было решительным и суровым.
уводя остальных подальше от ледяного мавзолея.
прикосновение губ Шона; его руки нежно гладили ее, чуть задерживаясь на
животе. Когда же она проснулась утром, рядом с ней лежала только одежда
Шона.
ни к чему Диего задавать вопросы, на которые она не сможет ответить. Мальчик
и так был в ужасе от того, что Шон Шонгили пошел вперед один.
тебя, Банни. Как ты можешь вот так просто сидеть здесь и есть свой завтрак,
словно ничего не произошло, когда твой дядя...
материка? - с сарказмом спросил Диего.
вне себя. - Ты же знаешь, у него свой подход к животным.
взглядом и тихо, успокаивающе заворчал.
Диего.
похлопала по камню, лежавшему рядом с ней. - Сядь и поешь. Нам сегодня
предстоит много пройти. А тебе нужно закончить песню, прежде чем мы
доберемся до Фьорда Гаррисона.
свою порцию мяса.
***
был похож на те, которые она внимательно изучала раньше. В них часто были
люди, которые оказывались опасными для ее народа. Она последовала за
машиной, подойдя близко к тому месту, где жили люди, и тут, на скальном
уступе, с которого были видны людские жилища, нашла себе местечко, где она и
Дом казались одним; она наблюдала и ждала.
корабль снова поднялся в небо, унося с собой только одного человека.
увидела наземную машину, которая могла бежать очень быстро и которая
нравилась большой кошке не более чем те, которые умели летать. Из машины
вышел человек. Она узнала его - это был тот белохвостый, с дурным запахом.
Он пошел к тому месту, где играли дети и где так неподвижно, что даже зоркие
глаза Коакстл не заметили ее, сидела ее малышка. Она не шевелилась - просто
сидела, прислонившись к дереву, и ждала, пока другие детеныши резвились в
снегу.
в которой, как разглядела Коакстл, уже сидел один человек и была масса
странных предметов. Машина выехала из города, миновала убежище Коакстл и
направилась в сторону равнин. Коакстл знала, не понимая, откуда идет это
знание, что белохвостый везет малышку именно в то место, откуда та сбежала.
она явно не хотела оставаться, и глупа была малышка, что этому не
противилась. С точки зрения Коакстл, то, что малышка возвращалась в скверное
место, откуда бежала, не имело смысла. А потому, поскольку это не имело
смысла, это была не правда. Значит, малышка не хотела возвращаться. Значит,
белохвостый не думал о благе малышки, и снова единственной защитой глупого
котенка становилась она, Коакстл. И потому Коакстл последовала за машиной,
стараясь никому не показываться на глаза. Она скользила вперед быстрее и
бесшумнее, чем тени облаков, на которые Коакстл была похожа...
***
на солнечные очки, делало вождение крайне сложным.
умела пользоваться картой. Она могла только указать направление, в котором
шла, когда Мэттью впервые увидел ее в обществе кошки. Однако Мэттью
надеялся, что позднее девочка еще окажется ему полезной.
Мэттью, вцепившись обломанными ногтями в ремень безопасности так, словно от
этого зависела ее жизнь. Это раздражало Лузона, который считал себя
чрезвычайно хорошим водителем. Он сосредоточил внимание на так называемых
следах, по которым ему приходилось двигаться; Брэддок следил за компасом,
особенно в те моменты, когда им приходилось менять курс, огибая естественные
препятствия, преодолеть которые не мог даже снегоход. Только один раз
девочка вскрикнула, и Лузону послышалось в ее голосе с трудом сдерживаемое
облегчение.
возможную доброжелательность.
смутное ощущение того, что, чтобы ответить ему, ей пришлось слегка повернуть
голову. Он взглянул в зеркало заднего вида, но не увидел ничего, кроме
заснеженных долин и гор.
уехали. Разве ты не рада быть в моем обществе?
Я просто увидела красивую тень...
видел того, что девочка определила как "красивую тень". Однако он не
намеревался загонять и без того робкого ребенка еще глубже в ее раковину -
девочка и без того была необщительна, - а потому решил оставить эту тему.
***
Навоз выглядела несчастной и, когда ей это позволялось, молчала. Это
путешествие было для нее тем же, чем был в Долине сон: отдыхом, краткими
мгновениями, когда ей казалось, что она где-то далеко, но при этом ей ни на
миг не удавалось забыть, что она проснется в Долине.
освободить и удочерить ее. Она знала, что бесполезно питать такие надежды;
кроме того, она была не из тех, по отношению к кому держат слово. Она ехала
с Лузоном, потому что знала, знала всегда, что рано или поздно проснется в
Долине Слез, где ей суждено будет жить до конца дней своих. Беспросветная,
безнадежная уверенность. Когда она была с Коакстл в се Доме, возникла было
надежда, что она станет свободной. Рядом с Коакстл, которая сама была
свободной, это казалось возможным. Как только она снова оказалась среди
людей - даже среди счастливых, смеющихся людей, тех людей, которые не знали,
что она недостойна их жалости, людей, которые, конечно, лгали, притворяясь,
что она им небезразлична, - как только она оказалась среди них, она поняла,
что обречена вернуться в Долину.
Вопиющего, подходил для того, чтобы отвести ее туда? Он не бил ее, не
пытался ее щупать. Он вообще не выказывал к ней интереса. Единственным
вредом, который он ей причинял, были вопросы о Долине, о Пастыре, о
Премудростях и Великом Звере. Он и о Коакстл ее расспрашивал, но девочка не
хотела ничего говорить о большой кошке - даже доктору Лузону.
снежные горы, снежные равнины, снежные долины и снова снежные горы. Они
проносились мимо полузамерзших рек, мимо проталин, которые приходилось
объезжать, через леса и по тем возвышенностям, где лес просто не мог расти,
мимо следов, оставленных кроликами, лосями и лошадьми. Девочка задумалась о
том, были ли у этих лошадей рога - как у той, которую она мельком видела
давным-давно. Сначала ей нравилось путешествовать так быстро, но вскоре она
вспомнила, что стремительно летит к тому месту, где ей вовсе не хочется
быть, и удовольствие сменилось безнадежным отчаянием.
казалось, слышала проповеди Пастыря, отдающиеся в ушах, как это всегда
бывало в Долине.
все это: за холмом, или за ближайшим кустом, или на дереве, или вдалеке, на
краю Долины, всегда присутствовала туманная фигура, похожая на тень облака.
Эта тень следовала за ними, она стояла на страже, словно бы охраняя девочку.
А когда малышка просыпалась среди ночи, вспотев в своей новой теплой зимней
одежде, в ее голове звучало мурлыканье и песня, которой Коакстл убаюкивала
ее: