разорвались.
сотнями остриев.
из осажденного Горчема и шел на помощь Гвардии.
должно было выглядеть иначе. Туда не доходил визг убиваемых, радостный рев
победителей, беготня преследуемых и преследующих. По-иному видели птичьи
глаза этот бой.
людей, на первый взгляд бесцельно мечущихся, ищущих места, все сильнее
теснимых. Птичьи глаза могли бы видеть эту желто-черную шеренгу на фоне
буро-грязной земли. С правого фланга знатные вели своих сьени, все сильнее
тесня ополченцев. С левого ровная линия ольтомарцев напирала на
продолжающие - правда, все слабее - упираться остатки родовых. Бегство в
сторону повстанцев отрезали собачары. Линия солдат напирала все сильнее,
опоясывала холм, на который взбирались теперь гвардейцы. Никто не верил,
что красняки сумеют сдержать Шершней. Тем более что на холме оставалось
все меньше бойцов из других сотен. Они видели, к чему идет дело - вот-вот
холм будет окружен, а его защитники безжалостно уничтожены. Поэтому они
бросали Белого Когтя с такой легкостью, с какой еще недавно присоединились
к бунту. В сторону они бежать не могли, оставалось одно направление -
Дабора.
поддались страху. Бросив оружие, сорвав с голов шлемы, они мчались прямо
вперед, только бы забиться в какой-нибудь безопасный угол. Другие помнили
приказы Белого Когтя. В назначенных местах их ждут новые командиры. После
перегруппировки еще долго можно будет защищаться на улочках Даборы. И
именно ради того, чтобы дать время беглецам, Белый Коготь пожертвовал
своими лучшими людьми.
сравнению с окружающей его желто-черной полосой.
города. Поток человеческой реки замедлился. Некоторые повстанцы, видя
перед собой нового врага, пытались рассеяться по сторонам. Но большинство
белых бежали дальше, прямо на линию солдат Пенге Афры.
повалилось на Листа. Он подхватил его, чуть не перевернувшись. А когда
укладывал Магвера на землю, почувствовал сильный удар по шее.
тридцати от крестов.
сильным, чтобы лишить его сознания. Тело Магвера ударилось о землю, а Лист
покатился следом. Однако тут же поднялся и повернулся к нападавшему.
Пораженный, он даже засопел.
оборот и еще немного - и ударила бы Дорона по черепу. Однако Лист уже
пришел в себя, уклонился, скинул покрывающий плечи плащ, схватился за
кароггу.
раскрашенным лицом человека. Пот размазал рисунок, частично смыл его,
превратив черты лица человека в страшную маску. Напротив Дорона стоял один
из певцов, сопровождавших обряд жертвоприношения.
нему, сжимая в руке кремневую шпилю. Дорон ударил, распоров живот
нападавшему. Смертельно раненный певец еще мгновение стоял, потом колени у
него подломились и он рухнул лицом на землю.
было заботиться о себе - первые гвардейцы уже были на середине склона
холма. Дорон слышал, как сталкиваются деревянные палицы.
Не успел сбежать с холма, как Шершни пробились сквозь строй красняков, а
Белый Коготь вонзил себе нож в голову.
ополченцы. На противоположном фланге давно уже сломался строй родовых. В
центре пали все красняки, а гвардейцы пересекли линию крестов. Но на
правом фланге все еще продолжался бой. Ополченцы не имели перевеса, но и
сами не уступали поля боя. Однако они не могли изменить судьбы сражения.
Увидев, как колеблются и ломаются отборные повстанческие сотни, как Шершни
захватывают холм, как гибнет Белый Коготь, они тоже начали отступать.
Сокол и Ольшин больше не рассылали гонцов. Сами бегали вдоль рядов, уже за
спинами дерущихся, подставляя себя стрелам и ударам. Выкрикивали приказы,
пытались удержать слитность рядов. Но разве могут двое удержать несколько
тысяч? Ополченцы отступали медленно, еле удерживали строй, но - отступали.
Когда же большая часть гвардейцев, вместо того чтобы броситься в погоню за
убегающими родовыми, ударила по ним сбоку, то уже ничто не могло удержать
поток. Четыре тысячи человек - а их оставалось именно столько - кинулись
бежать, валя на землю и стоящих на пути противников, и своих командиров.
Вересковых Лесов. Похожего на него как на двойника Ольшина повалила и
растоптала мчащаяся в панике толпа.
не так долго, если б красняки не преградили путь Шершням, его уже давно
нагнали бы враги. Однако он получил от умирающих бойцов ценнейший дар -
время. Лист бежал с такой быстротой, какую позволял ему обременяющий его
груз. Магвер пришел в себя, но кровь все еще почти не поступала в его
исстрадавшиеся руки и ступни, он был не в состоянии сделать даже трех
шагов. Поэтому Лист плелся, пригнувшись к земле, не имея возможности
оглянуться или защищаться. Он не знал, далеко ли Шершни, но чувствовал,
что они вот-вот настигнут его. Усталость давала о себе знать, он шел
медленнее, его обгоняло все больше беглецов. Дорон знал, что так не может
продолжаться долго. Можно было оставить здесь Магвера, рассчитывая на то,
что ни один из гвардейцев не захочет проткнуть тело мертвого парнишки. Но
знал он и то, что, рассуждая так, обманывает самого себя. Шершни всегда
добивали повергнутых на землю противников. Законы военного ремесла требуют
убивать как можно больше врагов и запрещают жалеть побежденных. Короче
говоря, он мог бы пожертвовать Магвером и ему незачем было винить себя. Он
спас паренька, он делал все, что мог, но... не получилось... Такие мысли
пронеслись в голове Дорона, пока он шел, задыхаясь, полуослепнув от
заливающего глаза пота, измученный болью. Он колебался. Задумываться не
было времени, и все же он колебался.
ясность мыслей. Не для того он потратил столько времени на спасение
Магвера, чтобы теперь отступать. Это была первая мысль. Этот парень ему
нужен. Мысль вторая. И третья - самая главная - вовсе не в том дело. Не в
том, что массу времени он посвятил пареньку, который неизвестно на что
может пригодиться. Ведь Магвер, хоть он молод и наивен, стал в последнее
время не только слугой или полезным инструментом. Теперь это спутник в
скитаниях, борьбе, это друг...
захватившая его сознание, поразила своей ясностью. Этот паренек стал ему
близок, нужен, как никто другой. Ольгомар - брат, предательски убитый, за
смерть которого надо отомстить и ради этой мести отдать жизнь. Брат, с
которым его связала воля Священных Деревьев. А этот, обычный паренек,
каких сотни бродят по Даборе во время турнира. Однако именно теперь Дорон
почувствовал, что с Магвером его связывает нечто большее, чем общее дело.
Дружба.
успокоилось дыхание. Дорон, все еще наклонившись, прижимая к плечу тело
Магвера, бежал, словно обретя новые силы.
Сьени справа, ольтомарцы слева - словно овчарки не позволяли отделиться от
стада бегущим людям. И на пути этой многотысячной толпы стоял бан с тремя
сотнями бойцов. Там ждали семьдесят Шершней и сотня телохранителей. Однако
даже такие солдаты не задержат восемь тысяч перепуганных, разгоряченных
боем людей. Убегающие повстанцы снесли банов эскорт, как река в весеннее
половодье разрушает мосты.
грабитель, чтобы скрыть грабеж, то ли Шершни, а может, и повстанцы,
рассчитывая на то, что пожар даст им время для бегства. Соломенные крыши
домов разгорались юркими светлыми языками, и разбуженная алчность огня
была беспредельна. Ветер переносил горящие головешки на соседние строения,
и за короткое время уже три квартала полыхали огнем. Веющий от реки ветер