Чтение 3–й страницы книги ~Последний кольценосец~

все так и катилось бы своим чередом; процесс растянулся бы на века, а за
такое время всегда что-нибудь да образуется. Но у Мордора сил было немерено,
так что здесь решили "не ждать милостей от природы" и наладить обширную
систему поливного земледелия с использованием воды из притоков озера Нурнон.

Здесь необходимо сделать одно пояснение. Орошаемое земледелие в
пустынной зоне весьма продуктивно, однако требует предельной аккуратности.
Дело тут в большом количестве соли, растворенной в здешних грунтовых водах:
главная проблема состоит в том, чтобы, упаси Бог, не извлечь их на
поверхность -- это приводит к засолению продуктивного слоя почвы. Именно это
и произойдет, если вы в процессе орошения выльете на поле слишком много
влаги и заполните почвенные капилляры на такую глубину, что грунтовые воды
окажутся напрямую соединены с поверхностью. Капиллярные силы плюс
поверхностное испарение тут же начнут выкачивать эту воду из глубины почвы
(точно так же, как поднимается горючая жидкость по зажженному фитилю
светильника), и процесс этот неостановим; вы и глазом моргнуть не успеете,
как на месте поля у вас возникнет безжизненный солончак. Главная же печаль в
том, что, единожды промахнувшись, вы уже никакими силами не сумеете упрятать
эту соль обратно в глубину.

Есть два способа избежать этих неприятностей. Во-первых, можно поливать
очень понемножку -- так, чтобы капиллярная влага с поверхности не
соприкоснулась с зеркалом грунтовых вод. Во-вторых, возможен так называемый
промывной режим: надо периодически создавать на полях избыток проточной
воды, которая просто смывала бы постоянно просачивающуюся из глубины почвы
соль и уносила ее прочь -- в море или иной конечный водоем стока. Но тут
есть одна тонкость: промывной режим можно обеспечить лишь в долинах крупных
рек, имеющих ярко выраженный паводок -- он-то и вычищает накопившуюся за год
соль. Именно таковы природные условия, например, в Кханде -- откуда и
скопировали систему орошения неопытные мордорские инженеры, искренне
полагавшие, будто качество мелиорации определяется числом кубических саженей
вынутого грунта.

В замкнутой же котловине Мордора промывной режим создать нельзя
принципиально, поскольку протекающих сквозь нее рек нет, а конечным водоемом
стока является Нурнон -- тот самый, чьи притоки и оказались разобраны на
орошение удаленных от озера угодий. Малый перепад высот не позволял создать
в этих каналах никакого подобия паводков, так что смывать соль с полей
оказалось, во-первых, нечем, а во-вторых, некуда. Через несколько лет
невиданных урожаев произошло неизбежное -- началось быстрое засоление
громадных площадей, а попытки наладить дренаж не удались из-за высокого
стояния грунтовых вод. Итог: колоссальные ресурсы пущены на ветер, а
экономике страны и ее природе нанесен чудовищный ущерб. Мордору вполне
подошла бы умбарская система мелиорации с минимальным поливом (кстати,
гораздо более дешевая), но и эта возможность была теперь невосстановимо
утрачена. Инициаторы ирригационного проекта и его главные исполнители
получили по двадцать пять лет свинцовых рудников, но это, как легко
догадаться, делу не помогло.

Случившееся было, конечно, очень крупной неприятностью, но все-таки не
катастрофой. Мордор к тому времени вполне заслуженно величали Мастерской
мира, и он мог в обмен на свои промышленные товары получить любое количество
продовольствия из Кханда и Умбара. День и ночь через итилиенский Перекресток
спешили друг навстречу другу торговые караваны, и в Барад-Дуре все громче
раздавались голоса, что, дескать, вместо того чтобы ковыряться с этим
сельским хозяйством, от которого все равно одни убытки, надо развивать то,
чего никто в мире, кроме нас, не умеет, -- металлургию и химию... В стране
действительно уже вовсю шла промышленная революция: паровые машины исправно
трудились на шахтах и мануфактурах, а успехи воздухоплавания и электрические
опыты сделались излюбленной темой для застольных бесед в образованных слоях
общества. Только что был принят закон о всеобщем обучении грамоте, и Его
Величество Саурон VIII со свойственным ему несколько тяжеловесным юмором
заявил на заседании парламента, что собирается приравнять непосещение школы
к государственной измене. Отличная работа многоопытного дипломатического
корпуса и мощной разведывательной службы позволила свести размеры кадровой
армии до минимума, так что та почти не обременяла собой экономику.

Однако именно в это время прозвучали некие слова, коим суждено было
изменить всю историю Средиземья; странным образом они почти в точности
повторяли пророческое высказывание, сделанное в ином Мире относительно
совсем другой державы и звучащее так: "Страна, не способная себя прокормить
и зависимая от импорта продовольствия, не может считаться серьезным военным
противником".

ГЛАВА 4

Арнор, башня Амон-Сул.

Ноябрь 3010 года Третьей Эпохи

Слова эти произнес высокий седобородый старик в серебристо-сером плаще
с откинутым капюшоном: он стоял, опершись пальцами о край овального черного
стола, вокруг которого расположились в высоких креслах четыре полускрытые
тенью фигуры. По некоторым признакам было ясно, что речь удалась: Совет на
его стороне, и теперь пронзительные темно-голубые глаза стоящего, являющие
разительный контраст с его пергаментным лицом, безотрывно следили за
единственным из четверых -- за тем, с которым ему сейчас предстояло
сразиться. Тот сидел чуть поодаль, как бы заранее отделив себя от остальных
членов Совета, и плотно кутался в ослепительно белый плащ: похоже было, что
его сильно знобит. Но вот он выпрямился, сжав подлокотники кресла, и под
темными сводами прозвучал его голос, глубокий и мягкий:

-- Скажи, а тебе их не жалко?

-- Кого -- их?

-- Людей, людей. Гэндальф! Я понял -- ты тут из соображений высшей
пользы приговорил к смерти Мордорскую цивилизацию. Но ведь цивилизация --
это прежде всего ее носители. Следовательно, их тоже следует уничтожить --
да так, чтобы на развод не осталось. Или нет?

-- Жалость -- плохой советчик, Саруман. Ты ведь вместе со всеми нами
глядел в Зеркало. -- С этими словами Гэндальф указал на стоящий посреди
стола предмет, более всего напоминающий огромное блюдо, наполненное ртутью.
-- В Будущее ведет много дорог, но по какой бы из них ни потел Мордор, он не
позднее чем через три века прикоснется к силам природы, обуздать которые не
сможет уже никто. Не хочешь ли еще разок поглядеть, как они в мгновение ока
обращают в пепел все Средиземье вкупе с Заокраинным Западом?

-- Ты прав, Гэндальф, и отрицать такую возможность было бы нечестно. Но
тогда тебе следует заодно уничтожить еще и гномов: они уже однажды разбудили
Ужас Глубин, и тогда всей нашей магии едва хватило на то, чтобы не дать ему
вырваться на поверхность. А ведь эти бородатые скопидомы, как тебе известно,
обладают ослиным упрямством и совершенно не склонны учиться на своих
ошибках...

-- Хорошо, оставим то, что лишь возможно, и поговорим о том, что
неизбежно. Если не хочешь заглядывать в Зеркало, посмотри вместо этого на
столбы дыма от их угольных печей и медеплавильных заводов. Пройдись по
солончаку, в который они превратили земли к закату от Нурнона, и попробуй-ка
сыскать на этой полутысяче квадратных миль хоть одну живую былинку. Только
смотри не попади туда в ветреный день, когда пересоленная пыль несется
сплошной стеной по Мордорской равнине, удушая на своем пути все живое... Все
это они -- заметь! -- успели натворить едва вылезши из колыбели; как ты
полагаешь, что они начнут выделывать дальше?

-- Так ведь ребенок в доме, Гэндальф, это всегда сплошной разор:
сначала испачканные пеленки, потом поломанные игрушки, дальше разобранные
отцовские часы, а уж что начинается, когда он подрастет... То ли дело дом
без детей -- чистота и порядок, глаз не отведешь; только вот хозяев это
обычно не слишком радует, и чем ближе к старости -- тем меньше.

-- Меня всегда изумляло, Саруман, как ловко ты умеешь выворачивать
чужие слова наизнанку и хитрой казуистикой опровергать очевидные истины.
Только на сей раз, клянусь Чертогами Валинора, номер не пройдет! Средиземье
-- это множество народов, живущих сейчас в ладу с природой и с заветами
предков. Этим народам, всему укладу их жизни, грозит смертельная опасность,
и я вижу свой долг в том, чтобы опасность эту предотвратить любой ценой.
Волк, таскающий овец из моего стада, имеет свои резоны поступать именно так,
а не иначе, но я входить в его положение совершенно не намерен!

-- Я, между прочим, озабочен судьбой гондорцев и рохирримов не меньше
твоего -- просто вперед заглядываю чуть дальше, чем ты. Тебе ли, члену
Белого Совета, не знать, что совокупное магическое знание в принципе не
может прирастать относительно того, что было некогда получено из рук Ауле и
Оромэ: ты можешь утрачивать его быстрее или медленнее, но повернуть этот
процесс вспять не в силах никто. Каждое следующее поколение магов будет
слабее предыдущего, и рано или поздно люди останутся с Природой один на
один. Вот тогда-то им и понадобятся Наука и Технология -- если, конечно, ты
к тому времени не изведешь все это под корень.

-- Им вовсе не нужна твоя наука, ибо она разрушает гармонию Мира и
иссушает души людей!

-- Должен тебе заметить, что в устах человека, собирающегося развязать
войну, разговоры о Душе и Гармонии звучат несколько двусмысленно. Что же до
науки, то она опасна вовсе не им, а тебе, точнее -- твоему больному
самолюбию. Ведь мы, маги, в конечном счете лишь потребители созданного
предшественниками, а они -- творцы нового знания; мы обращены лицом к
прошлому, они -- к будущему. Ты некогда избрал магию -- и потому никогда не
переступишь границы, предначертанной Валарами, тогда как у них, в науке,
рост знания -- а потому и могущества -- поистине беспределен. Тебя гложет
самый страшный сорт зависти -- зависть ремесленника к художнику... Ну что ж,
это и вправду веская причина для убийства; не ты первый, не ты последний.

-- Ты ведь и сам в это не веришь, -- спокойно пожал плечами Гэндальф.

-- Да, пожалуй что не верю... -- печально покачал головой Саруман. --
Знаешь, те, кем движет алчность, жажда власти, ущемленное самолюбие, -- это
еще полбеды, у них по крайней мере случаются угрызения совести. Но нет