замечательное открытие, людей, собственно говоря, не получивших почти
никакой поддержки на родине, вынужденных надеяться только на самих себя и
вскоре попавших в зависимость от Гуна Ченснеппа. Да, тревожно было Ивану
Александровичу Вудруму на борту маленькой "Азалии", уходившей в черноту
Балтики! Мы с Мурзаровым вылетели на Паутоо в комфортабельном реактивном
лайнере, который за двенадцать часов лета перебросил нас в Макими. Дело,
конечно, не в изменившихся технических средствах. Мы не испытывали
опасений Вудрума прежде всего потому, что у нас на родине оставались
единомышленники, была возможность в любое время получить помощь многих
десятков научных учреждений.
довольно утомительными. Развлекаться созерцанием земли, ушедшей от нас
куда-то вниз, на глубину девяти тысяч метров, нам не удалось, да почему-то
и не очень хотелось. Облачность почти на всей трассе мешала наблюдениям, и
мы только кое-когда узнавали знакомые по географическим картам очертания
морей, иногда правильно определяли, над каким местом пролетаем, а в общем
не очень часто заглядывали в небольшие, малопригодные для обозрения
иллюминаторы.
неспокойные мысли о предстоящих поисках, исследованиях, о дружественной
стране, казавшейся хорошо знакомой и в то же время недостаточно нами
изученной, сложной. Молодая республика в становлении, еще сильны в ней
феодальные и религиозные традиции. В Восточном Паутоо наряду с крепкой
централизованной властью существуют независимые княжества, а нет-нет и
начинают орудовать банды. В Западном Паутоо, где еще хозяйничает
метрополия, действуют партизанские отряды, не прекращается борьба за
независимость, за воссоединение страны. Словом, обстановка сложная. Будет
трудно - мы это понимали превосходно.
по-разному мы с Мурзаровым относимся к силициевой проблеме. Ханан
Борисович, человек довольно прямолинейный, если не сказать догматичный, не
разделял, по-видимому, многих моих сомнений. И он, и Юсгор, как только нам
досталось "наследство", кажется, ни разу не задумались над вопросом:
доросли люди до соприкосновения с неведомым или нет? Вечерами я часто
перечитывал предсмертное письмо Вудрума. Я уже наизусть помнил каждую
строчку этого документа, написанного человеком, прекрасно понимавшим, как
велико может быть несчастье, если люди не сумеют совладать с пробужденной
ими силой космоса. Вудрум писал: "...рано!" А сейчас?.. Да, за прошедшие
десятилетия изменилось многое, появился новый общественный строй, окрепли
силы, которые не допустят, чтобы силициевая жизнь была использована во
зло, как не дают ядерным силам погубить жизнь на планете... Не допустят!..
Но как?.. Что, если там, где еще живут по законам, создаваемым
ченснеппами, раньше нас подберутся к тайнику, сумеют взять в свои руки то
огромное, что таит в себе необычайный посланец космоса?.. Похоже, они не
собираются ждать и уже действуют, активно, не очень-то стесняясь в
средствах и способах. Значит, нужно действовать и нам, да так, чтобы
опередить, чтобы иметь неоспоримые преимущества, и для этого... Для этого
прежде всего надо думать не над тем, как вызвать к жизни грозную силу, а
над тем, как научиться владеть ею! Однако, не вызвав ее, мы, очевидно, и
не найдем способа покорить, подчинить ее себе. Тогда где же выход? Голова
шла кругом, я запутывался в противоречиях и вместе с тем отчетливо понимал
необходимость найти какое-то оригинальное решение. Найти во что бы то ни
стало! Но как?..
из рассказов Юсгора мы знали, конечно, что с тех пор, как здесь побывала
экспедиция Вудрума, в стране и городе произошли огромные перемены, но
вместе с тем мы настолько сжились с Макими, описанным Вудрумом, настолько
хорошо представляли себе его дома, улицы, базары, храмы и отели, что
казалось, приехав, будем себя чувствовать в нем как в давно знакомом и
полюбившемся городе. И вот все оказалось другим, очень близким и вместе с
тем неузнаваемым. Тишина заросших зеленью улиц; скрывающиеся в глубине
садов белые, как правило, одноэтажные домики, окруженные тенистыми
верандами; неспешный шаг маленьких лошадок, запряженных в экипажи с
полосатыми тентами; редкие цепочки тускловатых фонарей, развешанных только
в порту да на главных улицах; пестрые, довольно жалкие, торгующие до
глубокой ночи лавчонки - где все это? Мы очутились в огромном процветающем
городе. Множество высоких ультрасовременных зданий, заполненных конторами,
банками, редакциями газет и нарядными магазинами; почти везде хорошие
мостовые и тротуары. Движение такое, что на перекрестках нередки заторы.
Потоки самых разнообразных автомашин - от джипов до скоростных приземистых
лимузинов; трамваи, автобусы вперемежку с легкими, крытыми полосатыми
тентами колясками и трехколесными велосипедами-такси - все это спешит и
движется отнюдь не с "восточной медлительностью". Люди приветливы,
красочно и со вкусом одеты, всюду царит свойственное паутоанцам
непринужденное веселье.
очень людных улицах, таких же зеленых, как и во времена Вудрума, идет
жизнь специфическая, чисто паутоанская, сохранившая древние национальные
обычаи и впитавшая плоды современной цивилизации. Паутоанцы предпочитают
жить не внутри дома, а во дворе, на открытом воздухе. Здесь можно увидеть
и приготовления к старинным, имеющим многовековую давность мистическим
обрядам, и выставленный под сень широченных банановых листьев телевизор.
Прохлада звездного вечера вызывает оживление, не угасающее до позднего
часа. Все наполнено звуками жизни разнообразной, подчас непонятной и
привлекательной. Откуда-то доносится мелодия маленького национального
оркестра - там, прямо на улице, уже танцует молодежь; слышится протяжное
песнопение - это собрались на молитву верующие; а вот раздаются из
репродуктора позывные радиостанции и начинается передача метеосводки. В
городе причудливо смешалось стародавнее с современным; столица, как и вся
страна, хранит и чтит традиции и вместе с тем полна стремления создать
новую жизнь, которая впитает лучшее от прошлого и все нужное паутоанцам от
современности.
условлено, на аэродроме. Юсгор выехал из Москвы недели на две раньше меня
и Мурзарова и за это время успел побывать в столице метрополии Западного
Паутоо. Юсгор принимал нас как самых дорогих гостей. Он прилагал все
старания к тому, чтобы у нас осталось самое приятное впечатление от
знакомства со страной, городом, людьми. Юсгор искренне волновался, видя
какой-нибудь непорядок, настораживался, ожидая, как воспримем мы тот или
иной обычай, ту или иную национальную черту паутоанцев. Он не уставал
извиняться за то плохое, что еще бытовало в стране, весело, по-мальчишески
гордился всем хорошим. Словом, принимал он нас как хозяин, хозяин, любящий
страну, верящий в нее и работящий.
Благодаря заботливому вниманию Юсгора и его друзей жизнь в нем наладилась
быстро.
тридцать, не дожидаясь, когда неистовое светило начнет приветствовать
слишком пылко. Проснувшись так рано, я похвалил себя и собрался идти
будить Ханана Борисовича, но он уже был на веранде. В одних шортах, с
газетой в руках, профессор дожидался короткой, вернее сказать, мимолетной
зари.
всего несколько минут. Чистый небосклон стал быстро заполняться белыми
облаками. Вскоре над вершиной повисла дымка, величественная картина
потускнела и Мурзаров уже читал газету. Вероятно, в мире не может
случиться ничего такого, что заставило бы Ханана Борисовича отказаться от
его непременной дозы газет. День перелета и первого знакомства с Паутоо
несколько выбил его из колеи, и теперь он без аппетита, но, как всегда,
усердно дожевывал свою вчерашнюю порцию. Еще с вечера Ханан Борисович
попросил Юсгора пораньше прислать нам газеты. Я, грешный, в это же время
завел разговор об утреннем питье тропиков - кокосовом молоке. Юсгор,
разумеется, пообещал и то и другое.
играя в чет-нечет, загадал, что принесут нам раньше - орехи или газеты?
Если орехи, то найду решение мучавшего меня вопроса, если газеты...
Впрочем, как-то не хотелось думать ни о чем тревожащем в то чистое утро.
Уж очень хорошо было. Легкий ветерок, еще освежающий, бодрящий, приносил
на веранду аромат крупных, белоснежных, как лилии, цветов древовидных
дотур и нежный запах красного жасмина. Перед нами простиралась огромная
территория университета. Проглядывалась она хорошо: голые, слегка
изогнутые стволы пальм позволяли рассмотреть белые двухэтажные корпуса
факультетов, лабораторные здания и даже кусочек океана, заманчиво
синевшего вдали.
так и не поняли, откуда взялся здесь этот приветливый, прекрасно сложенный
молодой человек, но как-то сразу догадались, что это и-есть Ару, сотрудник
Юсгора, о котором он нам рассказывал не меньше, чем о Худжубе.
тропики, я мечтал о том, чтобы начинать свой день в тропиках, выпивая
содержимое кокосового ореха.
человеком общительным, остроумным и быстро завоевал симпатии - мою и даже
Мурзарова, понимающе и по-доброму отнесясь к нашим маленьким прихотям.
Ханану Борисовичу он остроумно охарактеризовал местные газеты разных
направлений, а угощая меня, священнодействовал столь уморительно, то
вытягивая трубочкой губы, то забавно причмокивая, что я понял: Ару