успели очухаться от действия отводящей глаза магии, или свернуть шею этим
дозорным. Причем для второго способа нужен был хотя бы самый завалящий
Мастер под рукой, на худой конец - ученик второй ступени, Подмастерье,
потому что простому воину гвэлты не позволят взобраться на утесы, где сидят
их дозорные. Размажут по склону лавиной камней, и вся недолга. А после будут
плясать на трупе врага ритуальные танцы. Что самое интересное, свои жертвы
гвэлты не поедали, и вообще было неизвестно, чем они питаются. Может,
камнями?
защитой какой-либо магии, даже если эта магия исходила от Наместника. Не
очень-то приятно бывалому воину ощущать свое бессилие перед врагами, которых
невозможно приласкать верным мечом... Как эрсеркер, она могла в некоторой
степени противостоять чужой магии, но сама к действенным заклинаниям была
неспособна, только к простейшим. Не дал Истинный Свет таланта, давно
похоронена мечта юности стать полноценной магичкой...
усталости. Зверь у нее был отличный, сама отбирала из стаи сопливчиков,
растила, воспитывала. Вот и вышел выносливым, быстрым и сообразительным.
Шалун не боялся ни пронзительных криков, специально предназначенных для
распугивания недостаточно тренированных дракхов противника, на которые были
большими мастерами старые вояки, ни блеска стали, не обращал также внимания
на запах крови. Последнего добиваться особенно непросто, ведь по природе
своей дракхи как были хищниками, так и остались, сколько их ни разводи в
"мирных" условиях на лебсе, да на воде, и норовили самочинно влезть в любую
драку, где едва запахнет кровью...
вовсе стал резвее резвого. Ничего удивительного - ишь как чаре косится на ее
Шалуна, клыки белые скалит, дай волю, разорвет в клочья и сожрет, если не
подавится. Что вполне может статься - ведь Черный в полтора раза крупнее
обычных серых дракхов... Небывалое дело, если подумать - чаре, кровный зверь
дал-роктов, и оседлан чужаком из земель неизведанных. Не могла припомнить
Онни такого случая, а стычек с Вестниками за годы ее жизни случалось немало,
и если верх брали хаа-кины, то звери серолицых бились до смерти даже после
гибели своих хозяев. И столь страшны они были в битве, что... В общем, детей
у хасков ими пугали. Вот не будешь слушаться, придет Черный, огнем
плюющийся, схватит огромными клыками и унесет тебя к дал-роктам в Темные
гробницы, и превратят они тебя в созданье ночи, раба-парда Владыки Колдэна.
Страшно? Ну, взрослым, понятное дело, уже не так страшно, выросли из детских
штанишек, а шалопаям малолетним все же страшновато, и из штанишек они от
этих слов прямо-таки выскакивают...
О детских страшилках, когда город ее почти что родной, где значительную
часть жизни прожила, от дал-роктов, возможно, изо всех сил отбивается, и
ночь для него эта - последняя... Ее лицо чуть заметно напряглось. Нет. Прочь
тревожные мысли. Не дадут маги такому поганому делу случиться. Гилсвери с
энвентами своими, Кетрамом Пламебородым да Олсеном Желтоглазым, не позволит
себя одолеть, сила у них немалая. Только на это и надежда.
если и появятся, то попугают горожан да в сторону отвернут, город в покое
оставят. Ведь чужак, который им потребен, - вот он, с ней скачет... тот
самый, который голыми руками ловчего мага утихомирил... Все-таки верилось в
это с трудом. Драхубом у хааскинов тоже пугали детей, лет этак сотни с две.
Что же это получается? Грозная живая легенда была походя прикончена
засферником? Да уж... Может, вот такому и будет по силам исполнить
Пророчество Зверя... Думать об этом и то боязно, но надежда в сердце живет,
как живет она в сердце каждого хааскина, корда, серого адалая и прочих
Светом живущих хасков, - что им еще осталось, кроме надежды... И если этот
чужак тот, чье истинное имя Онни и произносить-то про себя пока не будет, то
она постарается сделать все, чтобы доставить его к Кругу, все, что в ее
силах, и только смерть может остановить ее... Если же и этот засферник в
Круге прахом ляжет, как и сотни до него, то не будет в том ее вины. Главное
-довезти. Не повторить ошибки, как с Остином...
засферник со своим чертовым сиг... сгла... сглайзером, язык сломаешь, пока
выговоришь, Стерегущего на него нет... Думала, что уже все и забыла, что все
быльем поросло и пеплом в памяти развеялось... ведь... сколько? Да уж
четырнадцать лет минуло... А сердечко, оказывается, помнит, ишь как зашлось,
неладное... Словно распахнулась замурованная дверка, выпустив наружу
нежданные, непрошеные, ненужные чувства, ох какие ненужные... Остин, Остин,
боль сердечная, боль давняя, застарелая, память юности далекой... Никого так
больше в жизни не любила, против Наместника готова была пойти... Какая яркая
картинка... Как живой, словно вчера только расстались... Ясные синие глаза,
светлый непокорный чуб... И озорная улыбка... Никто так не умел улыбаться,
как Остин, - нежно и лукаво одновременно. Ох, как же больно... Вот
проклятый... И музыка его такая же - яркая, страшная, небывалая сказка
наяву... Сказал бы кто, не поверила бы, пока сама не увидела, что такая
музыка, с картинками, может существовать... Самый искусный маг вряд ли такое
сотворит, столь совершенную иллюзию... И эта история про влюбленных...
недаром так рану разбередила... И Наместник тоже хорош, ни словом не
обмолвился, о ком его чужак расспрашивал, а ведь должен был, ведь это ее
касается, да еще как... Чертов Наместник, Причастия на него нет... Только в
постели ласковый, а как дела касается, так норовит мужику перепоручить, не
доверяет женщинам, не верит, что они могут быть способнее мужчин,
недоговаривает... доказывать уже устала, что не хуже других, делом
доказывать... Впрочем, на этот раз он послал именно ее. А ведь и у самого
Наместника имелась боль давняя, тоже когда-то жену потерял, которую любил до
беспамятства... Сама Онни не видела, но от стариков слыхать доводилось (не
при ее короткой жизни это произошло, ведь Гилсвери уже второй век доживал).
Пенетой его суженую звали. Сгинула не где-нибудь, а в Кругу Причастия,
понесла ее туда нелегкая правды искать да спасения для мира Хабуса... Да
только не принял ее Круг. Отторг и уничтожил, в прах развеял.
она ему ту, прежнюю, напоминала... Чертова любовь. Сколько судеб она
сломала, сколько страданий принесла. И на что ее Создатель придумал? Худшего
испытания не вообразишь. У чужака - и то, похоже, те же проблемы. Вот ведь
как ответил: "Да. Я и сейчас... еще люблю". А голос - прямо неживой. Лицо
враз окаменело, а в глазах - тщательно скрываемая и все-таки прорывающаяся
наружу боль, Онни сумела это увидеть, ощутив в тот момент некоторую
родственность их душ... и даже испытав к нему что-то вроде сочувствия. Куда
ни ткни, кругом сплошные страдания, прописанные людям с Сотворения мира...
будто нельзя, не суждено никому прожить жизнь в мире и согласии. Словно
висит неугасимое проклятие на всем роде человеческом...
отделившегося от нее всадника в форме крепостного стражника, пустившегося во
всю прыть вперед, и отбросила мысли о личных проблемах до более подходящего
времени. Ловкий парнишка этот стражник, сообразительный. Надо будет его
перед подвоеводой отметить.
взгляде на нее глаза молодого караульщика, совсем еще пацана с виду, как
дерзко пялится он на ее грудь. Словно кожаного, защищенного стальными
поперечными пластинами ксомоха на теле и нет вовсе, а едет она, сотница,
голой. Совсем ошалел этот сопляк, что ли, всего десять дней пробыв без
женщин? За кого он ее принимает? Может, по зубам пару раз треснуть, чтобы
морду отвернул? Стерегущего на него нет, вот что... Или Наместника... Тот
ему цвет лица вместе с кожей враз бы поменял за один такой взгляд...
поприветствовал караульщик взволнованным тенором. - Что заставило тебя в
этот час оказаться здесь, никак в Сияющем что случилось?
самодовольной улыбкой похлопал по груди, словно и не Наместник вовсе, а сам
он сотворил этот горный амулет. - Где ему еще быть!
засферник. - Мы уже достигли границы макора?
понятным общий смысл его слов, но их звучание коробило слух. А еще в этом
голосе звучала сила, которой хотелось противиться. Испытанное ею совсем
недавно мимолетное родство их душ исчезло, уступи, место неприязни.
Как-никак именно чужак оказался виновником неприятных воспоминаний, ранящих
сердце.
охранные амулеты, чтобы проехать это ущелье.
Никсард, помнишь? Можно Элиот. Первое - родовое, второе - личное.
напрягать голосовые связки. Да и зачем стараться для чужака, которому,
скорее всего, суждено умереть. И чем меньше она с ним будет общаться, тем
спокойнее эту смерть воспримет. И тем быстрее, кстати, забудет про эту штуку
у него на виске, после приобщения к которой ее одолевало странное желание
попросить ее еще раз - ну не стыдоба ли? Глядишь, так скоро совсем
безвольной станет.
караульщику: - В караулке кто остался, воин?
пренебрежительно глянул на хальда: - Напарник. А тебе что с того?
своего напарника об опасности. Дал-рокты на хвосте висят. Не слишком-то вы с
Флинт Эрик
Лукьяненко Сергей
Соломатина Татьяна
Шилова Юлия
Сапковский Анджей
Лукин Евгений