Чтение 5–й страницы книги ~Сизилия~

почтительном расстоянии зону рифов. Течение замедлилось; поверхность воды
усеивал вынесенный рекой мусор. Я заметил матрас и пару стульев - кто-то
все же умудрился опоздать с эвакуацией, несмотря на все предупреждения...

Наконец мы добрались до стоянки. Умолк мотор, плюхнулся якорь,
прогрохотала цепь; мы встали.

Следом подплыли и бросили якорь остальные. Мы разместились под высокими
утесами примерно в миле от устья. Наверху, на фоне неба, подобно одинокому
часовому, выделялся изящный треножник портального крана. Вскоре на вершине
утеса показались сухопутные участники нашей операции. Я узнал Джейн,
махавшую нам рукой. Она видела, как мы лавировали между скалами.

Следующий час мы провели, загружая мешки с кормом на траулеры.
Управились на удивление быстро. Капитанов охватил азарт. Похоже, теперь
они смотрели на это мероприятие как на вызов их искусству мореходов.
Сухопутная команда спустила мешки на узкий галечный пляж под скалой, а мы
перетаскивали их на траулеры на большом ялике, который я реквизировал для
этой цели.

Вскоре заработали лебедки и поднялись, расплескивая воду, якоря. Мы
снова пустились в путь, направляясь к загонам. Я начал перешучиваться с
Персом, довольный тем, как гладко идет операция. Конечно, не весь месяц
будет так удобно, в какие-то дни придется работать по ночам...

У нас было восемь траулеров на шестнадцать загонов. Мы с Персом взяли
на себя два самых дальних. Заграждения не были видны из-за взвешенного в
воде ила. К счастью, я, предвидя это, заранее привязал в углах каждого
загона поплавки на длинных веревках. Эти буйки теперь размечали
поверхность моря, так что наша процессия аккуратно пошла между ними, один
за другим оставляя траулеры сбрасывать корм, пока и мы не добрались до
своего места. Но когда Перс сбавил обороты, сердце у меня упало...

Кругом плавала мертвая рыба.

- В загоне чернуга, - мрачно прокомментировал Перс.

Я уже натягивал подводное снаряжение.

- Вы что, собрались нырять? - возмутился Перс. - Не сходите с ума,
профессор. Вода грязная. Вы ничего не увидите, зато чернуга вас учует.

- На это я и рассчитываю, - ответил я. - Иначе до нее не добраться.

Я не дал Персу время на новые протесты, прыгнул за борт, схватил
мертвого толстика, обтерся им и нырнул. Последнее, что я увидел -
озабоченное лицо Перса, склонившегося над планширом; затем стекло маски
стало коричневым и непрозрачным, все больше темнея по мере того, как я
опускался в холодную воду...

По натуре я трус. Внутренне я оправдываю этот недостаток тем, что
трусость - продукт чувствительного и логического воображения. Только
дураки храбры. Следовательно, если нужно сделать что-нибудь неприятное - а
в морской биологии это случается нередко, - я стараюсь действовать сразу,
не раздумывая.

Когда вода стала почти черной, я начал жалеть о своем порыве; но я
знал, что так будет. Путь назад был отрезан. Время от времени впереди
появлялось темное пятно, сердце куда-то проваливалось, и я сильнее сжимал
кинжал. Но, лениво махнув хвостом, мимо проплывал безобидный толстик, и я
снова оставался один. Я все поставил на то, что чернуги редки в этих водах
и их неожиданное нашествие в Дельте - явление локальное, видимо, связанное
каким-то образом с избытком планктона. Хотя, с другой стороны, было
известно и другое - чернуги планктоном не питаются...

Если в загоне паслась стая чернуг, я с таким же успехом мог бы сорвать
маску и захлебнуться; это было бы менее болезненно...

3

Не знаю, чего я ожидал. Наверное, воображал, что чернуга замрет неясной
тенью на границе видимости, измеряя меня взглядом перед быстрой лобовой
атакой. Я вытяну левую руку, и хищница бросится на нее, переворачиваясь на
спину, а я отдерну руку и в то же время другой рукой всажу в белое брюхо
кинжал...

Внезапный удар под коленку захватил меня врасплох, опрокинув и
совершенно дезориентировав. Вначале я не почувствовал боли, а словно
просто столкнулся с чем-то тяжелым. И только увидев темную струю крови,
дугой стелющуюся за ногой, я понял, что меня уже атаковали.

Массивная обтекаемая тень чернуги быстро развернулась. Я сжался в
комок, когда, крутясь и демонстрируя открытую пасть, полную острых, как
бритва, зубов, и длинное серебристое брюхо, она промчалась мимо... Мой
кинжал ударил слишком поздно и неуклюже - я промахнулся.

Зверюга казалась огромной из-за преломления; но даже с поправкой на это
экземпляр имел футов восемь в длину.

Она была позади меня. Напрягшись в ожидании страшного укуса (известно,
что чернуга способна откусить бедро), я развернулся и понял, что мы
всплываем - моей кровью окрашивалась более светлая вода. Чернуга снова
атаковала ногу. На сей раз, когда она проносилась мимо, кинжал сработал
вовремя, и я увидел тонкий разрез, протянувшийся вдоль брюха. Я снова
развернулся лицом к хищнице.

Теперь она приближалась медленно, почти задумчиво, жуя челюстью, словно
тренируясь перед решительным ударом; пасть с изогнутыми вниз уголками
придавала морде кислое выражение. За чернугой тянулся кровавый след -
похоже, мой разрез был глубок.

Я оказался не единственным трусом в этом рыбном загоне. Хищница
рванулась вперед, разинув пасть и крутясь. Но в последний момент тупой
мозг за этими крошечными глазками вспомнил, должно быть, недавнюю боль. У
самой моей груди чернуга вильнула в сторону. На этот раз я вонзил кинжал
глубоко и распорол брюхо по всей длине, открыв развороченную массу
внутренностей, которые вывалились, пока продолжавшее вертеться животное
относило течением назад. В бешеных смертельных конвульсиях чернуга
запетляла в воде, глотая собственные кишки. Я вдруг понял, что кричу...

Опомнился я уже на поверхности. Кто-то ухватил меня за руки, и планшир
пересчитал все мои ребра. Растянувшись на палубе, я открыл глаза и
посмотрел в приветливое и участливое лицо Перса.

- Ну, как вы? - спросил он.

Я открыл рот, попытался говорить и не смог - пропал голос. Должно быть,
я непрерывно кричал последние несколько минут. Пристыженный, я слабо
кивнул.

По настоянию Джейн, ее спустили с утеса, дабы она проводила меня до
дому на "Карусели". Меня перевязали нашедшейся на траулере грубой тряпкой,
пропахшей соляркой, и Перс считал, что мне следует поскорее показаться
доктору. Но уровень воды уже стал слишком низок для больших судов, так что
единственной альтернативой "Карусели" являлась поездка в вездеходе на
воздушной подушке по ухабистой дороге, причем предварительно пришлось бы
затаскивать меня на утес лебедкой, а это нисколько не прельщало.

Перс поплыл с нами, остальные рыбаки отправились на утес, ворча, что им
пришлось бросить свои траулеры на открытой стоянке. Пока Перс держал руль,
а маленький подвесной мотор изо всех сил боролся с течением, Джейн велела
мне лежать спокойно и осмотрела ногу. Она нашла в каюте "Карусели"
несколько кусков чистой материи и стала менять грубую повязку Перса,
бормоча себе под нос то, что обычно говорят женщины, когда мужчины берутся
не за свое дело.

Затем она перенесла свое раздражение с Перса на меня.

- Какой черт тебя дернул, Марк? Чистый идиотизм лезть в пасть чернуге
из-за нескольких толстиков.

Перс улыбался, глядя на меня со своего места у руля.

- У него не было выбора, - пояснил он. - Чернуга убила бы всех
толстиков в загоне, а потом перешла бы в следующий.

Джейн разбинтовала ногу и увидела мою рану.

- Придется тебя заштопать, - сообщила она, и ее голос странно зазвенел.
Ее рука задрожала, и мне пришло в голову, что Джейн не так неуязвима, как
старается выглядеть. - Тебя уложат на несколько дней. Она прокусила мышцу
насквозь. Боже мой, Марк, неужели ты думаешь, что пара толстиков важнее
твоих исследований?

Я ожидал этих слов, но последовавший после них возглас застал меня
врасплох.

- И потом, милый, что стало бы со мной, если бы ты погиб?

Я уставился на нее.

- Что ты сказала? - тупо спросил я.

- Я сказала: неужели ты думаешь, что несколько рыбешек важнее твоей
работы? - язвительно ответила Джейн.

- Я имею в виду... После этого ты ничего не сказала?.. Мне показалось,
что ты меня назвала...

Я не мог повторить ее слова - слишком уж нелепо они бы прозвучали.

"У меня кружится голова от потери крови", - решил я.

Как приятно валяться в постели по распоряжению доктора! Конечно, для
приличия ты какое-то время вяло сопротивляешься. Диалог всегда
стандартный. Нерешительные протесты пациента - у него много работы, его
болезнь или рана не тяжелые, ему уже лучше - опровергаются полушутливыми
зловещими докторскими угрозами ампутации или пневмонии, смотря по
обстоятельствам. После чего врач уходит с сознанием выполненного долга, а
пациент облегченно вздыхает, оттого что переложил ответственность на плечи
специалиста. Доктор, который регулярно предписывает пациентам постельный
режим, уйдет в отставку богатым и популярным.

К сожалению, следует отметить, что радость длится недолго, и
неблагодарный больной вскоре начинает скучать и тяготиться вниманием и