что у него зашатался первый зуб, а молодые охотники - это было гораздо
огорчительнее - все чаще оттесняют его от лакомых кусков при дележе
добычи, и понял, что недолго осталось ему пребывать в кругу вожаков
орды, память о паническом бегстве и предостерегающая пантомима слились
и окаменели в непреложный закон. Ищи добычу в кустарнике вокруг
поляны, и ты найдешь ее, но никогда не переступай заветную границу по
гребню холма, не приближайся к месту, где царит То! Горе и ужас
ожидают нарушившего эту заповедь!
Закон лишь ускорил это, содействовал их трагической судьбе, ибо был
настолько силен, что они не посмели переступить заветную черту даже в
минуту смертельной опасности. Когда с севера в эти места неожиданно
ворвалось свирепое племя красных охотников и окружило орду Ваи
полукольцом, прижав ее к поляне, на которой высилось То, аборигены все
до единого пали от каменных топоров и копий более развитых врагов, так
и не отважившись перешагнуть границу, чтобы спастись бегством. И Дау,
Первый среди красных охотников, с мрачным удовольствием наблюдал с
вершины соседнего холма за кровавым побоищем, которое творили его
воины.
предыдущего Первого и стал предводителем красных охотников, ему
удавалось все. Власть Первого, Кто Берет Добычу, - в повседневной речи
его звали Первым, - была неограниченной. Ему принадлежал самый лучший
кусок, самая красивая женщина племени, самое сухое место под деревом
во время дождя, все самое лучшее. Даже нет нужды перечислять, в чем он
был Первым, ибо он сам определял это и решал в зависимости от своей
прихоти или желания. С некоторого времени, однако, в глубинах рассудка
Дау начало зреть сознание того, что все это будет продолжаться лишь до
тех пор, пока кто-то из его охотников не поступит точно так же, как он
поступил со своим предшественником. Тревога росла, но он страшился
поделиться ею с кем бы то ни было.
но абсолютно разные ступеньки жизни. И Дау жестокостью и жадностью
старался подавить в себе тревогу, мучившую все настойчивей. Он
подозревал, что уже сейчас среди его охотников бродит будущий Первый,
хоть пока, вероятно, даже сам того не знает. Но настанет роковой день,
непременно настанет, ибо это точно такой же закон, как смена суток,
которые пододвигают его вое ближе и ближе. Для красных охотников
понятие времени уже не было столь непостижимым, как для звероподобных
собратьев Ваи; слова уже послушно им служили; они даже любили
поболтать, ведь мир, выражаемый словами, как бы заново раскрывает
перед тобою свои чудеса. Так, Дау был вполне способен задуматься над
тем, почему этот страх не появлялся в нем прежде. Ведь еще к день
победы он знал, должен был знать, что однажды ему тоже суждено стать
побежденным. На свой вопрос, однако, он не находил ответа, и эта
безысходность заставляла мрачнеть день ото дня.
пока охотников не мучит голод, они не восстанут против него. А в
беспрерывных боях, может быть, погибнет и тот, кто должен прийти
вместо него. Неизбежность того, что новый Первый, который сменит его,
явится непременно, Дау постичь еще не умел. Не задумывался он и над
тем, что именно его страх перед судьбой гнал красных охотников с
одного места на другое. Вести свое племя вперед и вперед, из одной
долины в другую, из одного боя в другой, в каждом демонстрируя свою
непобедимость, такова была его цель. И, пока продолжалась эта гонка,
Дау отгонял тяжелые предчувствия.
сражались с другими племенами, равными им по уровню сознания. Двигаясь
на юг, в зоне тропических лесов они вскоре встретили орду лесных
обитателей, схожих с соплеменниками Ваи. Следующим открытием для
охотников было то, что мясо родственников, более отсталых по развитию,
ничуть не хуже другого, а добывать его легче, чем мясо зверей. Против
копий с каменными остриями кривые дубинки лесных обитателей устоять не
могли, и после каждой кровавой бойни, насытившись мясом врагов до
отвала, охотники с удовлетворением думали о том, что о таком раздолье
оставшиеся на севере племена не могли даже и мечтать. Возможно, через
несколько лет и другие вожди поведут охотников по этой тропе, не
находя иного способа избавиться от междоусобной резни и кровожадных
соседей, но Дау заслужил по праву звание Первого - именно он ринулся
на юг, увлекаемый страхом, причину которого мы уже знаем.
было одним из самых отвратительных, но неизбежных периодов на пути
естественного отбора, редко оказывавшемся прямым и гладким. Изобилие
мяса делало охотников сильнее, будило в них желание еще более кровавых
подвигов, а костный мозг, который они высасывали, был полезен для
развития их собственных мозгов. Мрачный, жестокий век; единственным
оправданием красных охотников было то, что они ни на мгновение не
отдавали себе отчета в том, что творят зло. Они внимали голосу
страстей и инстинктов, а те гнали их дальше и дальше к югу, и,
прочесывая беспощадным гребнем лесную полосу в двадцать-тридцать
километров шириной, охотники рвались к новым победам, к новым кровавым
пиршествам.
подыхали огни костров, охотники наедались впрок, до потери сознания.
Даже угрюмость Дау смягчилась при виде воинов в звериных шкурах,
возлежавших вокруг костров. Они сильны, о как они сильны! И непобедимы
в схватке, ни одна орда лесных жителей не может перед ними устоять. И
поверни теперь он свое войско назад, в земли отцов, то одержал бы
победу над всеми, кто остался там. Но радость Дау была недолговечной.
В разгаре ликования его вновь уколол, словно колючка в зарослях
кустарника, тайный страх, вроде бы похороненный навсегда.
камней? Мад силен, но глуп. Оро хитер, но слаб, а Эор скромен и
молчалив. Это он вытачивает лучшие наконечники и ножи, это он
придумывает самые хитроумные планы охоты, которые приносят успех; если
он заговорит, а это случается нечасто, охотники умолкают, слушая его.
Вот где беда, большая беда! Преемником будет Эор, только он...
Впрочем, быть может, и нет... Эора интересуют только камни; дни
напролет он точит и выглаживает наконечники для копий, а если
прерывает свое занятие, то сидит, как изваяние, устремив взгляд
куда-то вдаль...
Эор, только буен и непостоянен, хватается за многое, но ничего не
доводит до конца. Неукротим и храбр, в бою первым бросается на врага,
а убивая, рычит, как дикий зверь, но в любую минуту готов схватить за
горло своего же сородича, необуздан и свиреп. Нет, охотники не захотят
иметь Рэ своим предводителем; если попробует вызвать Первого на
поединок, другие убьют его прежде, чем он выйдет в смертельный круг.
Но тогда кто же? Уж не Гаим ли? Его и Рэ родила одна мать; тонкий,
упругий как лоза, глаза, как у хищника в засаде, горят зеленым огнем.
Правда, пока еще соплив; Дау может задушить его как щенка, у костра,
где греется Гаим, с ним рядом всегда торчат Нуг и Тиак; пройдет
несколько лет, и эти юноши превратятся в могучих охотников.
всякий раз, прийти в ярость. Юму был сыном предыдущего Первого. В тот
день, когда Дау убил его отца, он был, правда, еще голопузым
мальчишкой без имени, как и его младший брат Тиак. Отпрыски
поверженного предводителя, у которого Дау отнял жизнь и власть... Став
Первым, Дау из всех жен убитого взял себе в наложницы только Таму,
мать Юму. Конечно, Ла была моложе и соблазнительнее, но, поняв, что ее
ожидает, Ла схватила в охапку Тиака, визжавшего в тисках материнского
объятия, и убежала в джунгли, не разбирая дороги. Она никогда уже не
вернулась к кострам племени, а когда некоторое время спустя Дау узнал
среди детей, окружавших Яду, жену Эора, - теперь ее уже не было в
живых, - маленького Тиака, только-только начавшего ходить, он посчитал
ниже своего достоинства требовать объяснений. В те дни Тама кормила
грудью Ко, рожденного от него, Дау, а Юму, остававшийся при матери,
прошел уже через первую порцию побоев, которые должны были объяснить
этому волчонку, если он не глуп, что новый предводитель терпит его на
белом свете только ради Тамы, его родившей. Нет, ногу он переломал ему
не тогда, а годом или двумя позже. Одно воспоминание об этом эпизоде
подхлестнуло его гнев. Красные охотники не отличались
сентиментальностью и еще менее преданы были памяти старого вождя,
которого победил Дау. Просто они считали неразумным убивать мальчика,
который со временем должен стать для своего племени добрым охотником.
Кроме того, они опасались: если Дау, придушив Юму, почувствует вкус к
детоубийству, поплатиться собственными детьми придется и прочим. И
когда однажды Юму уже почти без признаков жизни висел в лапах Дау,
кровожадного и мстительного отчима, все племя - правда, в первый и в
последний раз, - ополчилось на своего вожака.
бессилен против толпы женщин. Он швырнул им в руки бездыханное тельце
мальчика и с угрожающим рычанием удалился в заросли. Кроме того, Яда,
первая среди женщин, как он среди мужчин, взяла Юму под свое
покровительство. Старая, умная и неустрашимая Яда, которая пережила
двух мужей и незадолго до выздоровления Юму вышла замуж в третий раз,
приняв в свои объятия Эора, который был намного моложе ее. Образовался
грозный триумвират, ничего хорошего Дау не обещавший, - Эор, Юму и
Тиак, да еще под крылышком Яды; к счастью для него, Яда вскоре умерла,