Благо я -- живое тому подтверждение.
ему вместо отца?
смогу.
из моих соратников по службе на Севере, некий Анакит, в пьяном виде
похвалялся приятелям, будто скоро станет богат, как Тингол; он, видишь ли,
располагает сведениями о неком легендарном мече, за которые кое-кто не
пожалеет никаких денег. Эти разговоры должны прекратиться немедленно.
никогда -- повторяю по складам: ни-ко-гда! -- не убиваю без крайней нужды.
Ясно?
которого иной собеседник покрылся бы ледяной корочкой.
с вами теперь в некотором смысле одно целое. Разрешите выполнять?
вошли и переметнувшиеся к победителям -- и "прощенные" ими -- вастаки)
выступила в поход, самым ярким событием которого стал случившийся 23 марта
мятеж вестфолдских рохирримов и лоссарнахских ополченцев, решительно не
понимавших, с какой стати они-то должны класть свои головы на чужбине за
Арагорнову корону? Беспощадно подавив волнения в войске, дунадан привел его
на Кормалленское поле, что в устье Мораннонского прохода, где и повстречал
то последнее, что смог наскрести по сусекам Мордор; тот ведь уже полностью
исчерпал резервы, вложив все, что имел, в удар Южной армии. Коалиция
победила, вернее сказать -- гондорцы, рохирримы и вастаки просто завалили
мораннонские укрепления своими трупами; эльфы, как обычно, вступили в
сражение, когда дело уже было сделано. Потери победителей в той битве
оказались столь велики, что пришлось спешно сочинить легенду о якобы
противостоявшей им колоссальной армии Восхода. Мордорцы полегли там все,
включая короля Саурона; тот бился в конном строю своей лейб-гвардии в
простом капитанском плаще, так что его труп даже не был опознан. О
дальнейших действиях Коалиции летописи Закатных стран повествуют более чем
лаконично, ибо резня, учиненная победителями внутри Мордора, была чудовищной
даже по меркам того, не слишком гуманного, времени.
мелочи, что эльфам, разумеется, и в голову не пришло возвращать Зеркало), и
мордорская цивилизация прекратила свое существование. Однако маги Белого
Совета как-то упустили из виду одно обстоятельство, а именно: в Мире
существует Некто, ужасно не любящий полных побед и всякого рода
"окончательных решений", и выказать эту свою неприязнь он может самыми
невероятными способами. Вот и сейчас, равнодушно оглядывая побежденных --
весь этот мусор, выброшенный на берег отгремевшей бурей, -- означенный Некто
вдруг задержал свой взор на паре бойцов не существующей более Южной армии,
затерявшихся среди барханов Мордорской пустыни.
лопухи, они будут ждать гостей именно по темноте. А Полевой устав чему нас
учит, доктор? -- приподнял палец Цэрлэг. -- Правильно -- "делай обратное
тому, что ожидает противник". Короче говоря, до моего сигнала с места ни
ногой, а ежели я, упаси Единый, засыплюсь, то в особенности. Ясно?
рощицами белого саксаула по отлогим ложбинам меж невысоких взлобков,
заросших песчаной осочкой и кандымом. Кочевье -- три юрты, поставленных
треугольником входами к его центру, -- располагалось в укрытой от ветра
овальной котловинке приблизительно в полутора сотнях ярдов от их укрытия,
так что видно все было как на ладони. За час наблюдения Цэрлэг не отметил
вокруг ни малейшего подозрительного движения; впрочем, не-подозрительных
движений не было тоже -- кочевье казалось вымершим. Все это было очень
странно, однако надо было на что-то решаться.
как разведчик в своей бурой накидке буквально потек вдоль почти неразличимых
складок рельефа. Вообще-то, конечно, тот был прав: единственное, чем тут мог
помочь военлекарь, -- это просто не путаться под ногами у профессионала...
Так-то оно так, но отсиживаться в укрытии, когда товарищ в двух шагах от
тебя рискует головой, не слишком приятно. Он еще раз обвел взором линию
горизонта и с изумлением обнаружил, что сержант тем временем бесследно
исчез. Мистика; в пору поверить, будто тот обернулся ящерицей-круглоголовкой
и провалился сквозь песок, как она умеет, а может (и это вернее), заскользил
вперед крохотной смертоносной змейкой -- песчаной эфой. Более получаса
доктор до рези в глазах вглядывался в окружающие кочевье холмы, пока не
увидал вдруг Цэрлэга стоящим в полный рост прямо между юртами.
физическое наслаждение: каждая его жилка, находившаяся до того в напряжении,
теперь блаженно отмякала, а мир, обесцвеченный адреналином, вновь обретал
свои краски. Выбравшись из ямки под накренившимся почти до земли саксаулом,
Халаддин легко вскинул на плечо тюк с барахлом и зашагал вперед, внимательно
глядя себе под ноги -- склон был сплошь изрыт норами песчанок. Спустившись
почти до подножия, он поднял наконец глаза -- и тут только сообразил: что-то
неладно, и здорово неладно. Уж больно странно вел себя орокуэн: постоял
некоторое время на пороге левой юрты и, не заходя внутрь, побрел к
следующей; именно побрел -- походка сержанта отчего-то утратила всегдашнюю
упругость. Противоестественную тишину, затопившую котловину, нарушал
какой-то едва слышный пульсирующий гул -- будто бы мелкая кольцевая рябь
дрожит на маслянистой поверхности болотной воды... И тогда он вдруг разом
понял все. ибо узнал в этом звуке слитное гудение мириадов мясных мух.
взрослых и шести детей -- за минуту не выкопаешь; надо было спешить, а
заступ они нашли всего один, так что работать приходилось посменно.
Халаддин, углубившийся примерно по пояс, поднял взгляд на подошедшего
Цэрлэга.
Хочу кое-что проверить.
следы крови.
поглядывать. Сигнал -- свистом, длинный и два коротких.
призывно махнул рукой с маленькой дюны, рядом с которой начиналась ведущая в
сторону тракта тропка, и скрылся за ее гребнем. Последовав за ним, Халаддин
нашел разведчика присевшим на корточки перед каким-то округлым темным
предметом; лишь подойдя почти вплотную, он сообразил, что это голова
закопанного по шею человека, и человек этот, похоже, еще жив. В нескольких
дюймах от его губ -- так, чтобы нельзя было дотянуться, -- стояла глиняная
плошка с остатками воды.
стадия обезвоживания только началась. Хвала Единому -- нет солнечных ожогов.
помер: крепко, видать, они на него обиделись... Можно его напоить?
догадался?..
закопанного свою кожаную флягу. Тот дернулся и начал судорожно глотать,
однако его приоткрывшиеся глаза остались мутны и безжизненны.
сразу. Ну-ка, давай вытащим его наружу: тут все рыхлое, так что обойдемся
без лопаты... Взялись?..
"Три-четыре!.." -- выдернули его, как морковку из грядки. "Т-твою-то
мать!.." -- с чувством произнес орокуэн, стиснув рукоять ятагана: песчаные
потоки разом стекли с одежды спасенного, открывши их изумленным взорам
зеленый камзол гондорского офицера.
ничуть не повлияло, и минут через десять пленник уже был, по выражению
Цэрлэга, "пригоден к употреблению". Муть, заполнявшая его серые глаза,
растаяла, и теперь они глядели твердо и чуть насмешливо. Скользнув взглядом
по обмундированию "спасителей", он в полной мере оценил свое положение и
представился, к немалому их удивлению, на правильном орокуэнском, хотя и с
акцентом: