защитите меня. Я знаю, что защитите.
Энгьюина. До тех пор, пока они не закончатся, я занят.
протянул пачку ей. Она помотала головой. Я прикурил и сделал глубокую
затяжку. Дом вокруг нас был неестественно тих, и ночь за окном, казалось,
отрицает само существование города. Однако под темным покрывалом город
продолжал жить. Разобщенные создания спешили в темноте, направляясь к
одиночеству, в пустые гостиничные номера, навстречу смерти. Никто не
останавливал их, чтобы спросить, куда они спешат, - никого это не
интересовало. Никого, кроме меня, странного создания, задающего вопросы,
самого презренного из всех созданий. Я был настолько глуп, что мне
показалось: в тишине, опустившейся на городское горло бархатной перчаткой,
есть что-то ненормальное.
стола, прижав руки к груди, словно школьница" Когда она заметила, что я
смотрю на нее, ее взгляд стал тверже, а губы безмолвно сжались.
маска исчезла, и она стояла передо мной, нагая и искренняя, и в эту
секунду мне снова хотелось обнять и поцеловать ее, но секунда прошла, и
она снова оделась в броню цинизма.
не видел смысла удерживать ее. Она хлопнула дверью, и я услышал
удаляющееся цоканье ее каблуков в тихом коридоре.
выключил свет и вернулся в машину.
18
сторонам в поисках Моргенлендера, но его не было. Квартира выглядела как
обычно - если они и устраивали обыск, то делали это аккуратно, - а Энгьюин
исчез без следа. Инквизиторы оставили на диване вмятины в местах, где
сидели, но, когда я открыл дверь, они стояли. Вмятины располагались далеко
друг от друга, исключая их тесный контакт, - если Корнфельд и Телепромптер
и развлекались друг с другом, они делали это в свободное от работы время,
во всяком случае, не на выезде. Я бы предпочел думать, что Кэтрин
Телепромптер вообще не путается с клоунами из Отдела, впрочем, это не мое
дело.
было настроения трепаться. С Кэтрин я бы еще поговорил, но Корнфельд
разнообразия ради собирался взять это на себя.
думаете. Мне это даже надоело.
что Ортон Энгьюин лишен кармы и на этом всему конец.
Телепромптер.
от этого мне не меньше хотелось стиснуть ее в объятиях - просто это
казалось более возможным. На этот раз ее черная грива была схвачена
заколкой, что позволяло мне любоваться ее шеей. Когда наши глаза
встретились, она открыла рот, но ничего не сказала.
нужна твоя карта.
поисках карты. - Моргенлендеру?
Корнфельд. - Он плохо разбирался в нашей специфике. Зря его вообще сунули
сюда.
что они восстановят мой уровень до приемлемой отметки по случаю закрытия
дела. Своего рода плата за то, что я проглотил их интерпретацию событий,
не особенно возникая. Красная лампочка на магните мигнула, и он провел им
над картой, потом вернул ее мне.
пересматривается. И не задавай мне больше вопросов, пока я не сунул тебя в
это мордой.
равнодушный к Кэтрин Телепромптер, забыв про дело. Моя карма не опускалась
так низко с тех пор, как я ушел из Отдела. Мне стало дурно. Я убеждал себя
в том, что это обычное запугивание, что карма на самом деле ничего не
значит, что мне вполне достаточно минимума, чтобы свободно ходить по улице
- я убеждал себя во всем этом, и все равно ощущал противную пустоту в
желудке. Я почувствовал, как пересыхает во рту язык.
Корнфельдом у двери. Мне едва хватило духу поднять глаза. Корнфельд не
отпускал дверную ручку, но не собирался уходить и смотрел, как я корчусь
на диване. Когда наши глаза встретились, он ухмыльнулся.
лифте, вряд ли имеет что-либо еще в запасе. Например, я не представлял
себе, что он умеет улыбаться, тем более в такой не самой веселой ситуации.
большой, чтобы не уместиться в фонеблюмовом кармане. Он знает, как держать
вас. Тебя и кенгуру.
состряпавшим все дело на скорую руку. Только это шито белыми нитками. - Я
начинал приходить в себя - по крайней мере моя склонность к метафорам уже
включилась. - Ты выставлял Моргенлендера как ширму, и даже он понял, что
тут нечисто. Так что то, что ты сделал с моей карточкой, только
показывает, как ты боишься.
Корнфельд. - Я не принимаю решения по карме. Ты должен бы это знать.
ты же сам мне сказал.
игры, Меткалф. Их пока не меняли.
напряжение.
из-за этого. Я просто забыл правила.
дневной смене?
может при Корнфельде - а может, я принимал желаемое за действительное.
Последовало полминуты напряженного молчания, потом она открыла дверь и
вышла. Корнфельд снова закрыл дверь.
воротник. Потом бросил на меня торжествующий взгляд - я так понял, что он
надеялся, в последний раз, - пожал плечами и потянулся к двери.
мне, я вскочил с дивана и вцепился в него, схватив его за только что
поправленный воротник и прижав к двери локтями. Его лицо покраснело, и рот
приоткрылся, но он почти не дергался, и изо рта у него не вырвалось ни
звука. Большим пальцем я ощущал биение его пульса на шее.
- Я тебя на части разорву, обещаю.
что он пойдет на это прямо сейчас. Это не в стиле работы Отдела, а
Корнфельд соответствовал этому стилю с головы до пят. Мне дадут проспать
ночь, и только утром в дверь постучат.
действительно хотел лишить меня кармы. Он просто не мог себе такого
позволить. Результатом стало бы официальное расследование, и это в момент,
когда ему откровенно не терпелось свернуть все, прежде чем кто-нибудь