перегородки его гул властно лез в уши.
все светила Вселенной давно погасли. И вдруг стрелка микроскопическими
рывками стала подползать к индексу "С". Теперь-то я знал, что каждый
такой бесконечно малый рывок к скорости света давался ценой огромного
расхода энергии, равного биллионам киловатт на тонну массы корабля.
Вот стрелка точно зацепилась за левый край красной черты. Ну!.. И
академик и я привстали в креслах, хотя самое разумное, что мы сейчас
должны сделать, - это распластаться в них, приняв на всякий случай
защитное положение. Было совершенно неясно, можно ли в таких условиях
надеяться на наши чудесные антигравитационные костюмы.
руки. - Об этой минуте мечтали сотни лет все физики-теоретики Земли.
Как жаль, что с нами нет сейчас Эйнштейна!
возросли до бесконечно большой величины, с пространством тоже все было
в порядке. Я посмотрел на Самойлова, он - на меня. Казалось, ученый
был разочарован. Я украдкой прикусил кончик языка - больно. Нащупал
пульс: он бился, может быть, немного учащеннее, чем обычно, но это
легко объяснялось волнением.
и для Земли, явно творилось что-то несуразное: если верить им, то на
Земле истекало тысячелетие, а в астролете - всего лишь минута. Затем
стрелка часов падала к началу отсчета, и время на Земле шло назад. Я
встряхивал головой, проверяя, не сплю ли я?
завертелась с такой быстротой, что совершенно пропала из глаз и нельзя
было понять, в каком направлении она вращается. В овале искателя
траектории бешено метался силуэтик ракеты. Мелодия до-мажор гравиметра
перешла в какое-то дикое хрипение. Электронный регулятор приемника
равновесия сыпал сплошной пулеметной дробью, прерывающейся щелкающим
треском. В одно мгновение стройная симфония астронавигационных
приборов сменилась душераздирающей какофонией. Я выключил телефоны
шлема, боясь оглохнуть.
вибрации. Все вокруг нас - стены, предметы обихода, столы, диваны,
части оборудования - сразу зазвучало, заглушив искаженную мелодию
приборов. Астролет болтало.
иллюминаторов. Я отшатнулся, пораженный фантастическим зрелищем:
вместо прежнего непроглядного мрака в астролет хлынули целые океаны
ослепительного света. Небесная сфера пылала тысячами радужных полос,
спиралей, шаров. Из глубин пространства прямо на нас, точно к единому
центру, мчались мириады пылающих лохматых солнц и бешено вращающихся
Галактик. Вся Вселенная, казалось, сжалась в небольшую сферу, или
конус, по внутренней поверхности которого мы стремительно описывали
спирали. На мгновение даже показалось, что я завертелся в "чертовом
колесе" под куполом какого-то фантастического цирка, где огни люстр,
разноцветные одежды зрителей, блеск стекол биноклей, ярко-желтый песок
арены с брошенным на него впопыхах алым клоунским плащом сменялись с
быстротой молний; и казалось, что весь этот калейдоскопический хаос
красок ринулся, чтобы смять, раздавить меня.
отяжелевшей голове бились беспорядочные мысли.
но вместо слов вырвалось лишь невнятное бормотание. Последнее, что я
успел заметить, была рука академика, слабо шарившая близ аварийной
кнопки, включающей тормозные двигатели.
приятная горечь препарата "ВГ". Самойлова в салоне не было. Жив ли он?
Я окликнул его.
ли ты, что произошло? - оживленно заговорил он, входя в салон, как
будто ничего не произошло. - При приближении к гравитонной скорости (я
отметил этот новый для меня термин) начался распад материи на
гравитоны - именно то, что происходит все время в двигателе ракеты. Я
пытался проверить эти новые данные математически. Считай, что мы
открыли новую страницу в науке.
слабо усмехнулся я.
снова удовлетворенно потер руки.
сильно встревожился за академика.
слабость, а безотчетная апатия, неумение сосредоточить волевое усилие
на механическом движении мышц. Я сказал об этом Самойлову. Он кивнул
головой:
малейшим изменениям. Распад ничтожной доли ее - и вот...
расстраивайся, - ободряюще улыбнулся академик. - Вероятно, твой
организм быстрее подвергается внешним изменениям, но он так же быстро
сможет восстановиться, а вот мой старый организм трудно вывести из
строя, но зато и восстановить нелегко.
возражений. - Поправляйся скорее. - И нетвердой походкой тяжело прошел
в Централь управления.
Я сосредоточил свое внимание на том, что мне необходимо опустить на
пол правую ногу, затем левую. Чтобы опустить на пол обе ноги,
потребовалось нечеловеческое усилие. Прошло немало времени, пока я
смог сесть. Наконец, собрав последние силы, я поднялся и, цепляясь за
стены, двинулся за Самойловым.
овал искателя. Стрелка указателя скорости стояла левее красной черты.
Акцелерограф показывал отрицательное ускорение, то есть замедление
движения. Наш сумасшедший полет был приостановлен аварийным роботом.
Повинуясь руке академика, нажавшей кнопку, робот привел в действие
тормозную систему. Сейчас "Урания" летела по инерции. Лишь после того,
как УЭМК уточнил программу торможения, я заметил, что Самойлов едва
держится на ногах.
глаза лихорадочно блестели сквозь стекла сильных очков. - Пока
скорость "Урании" упадет до заданной величины, надо хорошенько
отдохнуть.
лампочки реле. Циферблат показывал, что прошло восемнадцать суток
местного времени. Анабиозная жидкость, булькая, уходила в резервуар
консервации. Тело сладко ныло, возвращаясь к обычному ритму жизни.
Сознание заработало четко и ясно. Я быстро совершил процедуру
пробуждения и пошел в рубку. Еле слышно пели силовые поля квантового
преобразователя. Убедившись, что астронавигационные приборы работают
нормально, я погрузился в изучение траекторий на экране ориентировки.
Ощущение какой-то неправильности в их расположении слегка обеспокоило
меня.
пробудиться и был озабочен. Вероятно, он также почувствовал что-то
неладное.
Что-то неладно у нас с траекторией. - Он беспокойно посмотрел на
экраны обзора, где ярко сияли чужие звезды, потом озадаченно вгляделся
в карту Галактики под силуэтом ракеты-искателя. - Нужно определить
наше местоположение.
Мы переглянулись. У академика вытянулось лицо.
находиться?
вероятно, сбили всю вычисленную заранее траекторию движения к центру
Галактики. Как можно скорей надо определиться в пространстве и снова
задать программу электронному вычислителю.