почувствовали живительную прохладу, представляющую на этой высоте столь
приятный контраст с томительной, банной жарой равнинных джунглей.
самый трудный участок пути, когда прохладно и сухо, почти нет нещадно
жалящих, порой приводящих в исступление насекомых, а впереди, совсем
близко, заветная цель! И все же тревога не покидает никого из участников
похода.
возможности спокойнее и ласковее завел с ним разговор, устроившись, как и
паутоанец, на корточках, но проводник не успокоился, все время оглядывался
по сторонам и наконец заявил, что дальше не пойдет. Он не знает, где
именно находятся развалины храма. Вот отсюда, от этой скальной площадки,
надо идти немного вверх, но куда - он не знает. Несколько путей ведут к
древнему разрушенному храму. И этот - прямо, и вот тот, левее. Можно и
вправо взять. Пойти к вершине можно любым из них, но в каком направлении
святилище - он не знает, идти не хочет. Вудрум достал шкатулку с Золотой
Ладьей, и она указала направление. Проводник не удивлен и не обрадован. Он
продолжает настаивать на возвращении. Вместе с тем он, как видно, чем-то
напуган настолько, что и возвращаться боится.
же происходит, но все чувствуют, как нарастает тревога. Серафим Петрович
как-то больше всех ослаб, недомогает. Вудрум предложил остаться на
привале, подождать, пока Очаковскому станет лучше, но он, волнуясь,
протирая очки чаще обычного, спорит, не соглашается, просит:
чему, господа. Одолеем эту скалу, а там, на самой вершине, развалины. Ведь
так? Ну, пожалуйста, не откладывайте из-за меня. Иван Александрович,
прикажите собираться. А я полежу немного. Как все будут готовы, и пойду. Я
двужильный, вы же знаете, дойду... Лишь бы с вами... Лишь бы со всеми
быть, не расставаться...
тяжел морально! Похороны товарища ни у кого не выходили из головы. У Ивана
Александровича сердце сжималось при мысли, что уже нет славного Серафима
Петровича, работящего, доброго, влюбленного в свое дело и бесконечно
преданного науке, что в Питере не встретит его семья... Вспомнился
октябрьский суровый день, порт, внезапно поваливший снег, проводы и
щемящее чувство ответственности, вдруг охватившее тогда беспричинно и
властно...
слившаяся со скалами стена, они посмотрели на нее так, как если бы и не
стремились к ней всеми силами, будто уже видели ее много раз. Площадка
перед развалинами, скальный обрыв высотой в четыре-пять метров. Взобраться
туда и там... Что же там?..
первым подходит к обрыву, выискивает, где полегче взобраться на его
верхушку, к развалинам. Быстро темнеет. Вудрум считает, что в развалины
надо пробираться утром, но Николай Николаевич просит не откладывать.
помешать. Надо поднатужиться. Ведь последний шаг. Иван Александрович,
берите Ладью, пойдемте.
чувствуете?
можно, а то... А то я не успею...
скалистый обрыв. Впереди Александр, за ним Плотников и Вудрум. Шираст
замыкает четверку, всячески помогая профессору, поддерживая в трудных
местах. Никто из паутоанцев и близко не подходит к обрыву. Кажется, их и
вовсе нет на площадке - так тихо и мрачно все вокруг. Из-за тяжелых,
готовых к грозе облаков изредка выглядывает луна, освещая развалины, и
тогда виден угрюмый полукруг стены, колонны с осыпавшимися верхушками и
граненый постамент, на котором возвышается что-то странное, напоминающее
кусок окаменевшей волны. В лунном свете она кажется полупрозрачной,
темно-зеленой, а когда луна скрывается и на таинственное святилище
наваливается мрак, на гребне волны начинают сверкать две сиреневые искры.
будет совсем близко подойти к немеркнущим тысячу лет посланцам далеких
миров? Какая сила донесла их до Земли, возле каких звезд затеплились эти
сияющие в ночи, воспетые древней легендой "глаза божества"?
именно он по праву должен раньше других приблизиться к так давно
ускользавшей тайне.
о засадах и преследовании, обо всем на свете и внимательно рассматривал
испускающие лучи кристаллы.
они пронеслись через Пространство, попали на Землю, вызвали поклонение
древних паутоанцев, и это к ним так стремится таинственная Золотая Ладья.
Давайте проверим.
постамента, приблизился к самому краю площадки. Золотая Ладья своим
острием указывала на кристаллы. Профессор обошел всю площадку, и везде, с
любого места Ладья ориентировалась на кристаллы, переливающиеся мягким,
нежно-сиреневым, то меркнущим, то вспыхивающим с новой силой светом.
предстоит исследовать это явление, и, как знать, быть может, познав его,
человек станет во много раз сильнее.
изучение, ему хотелось тут же поделиться своими планами с помощниками, но
Шираст первым напомнил о тревожных обстоятельствах, в которые попала
экспедиция.
уходить отсюда.
Шираст. Никогда! В интересах науки мы пробрались сюда, поступившись своей
совестью. Это еще куда ни шло, но посягнуть на святыню паутоанского
народа?! Нет, нет! Мы рассмотрим эти кристаллы завтра, днем. Попробуем
установить, какие же силы возникают в них. Опишем это явление, зарисуем,
сфотографируем, но вырвать их и унести... Ни за что! Не надо забывать,
господин Шираст, что наука наукой, но существует еще и такое понятие, как
порядочность. Да!
шум, послышались голоса встревоженных чем-то паутоанцев, крики. Ученые
поспешили спуститься к лагерю и застали там панику. Два носильщика
корчились в судорогах, остальные атаковали забившегося в кусты проводника.
Шираст бросился ему на выручку. Разогнав нападающих, он выволок проводника
из его ненадежного убежища и повел к себе в палатку. Только там, немного
успокоившись, проводник признался, что считает и себя, и всех их
обреченными.
Отбросьте щепетильность, возьмите кристаллы и скорее вниз, пока мы не
погибли все.
сумели как-то отравить, то бегство уже ни к чему не приведет.
Плотников. - Пожалуй, и в самом деле уже поздно.
надо возможно полнее исследовать феномен. Я уже не смогу, кажется... Боль,
понимаете. Боль во всех суставах. Я пойду лягу.
переутомление. Вы будете здоровы.
сдавался Шираст.
звука, то забываясь, то вновь приходя в себя. Вудрум не отходил от него ни
на шаг, не в силах ничем помочь его страданиям.
бежал вместе с напуганными витающей над экспедицией смертью носильщиками и
проводником, прихватив с собой запаянную жестянку с драгоценными находками
и коробку с Золотой Ладьей.
что все теперь дело в том, кто останется последним.
скромного помощника, не в силах предпринять что-либо, не в состоянии
придумать, как же спасти самое дорогое в жизни - сына. Идти вниз?