годится... Надо как-то обмануть объектив. Разбить его, что ли? Не успеть...
которые осматривали стол?
по-моему... Да, пожалуй, линза плоская...
плащ... Зачем Правителю плащ в поме-щении с идеально кондиционированным
воздухом, а? А плащ этот висит в двух прихожих, и, кажется, Аш на-девал его
каждый день... Стоит попробовать?
нажал кнопку. Все повторилось --дверь приоткрылась, показался обрез с
оптическим при-целом и...
умельца-фанатика. И внутреннее содержание ее было типичным: бестолковое и
беспорядочное нагро-мождение приборов и отходов, разобранных ценных
кон-струкций и аляповатых самодельных монстров.
ориентируясь в этом механиче-ском бедламе (кто знает, может, и у Бина был
когда-то подобный "голубой приют"), разыскал аптечку. Он обра-батывал рану
тщательно, с профессиональной безжа-лостностью -- до тех пор, пока Шанин не
потерял тер-пение.
правилам, но не чувствую того, что чувствует пациент....
мастерской. Это "что-то" неудержи-мо тянуло его -- он постоянно оглядывался,
бинтуя го-лову Шану. И когда закончил, устремился в угол, стро-го-настрого
приказав раненому посидеть минуть десять с закрытыми глазами. Шанин выполнил
приказ не без удовольствия. Его слегка лихорадило. Хотя особой усталости он
не чув-ствовал, время от времени мозг обволакивала баюкаю-щая волна апатии и
равнодушия к происходящему. Вре-менами он словно раздваивался, чувствуя и
сознавая себя на Свире, в Дроме, в Башне Кормчего, он совер-шенно реально
слышал тихий пересвист ангарских сосен, колючий запах саянского горного
мака, горький пихто-вый дымок невидимого костра и вкус чая, заваренного
молодым багульником.
повязку, но глаз все же не от-крывал. Не хотелось. Хотелось вытянуться на
спине, на-крывшись чем-либо теплым и очутиться дома -- подаль-ше от всей
этой бессмысленной зауми, нелепой жестоко-сти, извращенного мастерства,
взаимоистребительного соревнования талантов.
спать.
сооружения, напоминающего атомные часы службы точного времени. У этих часов
тоже было три вразнобой качающихся маятника, но почему-то не было ни одного
циферблата. Да и размер внушительный -- прозрачный корпус метра на три,
почти под потолок. Против часов стоял письменный стол и несколько
стел-лажей-самоходов, заваленных газетами и 'бумагами вперемешку с
пробниками, кусачками, отвертками, кусками разноцветного провода и прочим
нехитрым электромон-тажным хламом.
за листом. Вид у него был обиженный и ошарашенный. От Шанина он попросту
отмахнулся: часы его гипнотизировали.
непонятная машина уже не напоминала часы. Несговорчивые маятники чертили
свои кривые совер-шенно свободно, движимые импульсами крошечных
радиоактивных ампул, спрятанных в стержне.
ней, цеплял почти невидимый лепесток релейного контакта. Реле срабатывало,
включая одну из трех пишущих электромашинок -- в зависимости от того, какой
из маятников прошел над точкой. Литеры в машинках были убраны, кроме
нескольких букв, сплавленных в слово. Каждая машинка печатала свое слово.
Каждый маятник имел слово. И после каждого слова конвейер пневмопочты
про-двигался на расстояние одного листа. Ровно одного листа. Сейчас на
конвейере не было бумаг, но маятники качались, верша вечный перебор
неисчислимых вариантов, и на вечную ленту конвейера падали приказы,
обращен-ные к пустоте. ..."Да". "Нет". "Отложить". Занятная игрушка. Нелепая
машина. В школьном кабинете она могла наглядно продемонстрировать тео-рию
вероятностей самым маленьким ученикам. Но зачем она здесь, в кабинете
Великого Кормчего.
пересечения координат задорно вы-гибалась вверх упругая экспонента, --
смеялся, всхли-пывая, страшноватым недобрым и горьким смехом, не вытирая
мокрого лица.
только... Всех нас, молодых и ста-рых, надо собрать, снять все регалии и
смокинги... и фи-зиков, и философов, и экономистов... в короткие
шта-нишки... в первый класс... в младшую группу детсада... в песочники... в
слюнявчики... Ну и Кормчий... Ну и мо-лодчина... По носу зазнайкам, по
носу...
века, гнездо Пришельца, вечный рай за порогом возможного -- как? Вы ведь
тоже ока-зались не на высоте -- ваш опыт пасовал перед карточ-ным фокусом!
Это зам тоже наука, тоже укор -- вы ока-зались не способны защитить истину.
Ваш гуманизм стал чересчур всеядным и мягкотелым, а защита истины во все
века, прошлые и будущие, требует верности и кро-ви. Да, и крови, если
потребуется! Помните это, зем-ляне...
по опасной работе. Но прощать не значит мириться. Когда речь шла о Земле и
ее мора-ли, Шанин был непримирим.
ты не имеешь права так гово-рить. Ты можешь упрекать меня -- я мало похож на
су-пермена-разведчика из фантастических книг и ориенти-руюсь в обстановке
хуже тебя. У тебя быстрее реакция и тверже рука. Я могу заявить без всякой
лести: только благодаря тебе мы вообще смогли попасть в Башню я раскрыть ее
секреты. Ни... Не суди Землю, Бин. Придет
только справедливое отсутствие жестоко-сти. И мы умеем защищать истину. Не
только словом, но и делом.
Мы полтораста лет стояли на ко-ленях перед тремя простейшими маятниками!
Полтора-ста лет! И полтораста лет вся Большая Земля, освоив-шая и обжившая
галактические просторы, ломала го-лову над самоделкой физика-недоучки! Как
это на-звать?
сам: на твоих глазах рождается Слово Великого Кормчего... Одно из решений в
длинном ежедневном списке...
проект или предложение -- мо-жет, приказ заменить дуговые уличные фонари
воско-выми свечами, а может, план обводнения экваториаль-ных пустынь --
двигался скачками под каретки ма-шинок.
расстояние от листка до ма-шинок.
решение начало путь по кан-целярским дорогам.
рулетки двоичный код: угадал -- не уга-дал, "да" -- "нет". Если бы аппарат
был устроен, как рулетка, с двумя маятниками, он работал бы с КПД пятьдесят
процентов -- половина его решений была бы правильной, а половина
неправильной. И график работы можно было бы представить вот так... прямой
ли-нией...
еще третий маятник -- слово "отло-жить", то есть, говоря на языке
математики, ввести в график константу причинно-следственной неравномерно-сти
во времени, начнутся чудеса. Нелепая прямая пре-вратится в мудреную
экспоненту...
решения может уменьшаться за счет последующих правильных решений, так?