припал на колено и, не оборачиваясь, сделал знак рукою шедшему ярдах в
пятнадцати позади Халаддину -- давай-ка с тропинки. Двигавшийся замыкающим
Цэрлэг обогнал послушно попятившегося на обочину доктора, и теперь сержанты
на пару священнодействовали вокруг небольшой глинистой водомоины,
обмениваясь негромкими замечаниями на всеобщем. Халаддиново мнение
следопытов, понятное дело, не интересовало вовсе; да что там Халаддин --
даже голос орокуэна в том совещании значил не слишком много: у разведчиков
уже устоялась своя собственная табель о рангах. Вчерашние враги --
итилиенский рейнджер и командир разведвзвода кирит-унгольских егерей --
держались друг с дружкою подчеркнуто уважительно (так могли бы общаться, к
примеру, мастер-златокузнец с мастером-оружейником), но пустыня есть
пустыня, а лес есть лес -- оба профессионала превосходно сознавали границы
своих епархий. Рейнджер-то провел в лесах всю сознательную жизнь.
еще не вытарчивало выше левого, -- а лицо его не обезображивал скверно
сросшийся багровый шрам; он был красив, смел и удачлив, а форменный
бутылочно-зеленый камзол королевского лесника сидел на нем как влитой -- в
общем, смерть девкам... Мужики из окрестных деревень его недолюбливали, и он
находил это вполне естественным: ясно, что виллану хорош лишь тот лесник,
что "входит в положение", Ранкорн же к своим служебным обязанностям
относился с присущим молодости ригоризмом. Будучи человеком короля, он мог
поплевывать на местных лендлордов и сразу же поставил на место их челядь --
те при его предшественнике взяли за правило наведываться в королевский лес
как в собственную кладовую. Всем была памятна и история с забредшей в их
края шайкой Эгги-Пустельги -- он разделался с этими ребятами в одиночку, не
дожидаясь, пока люди шерифа соизволят оторвать свои задницы от лавок
трактира "Трехпинтовая кружка". Словом, к молодому леснику относились в
округе с опасливым почтением, но без особой симпатии; а впрочем, что ему
было до тех симпатий? Он с детства привык быть сам по себе и общался не
столько со сверстниками, сколько с Лесом; Лес был для него всем -- и
товарищем по играм, и собеседником, и наставником, а со временем сделался
самым настоящим Домом. Болтали даже, будто в жилах его есть кровь восов --
лешаков из зловещей Друаданской пущи, ну да мало ли чего болтают по
затерянным в лесной глуши деревушкам промозглыми осенними вечерами, когда
лишь огонек лучины не дает вылезти из темных углов затаившейся там древней
чертовщине...
на выданье -- вовсе перестал появляться на поселковых игрищах, а взамен того
зачастил в полуразвалившуюся сторожку на окраине Друадана: там с некоторых
пор поселилась пришедшая откуда-то с дальнего севера, чуть не из Ангмара,
старуха травница со своею внучкой по имени Лианика. Чем уж эта веснушчатая
замухрышка сумела взять такого видного парня -- одному Манве ведомо; многие
полагали, что не обошлось тут без колдовства: бабка-то точно владела
всяческими заговорами и умела исцелять травами и наложением рук -- с того и
жила. Про Лианику же было известно, что та общается со всеми зверями и
птицами на их языке и умеет, к примеру, заставить горностая сидеть столбиком
у себя на ладони вместе с беспечно умывающей мордочку полевой мышью.
Впрочем, слух этот, возможно, возник просто оттого, что людей -- в отличие
от лесной живности -- она дичилась и всячески избегала; сперва думали даже
-- может, вовсе немая? "Ничего, ничего, -- обиженно вздергивали подбородок
местные красавицы, если кто в их присутствии поминал о странном выборе
королевского лесника, -- глядишь, сойдутся породой..."
Потому что однажды вечером девушка повстречалась на лесной тропинке с
развеселой компанией молодого сеньора, который выехал поохотиться и, по
обыкновению, "чуток улучшить породу своих вилланов"; эти его забавы давно
уже вызывали неудовольствие даже у иных соседей-лендлордов -- "Право же,
сударь, ваша наклонность трахать все, что движется и дышит...". Дело было
обыкновеннейшее, по серьезному-то счету яйца выеденного не стоящее. Ну кто
бы мог подумать, что эта дура потом возьмет, да и утопится... Убыло от нее,
что ли? Не, братцы, верно люди говорят -- все они там, на северах,
чокнутые...
третий день угасла, так и не выйдя из беспамятства. Соседи пришли на
кладбище главным образом полюбопытствовать -- положит ли лесник на свежий
могильный холмик стрелу с черным оперением, давая клятву мести? Но нет -- не
рискнул... Оно и верно -- плетью обуха не перешибешь. Мало ли что он
"человек короля" -- король далеко, а лендлордова дружина (восемнадцать
головорезов, по которым веревка плачет) -- вот она, рядышком. А с другой
стороны -- конечно, жидковат в коленках оказался парень, заметно жиже, чем
мнилось по первости... Эту, последнюю, точку зрения высказывали в основном
те из поселковых, кто намедни побился сдуру об заклад (один к двум, а то и к
трем), ставя на то, что Ранкорн объявит-таки о намерении мстить, -- и теперь
вот кисло выкладывал проигранные денежки на липкий от пива стол в
"Трехпинтовой кружке".
сдвига по части розового мясца, он был на диво осмотрителен. Лесник никак не
производил на него впечатления человека, который оставит эту историю без
последствий либо (что, в сущности, то же самое) примется обивать пороги суда
и строчить челобитные. Эта шустрая пейзаночка, коию он мимоходом
облагодетельствовал на лесной опушке, невзирая на некоторые ее возражения
(черт, укушенный палец ноет по сию пору)... Откровенно говоря -- знать бы
загодя, что на нее всерьез положил глаз такой парень, как Ранкорн, так он
просто проехал бы себе мимо... тем более и девка-то оказалась -- тьфу,
глядеть не на что... Ну да чего теперь говорить -- сделанного не воротишь.
Сопоставив собственные впечатления с мнением командира дружины, лендлорд
уверился: отсутствием черной стрелы обольщаться не стоит, сие означает лишь,
что Ранкорн не любитель театральных жестов и ему плевать на пересуды зевак.
Серьезный человек -- а значит, и отношения к себе требует серьезного... Той
же ночью стоящий на отшибе дом лесника запылал со всех четырех концов.
Входная дверь оказалась подпертой бревном, а когда багрово подсвеченное
изнутри чердачное оконце закрыла тень вознамерившегося выбраться наружу
человека, снизу, из темноты, полетели стрелы; больше уже никто вырваться из
пылающего сруба не пытался.
собственной дурости угодивший под копыта господской охоты, тут концы в воду
не очень-то упрячешь. Хотя...
ему небесное -- держал их в черном теле, вот они ему и отомстили. Скверная
история... Еще вина? -- Эти слова молодой сеньор адресовал прибывшему из
Харлонда судебному приставу, который -- так уж случилось -- остановился под
его гостеприимным кровом.
пробовать подобного, -- степенно кивнул пристав -- рыхлый сонный старикашка
с венчиком серебристых волос вокруг розовой, как деревенское сало, лысины.
Он долго любовался на пламя камина сквозь вино, налитое в тонкий стеклянный
бокал умбарской работы, а потом поднял на хозяина свои выцветшие голубые
глазки, оказавшиеся вдруг вовсе не сонными, а пронзительно льдистыми. --
Кстати, та утопленница... Она была из ваших крепостных?
третий?
бокал на уровень глаз и раздумчиво произнес: -- Ваше поместье, сударь,
радует глаз своей обустроенностью -- пример для подражания всем окрестным
землевладельцам. По моим прикидкам, не менее двух с половиной сотен марок
годичной ренты -- не так ли?
перевел дух: хвала Эру -- разговор, кажется, перешел в практическую
плоскость. -- Да к тому же едва ли не половина уходит в налоги... А тут еще
закладные...
быстро; провисев должное время на дыбе с жаровнею под пятками, парень сделал
все положенные признания и был чин-чином посажен на кол -- в назидание
прочим холопам. Пристав убыл в город, нежно прижимая к правому боку свой
кожаный кошель, отяжелевший разом на сто восемьдесят серебряных марок... Ну
что, все? Черта с два -- все!..
сгоревшего Ранкорнова дома так и не обнаружили. Командир дружины, который
лично руководил той ночной акцией, успокаивал хозяина: сруб большой, пол не
земляной, а дощатый, полыхало больше часа -- труп наверняка сгорел дотла,
такое случается сплошь и рядом. Молодой сеньор, однако, будучи -- как уже
говорено -- человеком не по годам осмотрительным, послал своих людей еще
Василенко Иван
Афанасьев Роман
Витковский Евгений
Шилова Юлия
Володихин Дмитрий
Грабб Джеф