разок обшарить пепелище... Тут-то и подтвердились наихудшие его опасения.
Оказалось, осмотрительность не чужда была и леснику, в жизни которого
хватало всяческих сюрпризов: из погреба у него вел наружу подземный лаз
длиною тридцать ярдов, на полу которого обнаружились недавние пятна крови --
одна из ночных стрел попала в цель.
что выстроенные по тревоге дружинники (парни оторви и выбрось) разом
покрылись гусиной кожей. -- Либо он, либо мы -- назад хода нету. Он пока
что, хвала Оромэ, отлеживается где-то в лесу. Если уйдет -- я покойник, но
вы -- все! -- умрете раньше меня, эт-то я вам обещаю...
успокоится, покуда не увидит труп Ранкорна собственными глазами. Следы
беглеца, ведущие в глубь леса, весь день читались хорошо и четко: тот даже
не пытался их маскировать, полагаясь, как видно, на то, что его уже не
числят среди живых. Правда, ближе к вечеру командир дружинников нашел в
кустах рядом со следовой дорожкой настороженный самострел... Вернее сказать,
сам-то самострел обнаружили чуть погодя, когда стрела уже сидела у командира
в животе по самое оперение. Пока дружинники базарили промеж собою, столпясь
вокруг раненого, невесть откуда прилетела вторая стрела, вонзившаяся в шею
еще одному из них. Но здесь Ранкорн сам себя выдал: его силуэт мелькнул
среди деревьев ярдах в тридцати чуть ниже по склону лощины, и уж тут-то они
всей ватагою ринулись вдогон по узкой прогалине между кустов орешника... Так
оно и было задумано -- чтоб все сразу и бегом, не глядя под ноги. В итоге в
ту ловчую яму угодили единым махом трое -- на такое он, признаться, даже не
рассчитывал; разбойнички Эгги-Пустельги, что мастерили это сооружение,
потрудились тогда на совесть -- восемь футов глубины, на дне колья,
вымазанные мясной гнилью, так что заражение крови гарантировано в любом
случае.
очень осторожными: двигались только попарно, а когда, прочесывая лес,
заметили наконец затаившегося в кустах Ранкорна, то не стали рисковать и тут
же изрешетили его стрелами с двадцатиярдовой дистанции. Увы, приблизившись
вплотную (в аккурат под удар пятисотфунтовой колоды, сорвавшейся из соседней
кроны), они обнаружили вместо вожделенного трупа сверток коры с одетыми на
него лохмотьями... Тут только лендлорд впервые осознал, что даже унести ноги
из "укрепрайона" шайки Эгги, куда их так ловко заманил этот окаянный вос,
будет весьма непросто: ночной лес вокруг них набит смертоносными ловушками,
а четверо тяжелораненых (это плюс к двоим убитым) начисто лишили отряд
мобильности. И еще он понял, что их подавляющий численный перевес при
создавшемся раскладе не имеет ровно никакого значения и вплоть до рассвета
роль дичи в этой охоте уготована им.
орешником, видимость -- ноль), но перебираться на другое было еще опаснее. О
том, чтоб зажечь костер, и не думали -- страшно не то что подсветиться, а
хотя бы подать голос; даже перевязывать раненых пришлось в кромешной
темноте, на ощупь. Стиснув луки и рукояти мечей, дружинники вглядывались и
вслушивались в безлунную ночь, без колебаний стреляя на любой шорох, на
любое шевеление в подымающемся от прелой листвы тумане. Кончилось тем, что
во втором часу ночи у кого-то сдали нервы и этот идиот с воплем "Босы!!!"
пустил стрелу в своего привставшего размять затекшие ноги соседа по цепи, а
потом, хрустя кустами, ринулся в глубь оборонительного кольца. Дальше
произошло самое страшное, что только может случиться в ночном бою: цепь
распалась и началась всеобщая паническая беготня во мраке со стрельбой
вслепую -- каждый против всех...
было: вышеупомянутый "кто-то", спровоцировавший своим выстрелом по товарищу
всеобщую неразбериху, был не кем иным, как самим Ранкорном. Пользуясь
темнотою, лесник завладел плащом одного из убитых (благо их-то никто не
сторожил), смешался с занимающими оборону дружинниками и принялся ждать.
Собственно говоря, всадить стрелу в спину лендлорда и, пользуясь неизбежною
сумятицей, беспрепятственно раствориться потом во тьме можно было уже тыщу
раз -- только не заслужил тот столь легкой участи, и у Ранкорна были иные
планы.
рассвело: оказалось, отряд недосчитался еще двух бойцов, но самое главное --
о ужас! -- бесследно пропал сам лендлорд. Полагая, что тот во время ночной
неразберихи отбился от своих и затаился в темноте (вообще-то это верное
решение: в лесу только полный дурак бросается бежать сломя голову --
нормальный человек сядет под куст и не пошевелится, пока об него не
споткнутся), дружинники ринулись прочесывать окрестности, аукая своего
господина. Нашли они его в паре миль от места схватки -- ориентируясь на
грай уже слетевшегося воронья. Молодой сеньор был привязан к дереву, а из
окровавленного рта его торчали отрезанные гениталии. "Хером подавился", --
злорадно шептались потом по деревням...
но с тем же успехом можно было бы ловить и лесное эхо. Дальнейшая карьера
королевского лесника, коему теперь не осталось иной дороги, кроме как в
разбойники, была совершенно стандартной; стандартным был и ее конец --
"сколь веревочка ни вейся, а совьешься ты в петлю". Раненный в схватке с
людьми харлондского шерифа и изломанный на дыбе Ранкорн должен был украсить
собою тамошнюю виселицу как раз в тот самый день, когда в город прибыл барон
Грагер, вербующий пополнение для изрядно поредевшего в боях Итилиенского
полка. "О!.. Этот мне подойдет", -- обронил барон с тем же примерно
выражением, с каким посетительница колбасной лавки тычет пальцем в
приглянувшийся ей кусок ветчины ("...И, пожалуйста, нарежьте"); шериф только
зубами скрипнул.
успешнее прочих -- и, как уж водится в таких случаях, пополнение получал в
самую последнюю очередь. Впрочем, с пополнениями вообще обстояло кисло (у
тех в Минас-Торите, кто перед войной громче всех витийствовал о
необходимости "раз и навсегда освободить Средиземье от Тьмы с Восхода",
как-то вдруг сразу обнаружилась масса неотложных дел по эту сторону Андуина,
простонародье же с самого начала видало эту самую Войну Кольца в гробу в
белых тапках), так что выговоренный некогда Фарамиром пункт по комплектации
полка -- "хотя бы и прямо из-под виселицы" -- приходилось теперь
использовать на всю катушку. Собственно говоря, "под виселицей" продолжал
ходить и сам Грагер, но в разгар войны тронуть фронтового офицера -- для
такого у судейских чернильниц Гондора просто были руки коротки.
в нечто напоминающее человека стоило полковому лекарю итилиенцев немалых
трудов, но знаменитый разбойник того стоил. Стрелять из лука так, как
прежде, Ранкорн больше не мог (изувеченный плечевой сустав навсегда потерял
подвижность), однако следопытом он остался отменным, а его опыт засад и иных
боевых действий в лесу был поистине бесценен. Войну он закончил в
сержантском чине, затем посильно поучаствовал под началом своего лейтенанта
в освобождении и возведении на итилиенский престол Фарамира и совсем уж было
собрался приняться за возведение собственного дома -- где-нибудь подальше от
людей, скажем, в долине Выдряного ручья... Тут-то рейнджера и пригласил Его
Высочество князь Итилиенский: не согласится ли тот сопровождать двоих его
гостей на Север, в Темнолесье?
части". "Мне и нужен такой, чтоб не на службе. А благотворительность тут ни
при чем, они готовы хорошо заплатить. Назови свою цену, сержант". "Сорок
серебряных марок", -- брякнул Ранкорн, просто чтоб от него отвязались. Но
жилистый крючконосый орк (он, как видно, был у тех за старшего) лишь кивнул:
"Идет", и принялся развязывать плетеный кошель с эльфийским узором; ну а уж
когда на столе возникла пригоршня разнообразного золота (Халаддина давно
занимало -- откуда у Элоара взялись вендотенийские ньянмы и квадратные ченги
с Полуденных архипелагов?), отыгрывать задний ход рейнджеру стало
неприлично.
подготовку похода к Дол-Гулдуру взял на себя Ранкорн. Правда, купленные для
них в поселке кожаные ичиги разведчик примерял с явной опаской (обуви без
твердой подошвы орокуэн решительно не доверял), но вот поняжка, которую
здесь используют вместо заплечного тюка, ему определенно пришлась по душе:
жесткий каркас из двух черемуховых дуг, соединенных на взаимозажим под углом
девяносто градусов (гнут черемуху свежей, только что срезанной, а засыхая,
она обретает твердость кости), позволяет нести угловатый стофунтовый груз,
не заботясь о том, как тот прилегает к спине.
перебраться из гостевых апартаментов Эмин-Арнена, отведенных им принцем, в
казарму Фарамировой личной охраны. "Я, сударь, человек простой и во всей
этой роскоши чувствую себя как муха в сметане: плохо и сметане, и мухе".
Назавтра он появился с изрядно заплывшим глазом, но вполне довольный собой:
оказалось, итилиенцы, наслышанные о подвигах сержанта в ночь освобождения
принца, раскрутили того на спарринг с двумя лучшими рукопашниками своего
полка. Одну схватку Цэрлэг выиграл, вторую проиграл (а может -- хватило ума
проиграть) -- к полному взаимоудовлетворению сторон; теперь даже открывшаяся
во время вечерних посиделок нелюбовь орокуэна к пиву встречала у рейнджеров
понимание: авторитетный мужик, в своем праве... А как там у вас?.. Кумыс? Ну
уж извиняй, не завезли... А как-то раз Халаддин заглянул в казарму к своему
спутнику и отметил, как при его появлении разом увял оживленный разговор на
всеобщем и воцарилось неловкое молчание: для крестьянских парней,
избавленных наконец от необходимости стрелять друг в дружку, высокоученый
доктор был сейчас лишь досадной помехой, начальством.
Бурых землях на андуинском левобережье. До водопадов Рэроса (это примерно
Суворов Виктор
Адамов Григорий
Херберт Фрэнк
Орлов Алекс
Афанасьев Роман
Жюль Верн