приятном отдыхе вряд ли придется...
каменную стенку, добрых пять минут, но за калиткой и за стеной царила
нежилая ти-шина.
впадины, словно в стакане с отбитым верхом -- полупрозрачные острые ребра
кварцевых пиков перекрывали все подходы к ней. Лишь по единственной узкой
расщелине выползала на-верх дорога. Все ее замысловатые петли
просматрива-лись от виллы, как с вертолета.
такое странное лежбище?
верить соседке, приличная репу-тация...
оказалось дома, а словоохотливая со-седка не знала, куда он уехал.
до самых выходных дверей и уже в спину пробубнила негромко:
субботу... На Синей горе вроде дача у него...
не ходили, а разбитные таксисты, готовые мчать хоть в преисподнюю, от слова
"Лаан" сразу скучнели, а стоило упомянуть еще Синюю гору... Словом, только к
концу дня Шану с Сипом удалось уло-мать какого-то бедолагу за пятикратную
цену. Машина долго кружила по каким-то окраинам и выбралась на лаанскую
дорогу далеко за городской чертой, но по шоссе водитель погнал с такой
скоростью, словно от стрелки спидометра зависело спасение его души. Судя по
всему, на Синей горе он бывал не раз. Такси уверен-но выкручивалось из
опасных горных виражей. Но оста-новился он не у самой виллы, а метрах в
двухстах от нее и подъехать ближе отказался.
уровне глаз с тугим щелчком про-резалась треугольная бойница.
ему письмо и долг в тринадцать серебряных.
серебряных.
неуверенный вопрос:
снова дрожащий голос:
углу.
в бой-ницу. Бойница тотчас захлопнулась.
весело. Сип неопределенно пожал плечами.
тусклым малиновым накалом. Небо было иссиня-черного цвета, и голубым детским
шариком светилась на нем Зейда, маленькая луна Свиры. Она почти не освещала
окрестность, на пиках полы-хали грозные отсветы стали, но она была, она
светилась, напоминая Шанину о том, что есть Большой мир, где по-другому
живут и поют...
калитка снова ожила.
передадим тебе предложение при-нять участие в сбыте силайских яблок.
собой прямо, направо, налево -- прожектора уже не было, но перед глазами
плыли раз-ноцветные круги, лишая возможности если не видеть, то хотя бы
ориентироваться в полутемных пространствах.
стрельчатыми окнами, распах-нутыми в сад. Вечерний ветер тормошил
простенькие пестрые шторы. На некрашеном раздвижном столике стоял запотевший
пузатый кувшин с молоком и три ста-кана. Из плетеной корзиночки торчало три
больших ломтя черного хлеба.
кругленькое тельце перепачканно-го детского пупса без конца вздрагивало и
порывалось подскочить на плетеном стуле, предугадывая малейшее
глаза, чересчур жизнерадостный румя-нец, чересчур широкая улыбка, чересчур
искренний голос:
сказать, от земли... Очень устаю в Дроме -- сутолока, гром, чад... Хочется
тишины, одиноче-ства, свежего, так сказать, дыхания... Присмотрел вот себе
ложбинку с конурой... Нет, строил не я, досталась по случаю -- за свои,
конечно, серебряные... Но недоро-го, слава Кормчему -- по государственной
цене распро-дажа конфискованного имущества... И каждую суббо-ту -- сюда, в
конурку свою... А что у калиточки вас за-держал -- не обессудьте. Места
дикие, безлюдные -- не ровен час... Всякие тут шастают...
вон, за той горочкой, подожгли... Вы-скочил, а в него из пистолета...
Хорошо, что в доме друзья были, там целая перестрелка была, еле отби-лись...
А домик сгорел...
другой преступный народ... А вы ехали -- рисковали: не любят здесь
"пернатых", в мун-дире особенно, -- пуля невесть откуда прилетит...
Рис-ковали, рисковали... И срочность такая была, наверное, да? Убываете куда
-- в Дроме проездом, да?
маленький красный чемо-данчик, с которым приехал. -- Вот... Вот... Вот... По
мере того как на столе появились ампулы с протовитом, пакеты прессованного
чернука, булькающие банки сикера, золотые и серебряные амулеты, честные
глаза Моса заволакивала сладкая дымка.
общего: я, маленький человек, -- и Горон, орел, повелитель "пернатых"... А
не забывает Мо-са верный товарищ, не забывает... Говорят про него вся-кое,
обижаются некоторые, а я думаю -- зря. Большой души человек Горон и честен,
и справедлив, и нежен где-то... А жестким бывает иногда -- профессия такая:
за-щитник, сторож нашего неба. Он и в "топорах" орлом ходил, как же... Я
трусоват, характера не хватает, вот и копаюсь в низине жизненной, а Горон --
храбрец, он весь в небе, всегда на высоте... И все ж не забывает нас,
бескрылых, для земли приспособленных, шлет от широты души...
Ясно? Мы -- это Горон. Так должно быть сказано в письме. Так?
скорее -- завтра или после-завтра.
рука Кормчего, а что я? Червяк! Как я могу приказывать Тирасу? Меня даже не
пустят к не-му! Нет, не по силам мне, не по силам... Рад бы услу-жить
старому другу Горону, за подарочек отблагода-рить, но... Не смогу, не смогу,
что другое, а это не смо-гу... Конечно, если попросить, раскошелиться... Да
и то вряд ли... Конечно, если Горон не постоит за расхода-ми... Так это еще
столько же надо...
Половина -- куда ни шло. Еще половина!
ведь, не пешка какая. И сроч-ность к тому же. А вдруг Тирас заупрямится,
спросит -- зачем я им нужен? Что я скажу?
добавил еще половину -- от себя...
встретимся с Тирасом...
предложение. А что я ему скажу?
полный стакан ледяного молока. Мос услужливо пододвинул хлеб, и это