боялся смерти, ведь смерть - начало другого существования. Он только
опасался, что не исполнит свой долг, что неверно использовал дар Гая за
эти годы, что не решил задач, ради которых призывали его Священные
Деревья.
страждущих. Смерть - самый строгий сборщик.
паутиной, покрывающей землю и деревья, облепляющей человека. Смерть
проклятая - ибо отбирала плоть и жизнь. Смерть благословенная, ибо отдает
плоть Земле Родительнице и цикл начинается заново.
лопается, как тонкие паутинки пробираются между песчинками и камушками,
переплетаются, разрастаются. Вверх устремляется стебель - тонкий,
осторожный, он упорно пробивает землю, вырастает, мужает. Вода,
нагнетаемая корнями, пульсирует в жилах дерева, солнце насыщает своим
светом его листву. Но дерево зачахнет, если рядом не будет человека.
Потому что где ему взять силы, откуда - упругость, откуда рост, что велит
ему устремляться к небесам?
калечит себе кожу так, словно и ее пробила колючка Розы. Сыновья и дочери
состригают волосы. Четыре дня умерший лежит будто выходец с того света,
старухи умащивают тело пахучими настоями. Потом его закапывают. В
некоторых кланах ему вбивают в глазницы осиновые пробки, на юге - отрубают
голову и кладут ему между ног, чтобы, раз умерев, человек не пытался
встать.
неуверенно отступают, но в конце концов возвращаются. Врастают в них - и
тогда дерево созревает скорее, крона его становится раскидистее, кора
тверже, листья зеленее. Человек отдал брату-дереву свою мощь и силу, а сам
живет в его стволе и ветвях, в шуме листьев, шелесте крон. Они снова
становятся единым существом, как некогда до начала мира.
смерти, этого непрерывного, вечного ряда. Еще недавно картины эти были
далекими и слабыми. Теперь, по мере приближения к Кругу, они набирали
красок и силы. Уже скоро он поклонится Земле Родительнице и попросит ее
дать ему исполнить месть. И смерть будет все ближе.
Дерево шумело, тронутое ветром, а Лист знал, здоровое ли оно или больное.
Он мог услышать крота, роющего ходы под землей, рысь, скачущую по ветвям,
зайца, пробирающегося меж кустами. Много таких звуков - обычных и
таинственных, тихих и громких, отрывистых и протяжных - улавливали уши
Листа. Вначале он вслушивался в них внимательно, каждому придавал какой-то
смысл, отгадывал происхождение. Потом единичные звуки сложились в мелодию
леса - спокойную и тихую, напеваемую деревьями, расцвеченную птичьими
призывами, ритмичную, вызванную пробегающими животными. Наконец Дорон
перестал замечать и этот звук, приглушил его, отторг так, что в ушах
звучал только тихий шум. Однако если что-то необычное врывалось в мелодию
леса, он слышал это в сотни раз громче и четче. Именно так достигал ушей
Дорона шум ручья, гул падающего дерева. Эти звуки, нарушающие или
изменяющие лесную песню, обычно не означали ничего опасного.
человека.
уже не мог удержать четкого ритма. А за ним еще далеко, но с каждой
минутой все ближе бежали четверо мужчин, ведомых собаками. Они бежали
параллельно пути Листа, но немного сбоку и в противоположную сторону.
Убегающий мог быть разведчиком бана либо беглецом с территории Круга. И
тот, и другой должны много знать о происходящем.
задыхающегося и ослабевшего человека рассчитывать нечего. Ну и к тому же
еще собаки.
дорогу беглецу, осмотреть из-за кустов и его, и преследователей.
а может, не соображающий, что делать. Отдыхал. Он не мог не понимать, что
от преследователей не уйти, поэтому хотел умереть как боец и предать
Матери как можно больше врагов. Он отдыхал.
мужчинами. И хотя он не был таким уставшим, как они, все же догнал их с
трудом. Они были выученные, тренированные преследователи, способные бежать
за своими собаками десятки верст, возможно, не очень быстро, зато
неутомимо. Так что сейчас, когда Дорон уже тяжело дышал, они могли не
останавливаться хоть до ночи. К счастью, беглец тоже утомился и его
безумный бег закончился.
повернулся и медленно приблизился к указываемому деревьями месту. Развел
ветки и увидел светловолосого парнишку в разорванной испачканной одежде, с
лицом, покрытым красными полосами - следами ударов ветвей. Беглец опирался
о дерево. В руке у него была карогга. Дорон разобрал вытатуированную на
щеке юноши голову сокола, обрамленную волнистой линией. Значит, парнишка
принадлежал приписанному к Кругу клану сокольников.
подразделению преследователей - их легко было отличить от касты воинов по
длинным ногам и широкой груди. Правда, бились они не хуже солдат, хотя,
возможно, и не отличались такой же стойкостью. Шершней вела пара
собак-убийц - могучих, с короткой черной шерстью и прекрасным нюхом.
Увидев жертву, преследователи резко остановились. Уже через минуту их
дыхание успокоилось, глаза заблестели в предвкушении боя, губы сложились в
гримасу то ли ненависти, то ли жестокости. Двое схватились за перевешенные
через плечи топоры, двое наклонились к собакам, принялись нашептывать им
приказы. "Хотят взять сокольника живым. Сейчас спустят собак. Животные
кинутся на человека, повалят на землю, схватят зубами за горло так, что он
и шелохнуться не сможет. А преследователи будут лишены удовольствия убить
беглеца, и разочарование пробудит в них злобу". Все еще придерживая собак
на поводках, они покрикивали на паренька, измываясь, словно страх жертвы
мог хоть немного восполнить им утраченное удовольствие.
ощутишь кровь на своей коре. Пот и страх человеческий уже текут по твоим
волокнам, касаются листьев, замораживают корни. Прости ему, ибо нет
мужчины, который на его месте не ощутил бы страха".
поводки. Две черные тени метнулись к человеку. В тот же миг сокольник
вскрикнул. Протяжно, стонуще. Дорон знал этот звук. Сокольник призывал.
Собаки были уже на полпути, когда с неба упали две серые тени.
морд, перья, стон, крики гвардейцев, смех сокольника и катающийся по мху,
ломающий кусты и папоротники клуб шерсти, перьев, крови, слюны, визг и
скрип.
своего дела. Мало кто мог так выдрессировать птиц, чтобы те сопровождали
хозяина в походе, а призванные криком, защищали.
выклеванными глазами, шкура с ее головы сошла пластами, обнажив розовый
череп. Яростная, жестокая, со щенячьего возраста натаскиваемая на борьбу,
она еще и теперь мотала головой, щелкала зубами, пытаясь схватить птицу.
Сокол отскочил. Измазанный собственной и собачьей кровью, с перекушенным
крылом, он подлетел к своему хозяину, криком прося о помощи. Второй сокол
лежал мертвый рядом с мертвой собакой, вцепившись когтями ей в глаза, со
стиснутой белыми зубами головой.
сильных, таких всепобеждающих. Сокольник же ласкал умирающую птицу,
припавшую к его ногам. Юноша хотел наклониться, взять сокола на руки, но
не успел. Шершни бросились на него, оставив воющего ослепленного пса.
вероятно, никогда раньше не видели. Грязь и трехдневная щетина прикрывали
знак на его щеке, а ненависть и жажда боя заглушили предчувствия
преследователей.
вперед, почувствовал, как она ткнулась во что-то мягкое, не задержался ни
на мгновение, прыгнул вбок, повернулся: преследователь у него за спиной
падал на землю. Стоящий перед ним гвардеец задержался, удивленный
легкостью, с которой чужак разделывается с лучшими бойцами Земли Ос. Это
мгновение погубило Шершня. Дорон перевернул кароггу в руке, рукояткой
дотянулся до подбородка гвардейца, услышал хруст ломающейся кости, крик -
и тут же другой конец палки вбил противнику в живот.
глаза и отклонился - каменный топор прорезал воздух над его головой.
Сокольник неподвижно лежал на земле с окровавленным лицом, прикрыв глаза,
раскинув руки. Он был жив. Все это Дорон увидел в тот краткий миг, который
дали ему гвардейцы, прежде чем напали снова. Он отскочил. Топоры даже не
задели его. Карогга тоже начала свою пляску. Шершни утратили
самоуверенность: вот два трупа их братьев в папоротниках, вот удивительный
человек, опережающий их в быстроте реакций, изумительно точно наносящий
удары, вот его карогга - необычная, таинственная... Однако удивление, на
которое были способны даже дикие слуги Гнезда, не могло пересилить
Володихин Дмитрий
Перумов Ник
Орловский Гай Юлий
Гуль Роман Борисович
Круз Андрей
Лукин Евгений