Когда он очнулся и пришёл в себя, то первое, что увидел — это склонённое над собой озабоченное лицо Сергея.
— Ну, что, оклемался, дружище? — обрадовался тот, отводя от его носа пузырёк с нашатырём.
— Где я? Что со мной? — прошептал Николай.
— Как где? Здесь, в лаборатории. Я уже минут двадцать над тобой хлопочу. Хотел уже по рации «скорую» вызывать. Прилетел бы за тобой вертолёт и забрал в больницу. Что бы я тогда без тебя делал? И как это тебя угораздило по шарику зубилом шарахнуть? Да разве можно до такого инженеру, да ещё геологу, додуматься!? Мало ли что он собой представляет! Ну, да ладно... Встать-то можешь?
— Кажется, могу. Но что-то с черепушкой. Перед глазами все время какие-то сиренево-фиолетовые круги. Помоги мне...
Сергей подал Николаю руку и тот с его помощью сел на топчане, потряхивая головой. Затем, схватившись руками за виски, застонал и прерывающимся от волнения голосом произнёс:
— Ничего не пойму, мистика какая-то! Наваждение!
— Что, что с тобой? — пытался расспросить его Сергей.
— Погоди, дай прийти в себя,— отмахнулся Николай.— Это действительно какая-то мистика. Ты ведь сказал, что я был без сознания минут двадцать?
— Да, не больше. А для точности — восемнадцать минут, — ответил Сергей, взглянув на свой «Ориент».
— Тогда слушай. Я такое увидел, что боюсь даже говорить... Если бы не ты, я бы и не решился рассказывать.
— Ну, хватит разглагольствовать. Рассказывай, да побыстрее, — торопил Сергей...
— Хорошо, слушай. Когда я ударил молотком по зубилу, то у меня перед глазами вспыхнуло ярко-фиолетовое пламя и я... я явственно увидел... начал Николай.
4.
...явственно, вот как тебя, увидел неземное лицо... У него был совершенно лысый, круглый, как шар, череп. Узкие фиолетовые глаза с ромбовидными черными зрачками. Две дырочки ноздрей и нитевидная безгубая щель рта фиолетового цвета. Лицо сиреневого цвета с фиолетовым оттенком. Иногда он подносил к глазам четырёхпалую ладонь и как-то странно шевелил пальцами. Я не слышал звуков его голоса. Да и рот не двигался, по-моему, он не издал ни звука. Но я отчётливо, совершенно ясно слышал его мысли. Они каким-то образом проникали в мой мозг. Он явно был очень зол и рассержен. Перед ним в почтительной позе стоял человекообразный, по-видимому, металлический робот.
— Вы совершили грубейшую ошибку, КЭК,— мысленно говорил ему инопланетянин.— Непростительную ошибку, которая стоила жизни нашему лучшему экземпляру. Гордости нашей науки! Это было уникальное явление! Это лучшее, что мне удалось создать за последнее время. Он стоит кучи таких бездарностей, таких тупоголовых тупиц, как вы, КЭК. Вы и подобные вам обыкновенные автоматы... А в него я вложил душу. Его мозг был совершенен. Он мог принести огромную, неоценимую пользу Сообществу и, в первую очередь мне, вашему Создателю. Объясните мне, наконец, что произошло. Что случилось? А если люди Голубой планеты что-либо узнают? Чем мы застрахованы, что они не увидели, как полыхало моё создание? А если они побывают на месте его гибели? Они могут о многом догадаться... За последнее время их наука далеко ушла вперёд. Вы представляете, что произойдёт, если люди на этой планете узнают, что за ними ведётся систематическое наблюдение? Что мы следим за каждым их шагом? Мы не можем допустить, чтобы они вырвались за черту положенного им Знания. Ни одна цивилизация, кроме нашей, не должна достигнуть Предела. И вы знаете, КЭК, что вы и вам подобные созданы, чтобы не допустить этого. Что касается Голубой планеты, то эта самая молодая цивилизация оказалась для нас самой опасной. За какое-то мгновение для Бесконечности она совершила такой скачок к Знанию, что не под силу ни одной нормально развивающейся цивилизации. Мало того, что они вырвались за пределы тяготения своей планеты, я уверен, что если их не остановить, то они вырвутся за пределы и их звёздной системы. А если они найдут кокр? Что будет тогда? Хорошо хоть, сработала схема самоликвидации».
«Да, Создатель, знаю»,— последовал ответ робота.
«Так что же произошло? Объясните мне, наконец. Как, по какой причине могла не сработать Система? Ведь было предусмотрено всё. Буквально всё. Элементы управления, сбора и анализа информации, наличие дублирующей подсистемы, все подчинено одной единственной цели. И такой недопустимый... недопустимый, КЭК, промах!»
«Позвольте сказать, Создатель».
«Говори».
«Я всё сделал по инструкции. Включил Систему. Подготовил энергетические установки. Подсоединил силовое поле. Отработал схему и траекторию полёта. Замкнул Канал. Система полностью заработала, но случилось невероятное. Неожиданно потерялась энергия. Траекторию полёта пересёк обыкновенный кусок металла. Скорее всего, один из спутников, которые люди с Голубой планеты во множестве забрасывают в околопланетное пространство. Потерялось взаимодействие между двойным К- и тройным Э-полями. Система автоматически выбрала программу самоликвидации,— прекратилась подача Элькокра, внутреннее давление разорвало внешнюю оболочку канала и...»
В этот момент я почувствовал резкий запах нашатыря и увидел над собой твоё лицо.
5.
— Действительно, какая-то мистика,— задумчиво протянул Сергей.— Но здесь что-то кроется! Кстати, где этот твой злополучный фиолетовый шарик? Надо бы еще раз взглянуть на него повнимательнее.
Он встал, подошёл к столу, но в тисках шарика не оказалось. Все было на месте: и молоток, и зубило, и напильник...
Не было только шарика!
— Ладно, завтра с утра пораньше встанем и двинем на твою сопку. Надо побольше добыть вещественных доказательств. Всё тщательно сфотографировать. И не мешало бы попросить Бабаяна заснять всё на плёнку. Костя ведь у нас кинолюбитель. Пускай потом прокрутит нам фильм. Он послужит дополнительным козырем. А то ещё примут нас с тобой в Академгородке за шизиков?! Да брось, шутки что ли разучился понимать после того, как тебя приложило? Ступай-ка лучше в свою палатку и выспись как следует. А я всё подготовлю к завтрашнему походу.
6.
На рассвете Николая разбудили и после плотного завтрака, загрузив рюкзаки, все трое двинулись в путь.
Впереди шёл Николай. Он после вчерашнего удара пришёл в себя и уверенно вёл группу. В центре, нагруженный рюкзаком и кучей приборов, тащился Сергей. Замыкал шествие Бабаян. Он выбегал вперёд, заходил сбоку, снимая на плёнку и фотографируя «историческую» экспедицию.
К обеду были на месте.
Сергей с Николаем внимательнейшим образом, ползая на коленях, исследовали каждый сантиметр обожжённой поверхности почвы. Они пытались обнаружить дополнительные следы, оставленные загадочным объектом.
Больше всего удивило, что вокруг прямоугольного чёрного пятна, напоминавшего след огромного противня, вынутого из печки и неаккуратно поставленного на белоснежную скатерть, не пострадал ни один кустик, не обожжена ни одна травинка.
Зато в середине пятна было множество расплавленных угольков от деревьев и покрытых чёрной плёнкой камней. Ни одной чешуйчатой частицы, ни одной стеклообразной капли, ни шариков они не обнаружили.
Бабаян добросовестно работал с кино- и фотоаппаратами, регистрируя каждый их шаг.
На вершине проторчали до темноты. Пришлось даже воспользоваться электрическим фонарём, но он почему-то сразу погас.
Переночевали, спустившись вниз, где по дороге на вершину приметили удобную лощинку.
Утром ещё раз осмотрели вершину. Ничего нового не обнаружили. На базу возвращались раздосадованными, утомлёнными. Шли медленно. Суетился только Бабаян, продолжая снимать свой «героический» документальный фильм о таинственной находке Николая, пока вконец не обозлённый его беспрестанным мельканием Сергей не вышел из себя и не заорал на него, чтобы тот прекратил эту бессмыслицу. Самое главное было заснять вершину и обожжённый пятачок.
Пришли поздно. Сергей с Николаем сбросили с плеч рюкзаки и приборы. Сели в лаборатории и, уставившись в одну точку, надолго замолчали.
Бабаян отправился проявлять плёнки.
7.
Вскоре он ворвался в лабораторию взволнованный.
— Слушай, это чёрт знает что! Ты только погляди,— обратился он к Сергею. — Всё засвечено, всё... Засвечено всё, что снято на вершине. Ты мне не веришь, ты думаешь я плохо снимал. Я хорошо снимал. Я снимал всё подряд. Но гляди,— он тыкал пальцами в фотоснимки.— Здесь видишь... Вот здесь! Здесь хорошо видно. Всё хорошо. Вот база, вот дорога. Вот недалеко от вершина. А здес засвечено. Ничего не видно. Ничего здес на вершина, ничего нэт. Вот опят у вершина. Вот опят спускаемся. Вот опят идём к база. Я снимал хорошо. Я правильно снимал. — Когда Костя волновался он забывал смягчать согласные и падежи русского языка.
— Ладно,— махнул рукой Сергей.— Всё ясно. Иди, готовь проектор. Может, там чего-нибудь увидим.
«Почему ему все ясно,— подумал Николай,— мне, например, ничего не ясно»,— но ничего не сказал, решив осмотреть электрический фонарик.
Батарея, электроды, нити электрической лампочки фонаря были оплавлены.
Он молча показал его Сергею. Тот недоуменно повертел фонарь в руках и осторожно положил на стол.
Остальных решили пока ни во что не посвящать.
Бабаян притащил кинопроектор в лабораторию и навесил на стену белую простыню. Сергей и Николай взволнованно смотрели на экран.
Под стрёкот проектора они увидели, как идут по дороге к вершине. Плёнка оказалась отличного качества, а Бабаян — мастером своего дела. Видимость была отличной.
При приближении к вершине словно всё оборвалось. Проектор продолжал стрекотать, а на экране мелькала сплошная белая полоса...
Кадры фильма появились на простыне-экране, когда Сергей и Николай находились снова у подножия сопки...
_ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _
НЕОБЫЧНОЕ ИНТЕРВЬЮ
Шутка
Эта необыкновенная история случилась со мной несколько месяцев назад. На днях поделился ею с редактором, но он, вопреки здравому смыслу, горячо порекомендовал мне обратиться к его знакомому психиатру, лицу довольно известному, часто выступающему с консультациями в нашей газете. Когда я пришёл по адресу, указанному в визитной карточке, то был весьма удивлён неожиданно тёплой встречей.
Доктор назвал меня по имени и отчеству,— видимо, редактор уже успел позвонить ему,— провёл в свой кабинет, вежливо усадил за столик с двумя глубокими креслами и куда-то позвонил.
Пока он настойчиво расспрашивал, не было ли у меня в роду душевнобольных, вошла молодая сестра в коротком, выше колен, белоснежном накрахмаленном халате с двумя ароматными чашечками кофе. Пока я с удовольствием разглядывал её стройные загорелые ножки, в дверях встали два дюжих санитара и, скрестив руки на груди, грозно поглядывали в мою сторону.
Сестра вышла. Доктор, повертев у меня перед глазами молоточком, сделал два круговых движения руками. Затем по очереди оттянул пальцами нижние веки обоих глаз, поочерёдно заглядывая в каждый в тщетной надежде что-либо там увидеть и, удовлетворённо потерев руки, произнёс:
— Что же, теперь я готов выслушать историю этого, как вы называете «необычного интервью».
Я недоуменно пожал плечами, глядя на эти странные приготовления, и подробно рассказал доктору о встрече с одним изобретателем.
Летом по заданию редакции я выехал в Харьков, откуда пришла жалоба на местных руководителей, якобы не желающих внедрить в производство «изобретение века».
Когда я позвонил в дверь по указанному на конверте адресу, мне открыл бодрый старик лет семидесяти пяти в чёрной академической шапочке и шлёпанцах на босу ногу. Приоткрыв на цепочке входную дверь, он почему-то шёпотом спросил — кто я и откуда. Я, естественно, тоже шёпотом, ответил, что из газеты и протянул своё удостоверение. Старик долго изучал его, то и дело вглядываясь в меня и сличая фотографию с оригиналом, затем вернул его обратно.
Цепочка щёлкнула; меня впустили в тёмную, заставленную шкафами с книгами прихожую и провели в комнату, больше напоминающую лабораторию средневековых алхимиков, чем жилище современного человека. Повсюду стояли реторты и мензурки. На столе высилось нагромождение стеклянных пробирок, колбочек, соединённых между собой змеевидно изогнутыми трубками и опутанными разноцветными проводами. Всё это сооружение кипело, булькало, издавало непонятные звуки и стоны.
— Вот,— сказал старичок, указывая на стол,— вот моё изобретение.
— Что это? — удивился я, глядя на стеклянно-резиновый хаос.
— Ну, что вы, отнюдь нет, это, так сказать, моё предприятие, а производная вот,— и протянул мне на ладони малиновый маленький шарик.
— Видите эту пилюлю? Она стоит, по крайней мере, двух Нобелевских премий. А мне никто не верит. До сих пор никто не собирается налаживать производство этого беспрецедентного в истории средства.
— Какого средства, от чего? — я с недоумением уставился на старика.
— Как, разве вы не по моему письму?
— По вашему.
— Но вы хоть прочитали его?
— Прочёл, но ничего не понял.
— Видите, вот видите! — обрадованно засуетился старик.— Все буквально все мне отвечают одно и то же. И никто, никто не удосужился проверить.
- В чём всё-таки дело? Объясните, наконец, - потеряв терпение, я повысил голос.— Давайте скорее, у меня в кармане обратный билет на восемнадцать тридцать.
Быков Василий
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Максимов Альберт
Курылев Олег