священник предпочитал стоять или преклонять колено вместе с кающимся. Отец
Чероки зажег свечку перед маленьким золотым ларцом, где лежали Дары, но
пламя не было видно из-за яркого солнечного света, и ветерок все норовил
погасить свечу.
- В чем ты исповедуешься - в грехе гневливости?
- Итак; в помыслах и деяниях имел намерение есть мясо во время поста.
Пожалуйста, будь впредь осторожнее. Думаю, ты надлежащим образом облегчил
свою совесть. Что-нибудь еще?
- Довольно много.
Священник поморщился. Ему предстояло посетить еще несколько отшельников -
нужно было долго трястись под палящим солнцем, а колени сильно болели.
- Продолжай, но прошу тебя, поскорее, - вздохнул Чероки.
Точно такие же признания отец Чероки обычно слышал от любого кающегося,
любого послушника, и ему казалось, что брат Френсис уж мог хотя бы
проговорить все самообвинения аккуратно и по порядку, без всяких этих
подсказываний и выспрашиваний. Френсису, видимо, с трудом удавалось
выражать свои мысли в словах, священник ждал.
- Мне кажется, ко мне снизошло призвание, отче, но... - Юноша облизнул
потрескавшиеся губы и посмотрел на жука, ползущего по камню.
- О, вот как, - голос Чероки не выражал ничего.
- Да, я думаю, да. Но, отче, было ли это грехом, что, когда я впервые
увидел почерк, я подумал о нем насмешливо? Я имею в виду...
Чероки заморгал. Почерк? Призвание? О чем он говорит? Несколько секунд
священник изучал серьезное лицо послушника, потом нахмурился.
- Вы с братом Альфредом обменивались письмами? - с угрозой спросил он.
- О нет, отче!
- Тогда о чьем почерке ты говоришь?
- Блаженного Лейбовица.
Чероки задумался. Хранился ли в монастырском собрании древних документов
какой-либо манускрипт, собственноручно написанный основателем Ордена?
Немного поразмыслив, священник ответил на вопрос утвердительно: да,
оставалось несколько клочков, запертых и тщательно охраняемых.
- Ты говоришь о чем-то, что произошло еще в монастыре? До того, как ты
вышел оттуда?
- Нет, отче. Это случилось вон там, - Френсис повел головой влево, - за
тремя холмиками, возле высокого кактуса.
- Ты говоришь, это касалось твоего призвания?
- Д-да, но...
- Ты, конечно, не хочешь сказать, - отрезал Чероки, - что ты получил от
Блаженного Лейбовица - покойного, слышишь, покойного вот уже шесть
столетий - письменное приглашение произнести твои торжественные обеты? А
ты насмехался над его почерком? Прости, нет из твоих слов получается
именно так.
- Ну да, отче, примерно так.
Чероки сплюнул. Начиная беспокоиться, брат Френсис вынул из рукава клочок
бумаги и протянул священнику. Бумага была ломкой и запачканной, чернила
выцвели.
- "Фунт салями, - начал читать отец Чероки, запинаясь на незнакомых
словах, - консервированная капуста, шесть пепси принести домой Эмми".
Какое-то время он, не отрываясь, смотрел на брата Френсиса. - Кем это
написано?
Френсис объяснил. Чероки задумался.
- В таком состоянии ты не можешь исповедаться надлежащим образом. И мне не
следует отпускать грехи, пока ты немного не в себе.
Видя, что послушник вздрогнул, Чероки ободряюще похлопал его по плечу.
- Не тревожься, сын мой, поговорим, когда тебе станет лучше. Я выслушаю
твою исповедь после. А сейчас... - Он с беспокойством взглянул на ларец с
евхаристией. - Я хочу, чтобы ты собрал вещи и тотчас же вернулся в
монастырь.
- Но отче, я...
- Я приказываю тебе, - ровным голосом повторил священник, - немедленно
вернуться в монастырь.
- Д-да, отче.
- Итак, я не отпускаю твоих грехов, но, так или иначе, ты хорошо сделаешь,
если вознесешь двадцать молитв в знак покаяния. Благословить тебя?
Послушник кивнул, едва сдерживая слезы. Священник благословил его, встал,
преклонил колено перед Причастием, взял его и вновь прикрепил к цепочке,
висевшей у него на шее. Положил в карман свечку, сложил столик и прикрепил
ремнями к седлу. Кивнув на прощание Френсису, отец Чероки сел на кобылу и
поехал дальше совершать свой объезд. Френсис опустился на горячий песок и
зарыдал.
Все было очень просто, если бы он смог отвести священника в подземелье и
показать ему древнюю комнату, если бы выложил перед ним ящик со всем
содержимым и предъявил письмена на камне, сделанные паломником. Но
священник был при дароносице - как можно требовать, чтобы он на
четвереньках пролезал в подвал, рылся в содержимом старого ящика и вступал
в археологические дискуссии. Нечего было и заикаться. Пока на шее у Чероки
висел ларец со Святым Причастием, он был преисполнен торжественности; но
после того, как была использована последняя облатка, он мог и согласиться
выслушать что-либо, не относящееся к исповеди.
Послушник не винил отца Чероки за то, что тот поспешил счесть его
ненормальным. Френсис и вправду слегка одурел от солнца и немного
заикался. Нередко послушники возвращались со своих бдений с поврежденным
рассудком.
Делать нечего - нужно возвращаться в монастырь.
Он подошел к подземелью и еще раз заглянул внутрь, как бы стараясь себя
уверить, что подвал действительно существует; потом пошел за ящиком.
Френсис собрал содержимое ящика и был готов отправляться, когда на
юго-востоке появился столб пыли, возвещающий, что из монастыря везут
припасы и воду. Брат Френсис решил дождаться провизии, прежде чем
отправляться в долгий путь.
Поднимая пыль, по дороге шагали три осла и монах. Ведущий осел тащился с
братом Финго на спине. Несмотря на капюшон, Френсис узнал помощника повара
по сутулой спине и длинным волосатым лодыжкам, болтавшимся по бокам у
осла, таким длинным, что сандалии брата Финго волочились по земле. Два
других осла были нагружены мешочками с кукурузой и бурдюками с водой.
- Хрю-хрю-хрю! Хрю-хрю! - прокричал Финго, приставив руки ко рту, словно
звал свинью; и оглядел развалины, прикидываясь, что не замечает брата
Френсиса, ожидавшего его на дороге.
- Хрю-хрю-хрю! О, ты здесь, Франциско! А я-то думаю, что это за кучка
костей! Ничего-ничего, мы тебя подкормим, пусть волкам будет повкуснее.
На, бери, воскресное угощение. Как проходит жизнь отшельника? Когда
начнешь делать карьеру? Так, бери бурдюк и мешочек с кукурузой. Берегись
копыт Малисии: у бедняжки течка и она капризничает, лягнула давеча
Альфреда прямо в коленную чашечку. Будь с ней осторожен! - Брат Финго
откинул капюшон и захихикал, глядя, как Френсис и ослица опасливо косятся
друг на друга. Финго, без сомнения, был самым уродливым человеком на
свете; и когда он смеялся, его розовые десны и огромные зубы разного цвета
не прибавляли ему очарования. Он был мутантом, но такого мутанта едва ли
можно было назвать чудовищем. В его родной Миннесоте это считалось
довольно распространенным наследственным явлением - плешивость и очень
неровная пигментация. Долговязый монах как бы весь состоял из живописных
пятен цвета бычьей печени и шоколада на молочно-белом фоне. Однако его
неизменно веселый нрав настолько компенсировал уродство, что его очень
скоро переставали замечать. А после длительного общения разноцветная
физиономия брата Финго казалась столь же естественной, как шкура пегого
пони.
На его месте человек мрачный показался бы отвратительным, а бьющее через
край веселье Финго делало его похожим на размалеванного клоуна. Службу на
кухне Финго исполнял в качестве наказания, и она была временной. Будучи
резчиком по дереву, он работал в плотницкой мастерской. Финго ужасно
возгордился, когда ему позволили вырезать из дерева фигуру Блаженного
Лейбовица, и настоятель приказал перевести его на кухню до тех пор, пока
не проявит должного смирения. Между тем недоконченная скульптура
Блаженного так и валялась в мастерской.
Ухмылка Финго исчезала по мере того, как он приглядывался к Френсису, а
тот сгружал кукурузу и воду с норовистой ослицы.
- Ты похож на больную овечку, парень, - сказал он послушнику. - Что
случилось? У отца Чероки опять был припадок злости?
Брат Френсис покачал головой:
- Да нет, я бы не сказал.
- Тогда что не так? Ты и вправду заболел?
- Он приказал мне вернуться в монастырь!
- Что-о-о?
Финго перекинул волосатую ногу через спину осла и ступил на землю.
Поглядев на брата Френсиса сверху вниз, он хлопнул его мясистой ладонью по
плечу и наклонился, чтобы получше рассмотреть его лицо.
- У тебя что, желтуха?
- Нет. Он думает, что я. - Френсис покрутил пальцем у виска.
Финго рассмеялся.
- Ну это понятно, тоже мне новость. Но почему он тебя назад-то отсылает?
Френсис смотрел на сундучок, стоявший у его ног.
- Я нашел вещи, принадлежавшие Блаженному Лейбовицу. Стал ему
рассказывать, а он не верит. Даже объяснить ничего не дал. Он...
- Чего-чего ты нашел?
Финго недоверчиво улыбнулся, потом опустился на колени и открыл сундучок.
Послушник с тревогой следил за его действиями. Монах потрогал пальцем
стеклянные цилиндрики с усиками и тихо присвистнул:
- Никак амулеты горных дикарей? Это древность, Франциско, настоящая
древность. - Он увидел записку на крышке ящика и поднял глаза на