виделась лестница, ведущая к следующему перекрытию. По лестнице удалось
взобраться без шума... Только бы кончились эти плохо приваренные листы
железа. Еще два пролета, и можно подобраться к генераторам. Надо
постараться сбить настройку, резко изменить характер излучения, и они
погибнут сразу... Правильно, у каждого генератора есть регулируемое
устройство пуска...
переход. Теперь это давалось легче. Наконец, он высунул голову из верхнего
люка и осмотрел площадку, на которой стояло восемь генераторов.
площадку и прислушался. Кто-то бежал по кольцевым площадкам, идущим между
стен башни. Сейчас бежит по первой площадке... Вот грохот железа стих -
значит, лезет по лестнице. Вновь стук быстрых ног по железу... Уже
последняя лестница, которую должен преодолеть преследователь. Сейчас он
покажется из люка...
ночи, появилось в люке. Где-то совсем близко от его ноги, и в бешенстве
захотелось вдавить в него каблук.
миг голову сковала нестерпимая боль. Так и не поймав перил, он начал мягко
оседать. На момент он напрягся, собрав все силы, чуть приподнялся, но
потерял сознание и с грохотом упал на железные рифленые листы последней,
самой верхней площадки, на которой стояли восемь генераторов.
ощущение окружающего мира неожиданно четким.
почти синего от надвигающейся ночи, виднелась знакомая фигура. Крэл сразу
вспомнил отца. Он вот так же, очень похоже, любил сидеть в кресле-качалке.
С газетой в руках и задранными на лоб очками.
протянул руки доктору Феллинсену.
пробуждении, похожем на новое обретение жизни, нужен именно он, доктор
Феллинсен, заботливый, добрый, свой. Его мясистые, немного влажные губы,
как обычно, шевелились, и казалось, он все время не то шепчет умиленно, не
то смакует что-то вкусное. Розовое свежее лицо с приспущенными веками,
сцепленные на округлом брюшке пухлые руки - все говорило о нерушимом
спокойствии и собранности этого умного и деятельного человека.
только, и все тут. Разве я мог не приехать к тебе!
секунд изучал зрачки, а затем посмотрел на приборы, установленные возле
кровати. Только теперь Крэл почувствовал приклеенные электроды. На
затылке, щиколотках, на левом запястье.
Небольшая инъекция, Крэл. Это так, для закрепления достигнутого.
привычно пожевывая, улыбаясь, смотрел на выздоравливающего.
приборов, - теперь не боюсь. А было худо, ничего не скажешь - худо... Ну,
прежде всего поздравляю тебя, мой мальчик, ты исцелен. С лейкемией
покончено. Это произошло - я изучил "твою историю болезни - еще до того,
когда ты... - Феллинсен пожевал усиленней обычного и, будто проглотив,
наконец, смакуемое, закончил: - Еще до того, когда ты бросился уничтожать
исцеливших тебя... Как они называются?
не наделал безобразного?
непременно нужен лев-мужчина. Но почти каждая, если заполучит льва,
норовит превратить его в болонку. А вот Инса... Я, конечно, мало еще знаю
ее, однако мне кажется... Кажется, ей нужен лев, и только лев.
для Инсы...
Как они называются, Крэл?
оказалось особенно опасным на фоне... Ты не пугайся, мой мальчик, я должен
сказать тебе все.
приезде сюда. Болезнь развивалась быстро. Борьба с лейкемией могла
обойтись слишком дорого, однако произошел спасительный перелом... Тогда, в
ту ночь. И мне удалось выправить тебя. Теперь ты можешь не волноваться.
Все идет хорошо.
уложенными на жилете. - Пожалуй, да. Только у него заболевание протекало
тяжелей. Доктор-Ваматр полагает, что они, как их, существа, постепенно,
как бы приспосабливаясь к людям, раз от разу норовят поменьше повредить,
вступая в контакт, влияя на людей. Вот у тебя, например, уже обошлось все
лучше, чем у Лейжа. Однако мы заболтались с тобой.
другом:
магическую. Она и поспать тебе поможет, и подкрепит. Я обосновался у тебя.
Буду, как и все эти дни, рядом с тобой. Дверь я не закрываю. - Феллинсен
захватил с кресла-качалки газеты, еще раз глянул на приборы и направился к
себе. - Люблю на ночь пошуршать газетой. Спи, мой мальчик!..
разрешал проведывать Крэла.
птица. А до этого... Надо, надо закрепить успех. Не будем излишне
торопливы, закрепим, и тогда снова окунайся в житейское море.
и думаю, снимете вы с меня проволочки, отпустите. Выйду я на веранду, и с
крыльца, как в холодную и страшную воду, надо бросаться в холповскую
жизнь. Что я им скажу?.. Я не знаю, что им сказать!
слишком-сложно происходящее здесь. Но я верю в тебя. Не только в твой ум,
верю твоему сердцу, надеюсь на твой всегдашний здравый смысл и врожденную
порядочность. Ты ведь пессимист теоретически и оптимист на практике. Нет,
нет я не увожу тебя от темы, самой нужной сейчас и очень трудной для тебя.
Просто я не знаю, как помочь тебе. Вот твой отец... Впрочем, будем
откровенны, даже он - умница, кристальной честности человек, - тоже,
вероятно, не в силах был бы посоветовать тебе что-нибудь, не сумел бы
разобраться во всем этом. Не сможешь, пожалуй, и ты, если будешь один.
Только все, только: вместе вы; ученые, должны решить, что принесет миру
вызванное вами к жизни.
рассчитывал, на кого? На одного себя?
чтобы протоксенусов использовали во зло. Проблема усложнилась в миллион
раз... Нет смысла спорить - вероятно, вы правы: я был болен. Но не это
заставило меня взобраться на башню. Нет. Как только я понял, что
протоксенусы уже могут обойтись без помощи человека, выделят в своих телах
фермент и я лишусь возможности наложить вето, я испугался. Я подумал: люди
еще не верят друг другу, а я должен поверить им, чужим?!. Пока они еще
полностью в наших руках... А если вырвутся?!.
кем-нибудь, то ради дела. Большого, ответственного.
отказываюсь от своих слов. Просто необходимо закрепить успех. Три дня - и
ты на свободе...
Русанов Владислав
Глуховский Дмитрий
Конан-Дойль Артур
Сертаков Виталий
Посняков Андрей
Ибсен Генрик