которых продолжать работы уже не удастся. Выход был только один;
пробраться к святилищу до наступления ночи - наиболее вероятного времени
нападения.
единодушно, и погружения начались тотчас же.
предположениям профессора Вудрума, должна находиться статуя Небесного
Гостя. Расчистка взорванной породы оказалась делом более сложным, чем
предполагалось. День подходил к концу, а до святилища так и не удалось
добраться.
усталость показалась безмерной, настороженность - преувеличенной, угроза
нападения - скорее вымышленной, чем реальной, и даже Ивану Александровичу
подумалось, что, быть может, работы следует отложить до следующего дня. Но
благоразумие взяло верх над усталостью и сомнениями. Прорыв к заветному
решено было продолжать и ночью.
электростанции, насосы неустанно качают воздух спускающимся под воду
смельчакам. Работы не прекращаются ни на минуту, все увлечены, с
нетерпением ждут, что же принесет столь мучительный поиск, что же удастся
извлечь из-под воды, и вместе с тем никто не забывает о нависшей
опасности. Катера наготове. По первому сигналу следует поднять водолазов и
уходить в открытое море.
завал. Вход в святилище свободен. Если и там не окажется останков
Небесного Гостя...
которые провел профессор под водой, показались ему самыми долгими и самыми
трудными в жизни. Этому легко поверить, если представить, что произошло в
лагере за эти восемь минут.
берегом и морем, но и они не смогли заметить, как один, а может быть, и
несколько паутоанцев сумели бесшумно пробраться к плавучему
островку-барже, где размещалось оборудование подводников. В момент, когда
Вудрум подал сигнал "подъем", замолк движок, погасли огни, остановились
насосы. Стало темно и тихо. На какое-то мгновение. Тотчас же отовсюду
раздались крики паутоанцев, устремившихся к плавучей базе на легких
лодчонках. Во тьме вспыхнули выстрелы, завязалось сражение.
Очаковский и два рабочих производили с возможной скоростью. Спешить было
нельзя, чтобы не вызвать у Вудрума и Шорпачева кессонной болезни, но
нельзя было и медлить: нападающие, несмотря на выстрелы отчаянно и
мужественно обороняющихся исследователей, уже приблизились на расстояние
нескольких десятков метров от плавучей базы.
плечо Очаковского. Продолжая крутить лебедку одной рукой, он позвал на
помощь Жерднева. Василий Афанасьевич выпустил в темноту несколько пуль и
бросился к лебедке. В это же время стрелами серьезно был ранен один из
рабочих.
победные, чем отчаянные крики нападающих стали нестерпимы. Казалось, еще
немного - и баржа заполнится фанатиками, готовыми разорвать на части
людей, которые все же осмелились проникнуть в затонувший храм.
был один управиться с подъемом Вудрума.
умолкли. Отставной моряк оказался прав, покинув лебедку на попечение
Николая Николаевича. Не швырнул бы он вовремя динамитную шашку,
неизвестно, чем бы обернулось для ученых ночное сражение.
Брошено было все, кроме раненых, разумеется. Казалось, погибло все
предприятие, которое так долго и упорно готовилось Вудрумом, но он ликует.
на шаг не отходил от поднятого со дна обломка.
7. ЗОЛОТАЯ ЛАДЬЯ
Очаковского оказалась, к счастью, не очень опасной. Немедленно вызванный
врач сделал ему перевязку, дал порядочную дозу хинина, и через некоторое
время Серафим Петрович почувствовал себя значительно лучше. У рабочего
ранение было серьезнее, и его пришлось госпитализировать.
опасные переживания вскоре были забыты, о потере базы в лагуне почти не
вспоминали - так сильно было возбуждение, вызванное долгожданной находкой.
Началось самое интересное - тщательная расчистка "божества", пролежавшего
под водой несколько веков. Исследования подтвердили, что "божество" было
явно космического происхождения, но такое, которое, вероятно, еще никогда
не попадало на Землю.
цитированы во многих специальных работах, хорошо освещены в научных
трудах, и, мне кажется, приводить их в этих записках не имеет смысла. Жаль
только, что нам так и не удалось найти фотоснимки находки, сделанные
профессором Вудрумом в те дни. Судя по записям в его дневнике, часть
фотографий обломка статуи была отослана Арнсу Парсету. В архиве профессора
Парсета, хранящемся в Национальной академии наук, эти снимки тоже не
найдены, однако письмо, с которым они были отосланы в Голландию,
сохранилось. Сохранилось и письмо, отправленное Иваном Александровичем
профессору Евдокимову. Оно, на мой взгляд, очень любопытно. У меня имеются
фотокопии этого письма, и здесь я могу привести выдержки из него.
встречена столь недружелюбно, не мог простить себе, что, увлекшись
организацией поисков, тратя силы и время на преодоление связанных с ними
трудностей, не сумел наладить отношения с местным населением. В письме он
пишет:
спокойного, изысканно-вежливого и мудро-гостеприимного народа. Паутоанцы в
массе своей красивы. Золотисто-бронзовая их кожа, стройные тела, прямой и
не лишенный достоинства взгляд - все это вызывает восхищение, располагает.
Мягкая и одновременно могущественная природа здешняя наложила определенный
отпечаток на их характер. Они поражают своей общительностью и простотой,
свойственной разве только нашим хорошо воспитанным и интеллигентным людям.
В движениях, в речи, во всем своем повседневном обиходе они умеют
соблюдать меру и приличие. И заметьте, Елизар Алексеевич, эти определения
я отношу отнюдь не к классу избранному или привилегированному, а к самым
широким слоям этого очень симпатичного, имеющего свою древнюю историю и
культуру народа. Народ Паутоо, несомненно, должен быть отнесен к богато
одаренным, и его ожидает, я уверен в этом, лучшая будущность сравнительно
с настоящим его подчиненным положением.
описанные мной события, нарушившие ход всего дела нашего, но, должен
сказать, нисколько не поколебавшие мою веру в добропорядочность и
благородство паутоанцев. Нет и еще раз нет! Здесь не отвращение к нам,
европейцам, тем более ни настороженность или неприязненное отношение к
ученым - здесь сыграло роль другое. Уверен: в данном случае действовал
чей-то злой умысел, чья-то злобная и коварная рука направляла покушавшихся
на нас людей. Сейчас меня занимает одно: кто мог быть подстрекателем,
организовать нападение, кто был заинтересован в разгроме нашей базы?.."
действовал. При первом же удобном случае он отправился с официальным
визитом к верховному жрецу храма Буатоо, и через несколько дней состоялось
по-восточному пышное, взбудоражившее весь архипелаг торжество передачи
храму великой паутоанской святыни - части статуи древнего божества.
возможность вести дальнейшие работы уже без поддержки солдат губернатора
колонии. Влиятельные жрецы храма сказали свое слово - и враждебного
отношения паутоанцев к работе ученых как не бывало. Больше того, к услугам
исследователей теперь было все, что только могло дать местное население.
островам Шираст, и радость была омрачена. Он, как видно, самым искренним
образом обрадовался первым успехам экспедиции, высказал толковые, не
лишенные изобретательности соображения, касающиеся планов дальнейших
исследований, но, когда выяснилось, что обломок статуи уже передан храму
Буатоо, вдруг заговорил таким тоном, который опять вывел из себя
профессора. Иван Александрович не узнавал всегда корректного, скромного и
подчеркнуто почтительного с ним молодого ученого. Шираст в вежливых, но по
существу возмутительных выражениях дал понять Вудруму, что он не имел
права предпринимать такие ответственные действия, не согласуя их с ним как
с официальным представителем Гуна Ченснеппа на Паутоо.
руковожу экспедицией, научными изысканиями и все относящееся до их
состояния намерен решать без столь любезных вам хитросплетений. Мне
представляется совершенно обязательным, чтобы вы, господин Шираст, раз и
навсегда отказались от взятого вами тона.