа. - Все же он значителен. Значителен
и чем-то очень интересен. Он привлекает к себе людей".
сотрудников.
подать ее как следует! - Палец Падре устремлялся к потолку. - На первый
квартал нам срежут единицы, помещения, зарплату, и тогда посмотрим, как вы
будете выглядеть! Вы позволяете себе барское отношение к необходимейшим
жизненным обязанностям!
сказал: - Да. Действительно, не срежут. У нас такого не бывает. Но зато
единицы срежут. Кто тогда работу потянет? Вы, Тихомиров? Или вы, Второв?
Или вы, вы?..
вмешательство только усложнит и затянет процедуру "причащения".
Возможно, даже открытия. Мы выходим на всесоюзную арену. О нас уже знают в
Академии наук. Наверху считают, что нашу работу следует углубить и
расширить. Для этого нужны деньги и люди. Их нам дадут, если мы сумеем
показать должным образом результаты своих трудов. Но среди нас находятся
такие белоручки, которые заявляют, что возиться с выставкой, экспонатами и
диаграммами ниже их достоинства. Я считаю это недопустимым. Пусть меня
извинят за резкий тон, но я должен обратить ваше внимание на то
пренебрежительное отношение...
голова бритого громовержца, и грозный взгляд его адресовались Второву. За
день перед этим он отказался готовить выставку по их отделу к приезду
весьма ответственной комиссии. Чтобы несколько смягчить резкий отказ,
Второв привел подсчеты, сделанные шариковой ручкой на клочке бумаги. Шефа
этот клочок привел в особенную ярость.
выполнения важнейших обязанностей ученого - контактов и обмена
информацией. Особенно с субсидирующей организацией. Александр Григорьевич
Второв считает, что слишком много времени расходуется на отчеты,
составление планов, их координацию, совещания и проблемы снабжения. По его
подсчетам, на чисто научную работу остается не более пятнадцати - двадцати
процентов общего рабочего времени!
людях. И совсем неприятно, если осуждают те мысли, которые десять минут
назад казались тебе интересной находкой, своеобразным откровением. И тем
не менее Второв не особенно огорчался. Он привык. Он уже ко многому привык
и на выходки Падре смотрел сквозь пальцы.
встречный людской поток в часы "пик", он все же улучил удобный момент и
предложил пригласить для оформления выставки художников со стороны. Шеф
моментально успокоился. Уж таков был этот человек. Его беспомощность в
житейских вопросах изумляла. Он чувствовал себя уверенно только за рабочим
столом или на трибуне конференций. Но, столкнувшись с пустяковой проблемой
из сферы чистой практики, он мгновенно терялся и сразу же начинал
волноваться. И тогда казалось, что вся его деятельность сводится к тому,
чтобы волноваться. Он волновался часто и подолгу. Кричал, ругался,
обижался и обижал. Но это было особое волнение. Оно направлялось на
возбуждение соседа, друга, сотрудника. Падре увлекал своим энтузиазмом
других. Больше всего его раздражало равнодушие собеседника. "Славненько мы
с ним полаялись" - это у него была высшая аттестация разговора. И странное
дело, обычно под его давлением посторонние люди находили то, что хотел
найти он сам. Не будучи одаренным сверх меры, он рождал таланты вокруг
себя. Он создавал их даже из людей ничтожных, давно разуверившихся в своих
возможностях. Таков был Падре, и этого у него нельзя было отнять. Его
энергии хватало на многое. Он заражал каким-то детским неистребимым
любопытством. А с любопытства-то, собственно, и начинается путь
исследователя к цели.
совещания, когда сотрудники начали расходиться.
даже подозрительно, потому что не знал, что ему предстоит. В какие битвы
бросит его рука шефа? Какие резкие повороты ждут его через минуту? Нет,
шеф все же из джунглей. Недаром в характеризующих его анималистских
сравнениях никогда не фигурировали животные средней полосы. Все из
тропиков.
нам министерство. Никто не хотел брать, вот и пришлось мне...
более, что сегодня он уже один раз устоял. - Хорошо, - повторил Второв.
выжидающего взгляда Падре.
американцев. Это пародия на существующее представление об американцах. Это
вызывающее искажение привычного образа, которое должно преследоваться по
закону, как продажа товара под фальшивой этикеткой.
попадаются. И пробор на голове, и костюм, и туфли у него американские. Он
курит сигареты "Кэмел" и пьет перед обедом апельсиновый сок.
течение получасовой беседы Кроуфорд произнес только три фразы, Второв
недоумевал. Какой, однако, выдержанный иностранец! На банкете, длившемся
около трех часов, Кроуфорд разразился речью из двадцати пяти слов, причем
пять-шесть из них были артикли. Затем он замолк и не проронил ни звука в
ближайшие двое суток. Вот тогда Второв испугался. Кроуфорд словно жил в
замедленном темпе. Задав этому человеку вопрос, Второв мог спокойно
курить, разговаривать с сотрудниками, обедать. Возвратись, он заставал
Кроуфорда в том же положении. Тот, казалось, уже начал размышлять над
вопросом. Но ответ поступал только на следующее утро. Примерно так же
Кроуфорд относился ко всему миру. Вернее сказать, он не относился к нему
никак. Не реагировал, и все.
которые в его произношении на русском языке не имели вопросительной
интонации. Непонятно было, спрашивает он или подытоживает и обобщает
предыдущую мысль собеседника.
прямо и спросил американца, но услышать ответ ему не довелось. Не хватало
терпения.
что ему нужно. Он узнавал все, что ему было нужно, с помощью молчания.
Второв уже побаивался, не сказал ли он чего-нибудь лишнего. Но и молчать,
подобно Кроуфорду, целыми часами он не мог. Приходилось что-то говорить. И
в этом "что-то" обязательно содержались слова, касающиеся работы, потому
что Второв жил своей работой, пожалуй только работой. Поговаривали, что от
него ушла жена, дочь какого-то отставного начальника. Так ли это, никто не
знал. Второв был не из болтливых. Но сама возможность такого происшествия
ни у кого не вызывала удивления. Второв дневал и ночевал в лаборатории.
Какая жена это будет терпеть? Дура? Подвижница? Вероятность и того и
другого примерно одинакова и не очень высока. Оставалось предположить, что
жене Второва просто не было до него ни малейшего дела. А такие в один
прекрасный день уходят. Или от них уходят. Вот почему некоторые говорили,
что Второв сам ушел от жены. Недаром же он снимал какое-то время комнату
где-то в Марьиной роще, пока не въехал в кооперативную квартиру.
Шилова Юлия
Верещагин Олег
Панов Вадим
Шилова Юлия
Майер Стефани
Посняков Андрей