густо-лиловые тени. Оранжевыми теплыми пятнами, мягко, обнадеживающе
светятся жаровни, чуть розовеют спасительные душистые струйки.
установки, меньше суток назад вызвавшей к жизни это непонятное явление?
Совладают ли с ним дымки, такие безобидные, пахучие, вовсе не схожие с
едкими кислотами, не обладающие силой огня и холода? Справятся ли, тихо
обволакивая росинки, таящие неизвестное людям могущество? Сейчас там, на
участке земли, взятой в пластмассовое кольцо, дымки смиряют прозрачные
капельки, подчиняют их воле людей так, как и тысячу лет назад в священной
роще возле коленопреклоненного Раомара.
ночи не оставался спокойным, не покидал поле сражения. В штабной палатке
доктора Ямша жизнь била ключом, не утихая ни на минуту. Отсюда шли
указания, как отражать атаки корреспондентов, сюда приносили телеграммы,
здесь составлялись первые донесения, просматривались только что
отпечатанные фотоснимки и листки с результатами анализов, набрасывались и
обсуждались планы овладения силициевой плазмой. В палатке, освещенной
наскоро подвешенной на стойках лампочкой, шум не смолкал до утра, а утром,
как только начало светать, мы двинулись к "пожарищу".
серо-зеленую массу. Она была неподвижна, а плазма мертва.
на уничтожение (соблюдая все меры предосторожности) пемзообразной массы,
облепившей каркас нашей лаборатории, но еще больше пришлось затратить на
создание новой установки. Из Института космической химии прилетели в
Макими ученые различных специальностей. Из Паутоанского
химико-технологического института к нам в группу влились химики-аналитики
и химики-органики. Специальным решением Министерства высшего образования
Паутоо в наше распоряжение были отданы дополнительные помещения. Оживление
чувствовалось во всем.
той, которую недавно съела силициевая плазма, однако вновь воспроизвести
опыт нам так и не удалось. Мы самым тщательным образом копировали условия
и наконец израсходовали все остатки метеорита. Стало ясно: наши усилия
бесполезны. Может быть, и не в ливнях было дело. Что-то неуловимое, не
схваченное нами, какие-то особенные сцепления обстоятельств оказались
благоприятными и помогли нам тогда вызвать к жизни неведомое. Какие это
были обстоятельства, какие именно условия помогли - мы так и не выяснили.
Загадка осталась загадкой.
сосредоточено на четырех маленьких тигельках, в которых хранилась
собранная мной и Ару легкоподвижная, чуть зеленоватая жидкость.
десятки книг, каждый шаг, сделанный учеными в направлении познания ее
свойств, описан в сотнях отчетов и диссертаций, в тысячах официальных
документов. Здесь я хочу рассказать лишь о том, как мы ее тогда спасали.
Да, было время, когда мы поняли, как трудно сохранить живое силициевое
вещество. Легко представить, как мы были взволнованы, когда убедились, что
еще раз повторить "подвиг Рокомо" невозможно, а плазма начинает погибать.
В платиновых сосудах она вообще вскоре потеряла всякую активность и
держалась только в золотых. Но и в них она становилась не такой
деятельной, как прежде, начала терять свои свойства. Было ясно: все живое
независимо от того, вещество это или существо, надо кормить.
привели. Создавшееся у нас впечатление о ее неприхотливости,
неразборчивости в пище оказалось ложным. В предлагаемом нами широком
ассортименте ей явно чего-то не хватало. По-видимому, перемалывая все
встречавшееся ей на пути, она очень тщательно выискивала себе что-то
абсолютно ей необходимое. Не желая питаться в тигельках, она, видимо, не
просто была привередлива, а не получала самого нужного. Как найти то
единственное, что поддерживает ее существование, как не допустить плазму
до гибели в тигельках-тюрьмах?
растениями, камнями и постройками, но рисковать не хотелось, да и не
представлялось удобным вновь и вновь собирать ее по капелькам. Словом, нам
нужна была плазма в чистом виде, чтобы изучить ее повадки, свойства,
определить, чем она питается, как размножается, каковы ее состав,
структура. Встал вопрос: как сохранить плазму? Мы понимали трудности
задачи, но не считали ее безнадежной, памятуя, что еще в древности, в
паутоанском Веке Созидания, она была уже решена.
обрядов и обычаев народа Паутоо позволило ему сделать важное открытие.
Происхождение обычая собирать и хранить священную губку теряется в веках.
Уже никто, даже жрецы уцелевших храмов, не знает, как возник этот обычай,
для чего нужны губки, и все же во многих селениях верующие добывают со дна
океана или покупают у ныряльщиков кремниевые губки и раз в году, в
праздник пришествия Небесного Гостя, относят их в ближайший храм.
Профессор Мурзаров прав был, считая, что традиции оказались более
живучими, чем силициевое вещество. Давно утерян жрецами секрет, известный
на Паутоо в Век Созидания; семь столетий назад паутоанцы разучились
создавать храмы и дворцы сказочной красоты и величия, применяя силициевую
плазму, а губки все еще добывают, выращивают и хранят. Ханан Борисович
предполагал, что кремниевые губки, и не какие-нибудь, а именно те, которые
с таким трудом и в наши дни еще выискивают в океане ныряльщики, нужны были
древним паутоанцам для поддержания жизнедеятельности плазмы, хранившейся в
золотых храмовых сосудах.
немедленной. Оно умирало у нас на глазах. Плазма или хотела питаться
только на свободе, или требовала специальной пищи. Оставалось одно -
испробовать губки и, если это не поможет, опять рисковать.
на такое святотатство, как продажу храмовой жертвы неверующим. Тогда в ход
были пущены акваланги. Это привело в немалое смятение бедных ныряльщиков,
опасавшихся, что люди, обладающие хитроумными приборами и подводными
ружьями, отобьют их скудный хлеб. Но этого не случилось. Насколько я знаю,
они и теперь, как и сотни лет назад их предки, продолжают свой трудный
промысел, вылавливая для верующих священные губки. Верующие все так же
возлагают на жертвенники губки, и они там постепенно засыхают. Выловленные
аквалангистами обитательницы подводных долин нашли у нас несколько иное
применение.
затаив дыхание. Ведь если не придутся нашей плазме по вкусу губки, задача
наша усложнится стократно.
маленький кусочек губки - и уже слегка помутневшая жидкость становится
прозрачной, подвижной. Бросаем еще и еще крохотные кусочки. Плазма вокруг
них вспенивается, они нацело растворяются в плазме, и объем ее начинает
увеличиваться. Мы переливаем плазму в другой сосудик, она и там, питаясь
этим кормом, совершенно несъедобным для всего земного, растет, ее можно
размножать, сколько это угодно экспериментаторам. Они уже расхватывают
плазму по капелькам, разносят по лабораториям, исследуют ее свойства и
повадки, Физиологи вводят ее животным - и животные мгновенно погибают (но
не окаменевают!). Химики изучают ее состав, физики определяют физические
свойства, биохимики... Впрочем, всего не перечесть. Как только мы
убедились, что с соблюдением необходимых предосторожностей живое вещество
можно транспортировать, несколько граммов его с приложением губок на
специальном самолете было отправлено в Институт космической химии для
всестороннего изучения.
время в Макими приехал из Пога профессор Асквит.
породистый с горбинкой нос и глаза, окруженные мелкими морщинами,
казалось, всегда смеющиеся, то вдруг ясные до наивности, то колючие и
озорные. Подвижный, складный, выглядевший намного моложе своих лет, он,
видимо, обладал завидным здоровьем. Седина не старила Асквита, а делала
его моложавое лицо привлекательным и значительным. Все в нем, от
элегантного платья до интонации голоса, было прилично, солидно, и только
руки с большими неспокойными пальцами, казалось, принадлежали не ему, а
какому-то другому, не очень располагающему к себе жадному человеку.
Скептик, откровенный циник, человек незаурядного ума, находчивый,
изворотливый и вместе с тем бесцеремонный, он одновременно располагал к
себе и настораживал. Асквит предложил нам совместно разработать план
решения силициевой проблемы. Однако предлагаемое им сотрудничество
показалось уж слишком однобоким: Асквит хотел как можно скорее получить у
нас силициевую плазму, но не спешил поделиться информацией о проводившихся
им и Родбаром работах. Он охотно и подробно рассказывал о неудачных
попытках оживить заключенные в осколке метеорита (добытого в храме Буатоо)
силициевые микровключения, но для нас это уже был пройденный этап. Нас
интересовало другое - зародыши. О том, как идут работы с ними, Асквит
умалчивал, предпочитая пространно описывать историю поисков тайника
Вудрума.
документы, оставшиеся от отца, обнаружил записи, сделанные Ширастом, его
дневники, отчеты вудрумовской экспедиции и шкатулку с Золотой Ладьей.
Наследник Гуна Ченснеппа по традиции уделял самое пристальное внимание
островам Паутоо и, естественно, заинтересовался найденным после отца.
Золотая Ладья упорно, как и много лет назад, указывавшая на архипелаг
Паутоо, особенно заинтересовала Нума Ченснеппа: значит, таят еще острова
загадку, видимо, никуда не делись Сиреневые Кристаллы.
Перумов Ник
Корнев Павел
Круз Андрей
Суворов Виктор
Херберт Фрэнк
Березин Федор