Ледяной телескоп
1
ему. Все задавал какие-то странные вопросы: на ходу ли мой автомобиль,
умею ли я плавать, не занят ли буду завтра утром. Я спросил, чем же в
конце концов могу быть полезен. Он забормотал, что-де так сразу всего и не
расскажешь, тем более о чем говорить, если помочь я не согласен... И вдруг
спокойно так предлагает: если я ему помогу, он принесет мне алмаз
величиной с арбуз. Ну что на это скажешь? Я нагрубил ему. Пообещал надрать
ему уши, если он позвонит еще. И лег спать.
Станислава. Дядя занимался археологическими исследованиями где-то в
Хорезмском оазисе и много лет у нас не появлялся. И вот накануне я получил
от него письмо-телеграмму с предложением во время моих студенческих
каникул принять участие в экспедиции - в поиске развалин какого-то
занесенного песками замка Шемаха-Гелин. О своем согласии я и должен был
сообщить ему по телефону.
веки, телефон зазвонил опять. "Наконец-то дядя Станислав!" - подумал я и
вскочил с постели.
Послушайте, не будьте так наивны и упрямы. Если вы согласитесь мне помочь,
я сейчас же принесу вам то, о чем упоминал. Итак, вы решились?
преодолевая сонную хрипотцу, и закашлялся.
не просто какое-нибудь шутейное надувательство, я сказал!
на минуту должен позвонить дядя Станислав. И мне, наверное, срочно
придется выехать на ту сторону Каракумов.
экспедиции... - не то вспоминая, не то о чем-то раздумывая, сказал он.
Голос его отдалился, он с кем-то стал разговаривать вдалеке от трубки.
Насколько я уловил из обрывков долетавших до меня фраз, речь шла о том,
что я вроде бы не знаю древнегреческого алфавита, а кто-то самонадеян...
Понять что-либо определенное из этого вздора было невозможно.
Долго ворочался с боку на бок. Сон не возвращался. Я лежал с открытыми
глазами и думал, вспоминал, что мне известно о Кобальском.
голографией. Один из приятелей как раз на днях говорил мне, что Кобальский
сделал какое-то эпохальное открытие. Я, как и многие другие, этим устным
сведениям о какой-то голографии серьезного значения не придавал.
Я, словно оглушенный, тупо слушал далекий телефонный трезвон и не
поднимался. Скоро телефон звонить перестал...
2
так и не отозвался.
утро. Я вскочил с постели, выбежал в прихожую.
меня на миг даже возникло опасение: сможет ли он протиснуться в дверь. Его
обтягивал зеленый в белую полоску костюм - сам по себе обширный, но тесный
для своего владельца.
в два раза выше меня!..
шумно распинывая в прихожей обувь. - Ух, устал!.. А дома никого? Один!
Спешу, Максим. Спешу, как мелкий бес на шабаш. В Хорезм, в Хорезм!..
некоторое время смутили и даже разочаровали меня. Размышляя о его почти
квадратной фигуре и о неимоверных складках на загривке, я следовал за ним.
Дядя погрузился в хилое, жалобно заскрипевшее кресло.
хлопнул он по подлокотникам широченными ладонями. - Двенадцать лет ведь не
видались? Как хоть вы тут живете?
матерью позавчера к тете Альбине уехали... А у меня каникулы начались...
- Марш спать! Я смотрю, ты только и знаешь зевать. Вот и будем сидеть да
зевать.
все наглухо у вас: провода прямо из стены...
фотографа обойдемся.
Вы поиск не отложили?
бутылку коньяку. Налил граммов по сто, и мы выпили за встречу. Когда мне
стало весело и легко, он налил еще. Как я ни отказывался, он заставил меня
выпить. Разговор у нас как-то не клеился.
тишина. Телефон молчал. Я все удивлялся, что этот крепыш мой дядя. Вот уж
не представлял его себе таким. Мало-помалу я стал ловить себя на мысли,
что дядя Станислав мучительно кого-то напоминает. Но кого?
минуты две, как вдруг мне представилась могучая спина фотографа
Кобальского. Он вроде бы стоял в какой-то комнате смеха перед зеркалом, в
котором его отражение было раза в два сплюснуто и растянуто в стороны. И
самое неприятное во всем этом было то, что искаженное отражение
Кобальского было не чем иным, как вполне нормальным отражением моего дяди
Станислава Грахова!
голос. - Что случилось?
разберемся.
которой, кроме меня, карапуза, и других, был и он, молодой дядя Станислав.
Да, за такое время все сильно переменились...
открыл дверь.
фотограф Кобальский. Его подбородок покрывала та седоватая щетина, которую
еще нельзя назвать бородой. На нем был серый, в широкую полоску костюм.
Прижимая рукой к телу, он держал что-то довольно объемистое, завернутое в
коврик с национальным орнаментом. Он переложил, скорее по животу перекатил
сверток в левую руку, протянул мне правую и сказал:
Станислав Юлианович...