и продолжил:
загнанные зверьки, метнулись к моему лицу.
крик, а затем в визг, тело задергалось, руки вынырнули из-под одеяла и
скрюченными пальцами заскребли вокруг извивающегося тела. Затем она
вдруг выгнулась дугой, запрокинув голову назад и рискуя сломать себе
шею, а по комнате метался страшный визгливый вопль:
ее на кровати. Она вырывалась из неуклюжих Юркиных рук, продолжая
безумно орать, а Воронин хрипел сквозь пододеяльник, оказавшийся у него
на голове:
искусанные сухие губы тихо прошептали:
комнате было слышно только наше хриплое дыхание. Потом Юрка поднялся,
поправил на Светке ночную рубашку и прикрыл ее одеялом. До подбородка.
лицо, потому что я начал понимать, что произошло с его женой. Прикрыв
глаза, я расслабился и начал считать про себя, перебирая в уме арабские
цифры. На цифре четырнадцать я почувствовал, что полностью успокоился, и
начал сосредоточиваться на предстоящей задаче. Наконец под опущенными
веками разлилась ровная, бесцветная серь, а все звуки вокруг затихли,
словно в уши мне натолкали ваты. И тогда я принялся читать свое
коротенькое заклинание.
зеленоватый следок, исчезавший за дверью спальни. А лежавшая Светлана
была окутана странной прозрачной черной вуалью, из которой выныривала
абсолютно черная, угольная ниточка следа. Это было не правильно. Не
может живой человек иметь такой черный след. Не может!
оттуда в прихожую тянулась яркая голубенькая ниточка. Почему-то я всегда
думал, что у Данилки должен быть именно голубенький следок. Я двинулся в
прихожую. Голубая ниточка ныряла за дверь. Я открыл входную дверь, и тут
же у меня за спиной раздался голос Воронина:
ступеням. След вывел меня во двор, а затем привел к мостовой. Там
голубая ниточка повисла над асфальтом проезжей части и потянулась в
сторону центра Москвы.
этой машине вывела сама мать. Да, да, Светка сама вывела Данилу на улицу
и посадила в машину. Ее черный след вился вокруг голубой ниточки и был
сдвоенным. Было ясно видно, где они расстались и как она шла назад одна.
Тяжело шла. Я вернулся в дом и, взбежав на четвертый этаж, увидел в
дверях Юрку.
поеду следом и попробую его вернуть, ничего плохого, я надеюсь, ему не
сделают. Ты оставайся со Светланой и вызывай ей "Скорую помощь". Простую
и психиатрическую. Такая у нас тоже есть. Должен тебе сказать, дела у
нее очень плохи. Поэтому ты постарайся быть рядом. Даже в больнице. В
крайнем случае, если будут какие-то сложности, позвони вот по этому
телефону.
телефона Антипа.
а ты раскисаешь!
раз напомнил я и, дернув Воронина за обрывки майки, побежал вниз по
лестнице.
3. ПОИСК
***
голубой ниточкой следа, отчетливо видной на фоне темной мостовой и
бордового капота. Теперь самое главное - время. Надо спешить, но при
этом не нарушать правила дорожного движения. Конечно, в пять утра даже
на московских улицах достаточно просторно, но ГИБДД не дремлет и ранним
утром.
след свернул вправо, нырнул вниз и из-под эстакады вывел меня на Садовое
кольцо. Я хотел бы надеяться, что похититель обосновался где-то в
Москве, но сердце подсказывало мне, что скорее всего Данилу увезли из
города. Нитка следа лежала над крайней левой полосой, практически не
переходя на другие полосы. Что ж, похоже, машина, на которой увозили
Данилу, шла с приличной скоростью и не заметала следов. Впрочем, о каких
следах можно говорить.
кроссовок энергично топтали педали, глаза следили за знаками,
светофорами и голубенькой путеводной i ниточкой, а в голове металось:
"Светка - сектантка... Бред..." По Садовому кольцу я без приключений
добрался до Смоленской площади, а здесь мой голубой поводок повернул
направо и через мост мимо Киевского вокзала вывел меня на Кутузовский
проспект. "Фешенебельный район... - подумалось мне. - Здесь обитают
интеллигентные люди. Сектанты здесь обосноваться не могут..." Господи,
а.что я вообще знаю о сектах и сектантах, с которыми мне, вполне
возможно очень скоро, придется столкнуться нос к носу? И зачем им
Данила?
РЕМИНИСЦЕНЦИЯ
религиозные названия. Отечественные, истинно русские - старообрядцы,
духоборы, молокане, хлысты, какие-то малопонятные трясуны-субботники,
скопцы и прыгуны, а также занесенные с просвещенного Запада
пятидесятники, адвентисты, методисты, баптисты, квакеры, свидетели
Иеговы (почему свидетели?).
досточтимым предкам, представляло собой творчески переработанное в
различных направлениях, но такое родное и хорошо знакомое христианство.
Ну кому-то не хотелось креститься тремя перстами, и он убегал на север
или на юг, чтобы там Креститься двумя пальцами. Или кого-то жутко
напрягало ходить в церковь и признавать духовное превосходство
"батюшки", и он отстраивал, как правило на чужие деньги, свой
собственный молельный дом, в котором сам становился самым крутым
богословом. Некоторым противно было смотреть на роскошь церковных
одеяний, убранства и священных предметов, и они объявляли всякую роскошь
непотребством и начинали бороться за церковный аскетизм, для чего,
естественно, организовывали свою, самую хорошую и правильную веру, но
опять-таки на испытанном фундаменте признанного мировоззрения Христа. С
Христом вообще уже очень давно спорить не принято, а тем более его
опровергать.
очень, официальная государственная религия, как правило, резко осуждая
заблудших и упорствующих сектантов, находила с ними "консенсус".
Особенно с сектантами, имевшими "большое народнохозяйственное значение",
сиречь с крупными купцами, промышленниками и тому подобным людом. Они,
как сейчас принято говорить, заняли свою нишу и в деловом мире, и в
духовно-мистическом.
миллиона! Наша родная Советская власть только слегка потрепала их ряды,
как, впрочем, и ряды традиционных конфессий, а потом снова все
"устаканилось".
двинулись совершенно неизвестные досель россиянам эзотерические знания и
идеи. Мы узнали о существовании совершенно непонятных простым людям
махдистов и бабидов. Нас познакомили с непримиримой яростью ваххабитов,
от которых почему-то в первую очередь страдали правоверные мусульмане.
Мы увидели на улицах Москвы бритые головы оранжево-красно одетых,
простодушно улыбающихся ребятишек, которые водили хороводы на мостовых
под простенькую мелодию "Хари Кришны, хари Рамы". И среди этих прилюдно