Чтение 7–й страницы книги ~Звездный гамбит~

безответные призывы о помощи - и все это было рассеяно, растворено во
времени.

Время.

Время, быстро текущее здесь и медленно ползущее в космосе, где оно
подчинено скорости кораблей и планет. Обманчивое, изменчивое время,
разрушитель информации, время, которое преобразует живой человеческий
голос в безликий ослабленный звук, теряющийся среди взрывов звезд и шепота
частиц, прилетевших из иных галактик после миллионнолетнего пути.

Время.

Каждый корабль, каждая планета, каждая звезда, каждый кусок Вселенной
живет со своей скоростью, по своему собственному времени. Только
трансрадио спорило со временем и бросало вызов пространству. Оно позволяло
с минимальными затратами энергии связываться с любым телом в космосе,
используя иные измерения.

Принцип его работы не отличался от принципа работы звездолетов, но
воплощение было более примитивным.

Звездолеты не могли летать со скоростями, превышающими скорость света,
но в пространстве существовали иные пути, куда более короткие, чем те,
которые наблюдались в оптические телескопы. Корабли проходили через
подпространство и сокращали путешествие до одного года вместо ста лет
обычного полета. Но чем короче был путь, тем тяжелее проходил перелет. Чем
сложнее выбиралась траектория полета, тем больше изменялись корабли, и
иногда их приходилось просто-напросто уничтожать. Ученые рассчитали
безопасные границы. И пути, ведущие от одной звезды к другой, оставались,
несмотря на сокращение, довольно значительными. Для трансрадио проблем
необратимых искажений не существовало. Оно использовало кратчайшие пути
подпространства. Послание могло исказиться, часть информации - исчезнуть,
но, если его содержание оставалось понятным в момент приема, всех это
устраивало.

Трансрадио позволяло осуществить контакт между временами разной
продолжительности: между временем планеты и временем стартовавшего с нее
звездолета или временами планет, вращающихся вокруг разных солнц каждая со
своей скоростью.

Поэтому искажались голоса. Минута на приближающемся, начавшем
торможение корабле равнялась трем минутам на Даркии, и голос становился
густым, медленным, утробным и тянулся, как жидкое тесто.

Хорошо различались голоса из тех точек Вселенной, где время было
сравнимо со временем Даркии. А в посланиях со звездолетов слова порой
растягивались на часы, и прием длился неделями, если не месяцами.
Существовали специальные меры, чтобы обходить такого рода препятствия.
Корабль-передатчик мог записать свое сообщение в ускоренном виде и послать
его в пространство. Но иногда и эти хитрости не помогали, и тогда вступала
в действие аппаратура, которая слушала хрип, доносившийся из космоса, и
преобразовывала его в обычные голоса.

Время.

Блуждая по порту, Алган на каждом шагу видел печать времени. И в
глубине души он сознавал, что человек уже приступил к освоению времени так
же, как он когда-то начинал освоение пространства.

Поднимаясь к куполу, он понимал, что через месяц на Даркии от него не
останется и следа, если не считать растянутого голоса его корабля, который
будут ловить антенны космопорта.

3. ДОРОГАМИ КОСМОСА

Алган закрыл глаза и попытался расслабиться. Но его пальцы невольно
сжали подлокотники кресла до белизны в костяшках. Его ждало тяжелое
испытание - первое путешествие в космос. Он должен был совершить прыжок в
далекое пространство. Прыжок к звездам. Он открыл глаза и обвел взглядом
зал. Все выглядело как обычно - в креслах сидели люди, только черты их
бледных лиц заострились, и они старались не замечать друг друга.

Алган повернул голову и посмотрел на своего соседа - широкоплечего
молодого человека. Лицо его побелело, несмотря на сильный загар. Губы
что-то шептали. Неужели он молился?

На громадном экране, похожем на окно, чернел массивный контур
диспетчерской башни. Чей-то спокойный, скучающий голос бубнил цифры и
буквы, отчетливо произнося каждый слог. Алган знал, что теперь ему долго
не придется слышать голос человека Даркии, Он удивился, что не придает
этому особого значения. Потом заметил, что дрожит от едва сдерживаемого
возбуждения. Он отправлялся в путь. Алган всегда любил момент расставания
с прошлым. А этот старт ничем не отличался от старта любого глиссера из
морского порта.

Ведь могло случиться и так, что ему понравятся те новые миры, которые
он откроет. Но он предчувствовал, что его отношение к ним будет иным, чем
у галактиан и даже людей Бетельгейзе. Первые глядели на мир свысока и с
презрением. Одна планета стоила другой, а одна эпоха напоминала другую.
Они ценили лишь тот клочок земли, на котором жили в данный момент, тот
воздух, которым дышали в данное мгновенье, и только те секунды, которые
были их настоящим. У бетельгейзиан отношение ко всему было другим - они
напоминали хозяев, заботящихся о том, чтобы поднять стоимость своих
земель, хотя заведомо знали, что никогда не посетят их. И те, и другие
сознательно не замечали безбрежности космоса. Протяженность космоса
представлялась им как дискретный набор задач, которые надо решить одну за
одной.

Над экраном вспыхнула красная лампочка. Очертания башни размыло.
Лампочка погасла. Ни грохота, ни малейшей вибрации. Алгана не вжало в
жесткое кресло, он не услышал рева двигателей и скрежета металла. Только
сменился голос, который с той же монотонностью чеканил слова, перечисляя
цифры.

Корабль стартовал. Звездолет пересек границы атмосферы, и на экране
холодным неподвижным огнем засияли звезды...

Алган встал и с осторожностью двинулся по проходу, ощущая в сердце
сосущее чувство тоски: сила тяжести здесь была на треть меньше той, к
которой он привык за тридцать два года скитаний по Даркии. Отныне ему
суждено жить в этих условиях - такая сила тяжести была принята на всех
кораблях Галактики.

Он приблизился к экрану, повернулся лицом к сидящим в креслах людям и
спросил:

- Кто знает, к какой звезде мы летим?

Ответом ему было подавленное молчание.

Алган уселся и обвел взглядом тех троих, что делили с ним небольшую
каюту с голыми стальными стенами, - Пейна, старого космического волка с
изъеденным морщинами лицом, Сарлана, рыжеволосого молодого человека, его
соседа в момент старта, и приземистого крепыша с бычьей шеей и крохотными
глазками, чьего имени он не знал. Они выглядели неплохими ребятами, а двое
последних во всем пытались копировать Пейна, упорно стремясь отвести
взгляд от экрана, на котором чернела пустота с редкими блестками звезд.

- К какой звезде мы летим? - переспросил Алган.

Пейн засмеялся.

- Уже дрожишь, Жерг? Наслушался историй про жутких чудищ, которые
населяют далекие планеты. Через пару лет станете жалеть, что их было
маловато на вашем пути.

- А какое это имеет значение для нас? - скучным голосом пробормотал
Сарлан. - Один мир или другой. В нашем положении...

Невысокий крепыш промолчал.

- Мы летим к центру Галактики, - сказал Пейн. - Там самая высокая
плотность звездных систем и больше шансов наткнуться на подходящую для
человека планету.

- Почему бы нам не глотнуть чего-нибудь покрепче? - неуверенно спросил
Сарлан.

Пейн открыл шкафчик и извлек бутылку и стаканы.

- За старт, - предложил Алган.

Они молча выпили, избегая смотреть друг на друга. Их глаза скользили по
блестящим стенам каюты, а лица выражали неуверенность.

Пейн усмехнулся.

- Не думайте, что будете жить в этой клетке целую вечность.

Он тронул клавиши переключателя. Свет погас. Кто-то уронил свой стакан,
и тот запрыгал на упругом полу, словно мяч. Алган отступил на шаг, уперся
спиной о металлическую перегородку и выбросил вперед руки, опасаясь
нападения. Его зрачки расширились, пытаясь уловить хоть малейший свет. Но
вокруг была беспросветная тьма. Тишину разрывало лишь свистящее дыхание
соседей по каюте. Алган напрягся - в нем проснулись древние инстинкты,
древние страхи и древнее умение преодолевать их.

Затем посветлело. Холодный голубоватый свет постепенно усилился и стал
ровным, обрисовав зыбкие контуры теней, тел, заиграл на зубах, глазах,
металлических застежках.

Подул сильный ветер. Они пробуждались от сна в необъятном лесу. Над
головой вековые деревья играли изумрудной листвой. Где-то за кустами
журчал невидимый источник.

Алган обернулся. Его пальцы ощупали холодную стену. Они были пленниками
в стальной клетке, и их окружал нескончаемый нереальный лес.

- Значит все, что рассказывают о звездолетах, правда, - проговорил он.

- Ничего не бойтесь, - улыбнулся Пейн. Он нагнулся и запустил руку в
траву. Она прошла сквозь изображение и нащупала стакан.

- Не бойтесь ничего, - повторил Пейн. - Это обычная техника. Я
специально не предупредил вас, чтобы эффект был разительней. Пустую
холодную каюту можно превратить во что угодно - в горы, леса, моря,