Владимир Иванович НЕМЦОВ

ПОСЛЕДНИЙ ПОЛУСТАНОК

ОТ АВТОРА

В этом романе продолжается рассказ о путешествиях двух друзей - Вадима
Багрецова и Тимофея Бабкина, с которыми автор никак не хочет расставаться.

Он посылал их в разные концы страны. Сначала в деревню Девичья Поляна,
о чем было рассказано в романе "Семь цветов радуги", потом Багрецов
путешествовал по Волге и Казахстану, о чем написано в романе "Альтаир"
("Счастливая звезда"). Через год вместе с Бабкиным Багрецов успел побывать
в среднеазиатской пустыне. О том, что там произошло, можно прочесть в
повести "Осколок солнца".

Все эти книги автор называл научно-фантастическими. А под заголовком
"Последний полустанок" значится просто "Роман". Так неужели в четвертой
книге, рассказывающей о путешествии наших друзей, нет никакой фантастики?

Все есть: и фантастика и приключения. Но автор считает своим долгом
предупредить заранее, что в книге нет ни полетов в дальние галактики, ни
выходцев с других планет, ни шпионов и уголовников, как не было этого и в
первых книгах.

Автор не берется угадывать, какой будет техника через много лет, -
жизнь часто обгоняет мечту. Но как хочется помечтать о чистых сердцах и о
том, как бы сделать всех хороших людей счастливыми. Об этом и
рассказывается в книге.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Не скрывая своего отношения к героям, автор представляет

некоторых из них читателю. В книге есть научные загадки,

но нет загадочных натур. Да и в жизни так часто бывает:

люди распознаются сразу. Впрочем, будем знакомиться...

Подойдя к двери, обитой клеенкой, Багрецов увидел черную стеклянную
табличку с золотыми буквами "Директор Научно-испытательного института
аэрологических приборов". В окошке, где должна быть проставлена фамилия, -
зияющая пустота.

Истертые, исцарапанные шляпки шурупов, удерживающие табличку,
подсказали Багрецову, что к ним не раз прикасалась отвертка. Золотая
надпись оставалась неизменной, а в окошке менялись фамилии. "Несовершенная
техника", - подумал Багрецов, запуская пальцы в свою пышную шевелюру. Он
по привычке представил себе, как бы должна выглядеть табличка с
автоматической сменой фамилий.

Повернувшись к своему другу Тимофею Бабкину, с которым вместе приехал в
командировку, Багрецов вздохнул и сказал:

- Теперь я понимаю Бориса Захаровича, почему здесь трудно работать.
Ведь каждый директор сидит на чемоданах.

- А сейчас, ты думаешь, кто-нибудь там сидит? - спросил Бабкин, кивая
на дверь кабинета. - Поздно, да к тому же еще суббота.

- Но, говорят, дело срочное. Иначе бы нас не вызывали, - заметил
Багрецов и приоткрыл дверь.

Кабинет был огромный, как плавательный бассейн. Ковровая дорожка,
тянущаяся от двери к письменному столу, казалась зыбким мостиком, по обеим
сторонам которого, как в воде, отражались тусклые светильники, похожие на
старинные факелы.

И в этой настороженной полутьме, там вдали, на письменном столе,
расцвел гигантский оранжевый абажур, поддерживаемый бронзовой нимфой.

В столь огромном и пышном кабинете невольно представляешь себя пылинкой
мироздания, затерянной в бесконечности. И пока дойдешь под строгим
начальническим взглядом до стола, успеешь вспомнить всю свою жизнь с
грехами, ошибками и заблуждениями.

Кое-что могли бы вспомнить и наши друзья. Правда, возраст их нельзя
признать почтенным, каждому по двадцать четыре. Но при чем тут годы, если
жизнь этих друзей сложилась так интересно, что они уже успели и много
поездить и многое повидать. В этих поездках для установки автоматических
радиометеостанций и всевозможных контрольных приборов Вадим Багрецов и
Тимофей Бабкин встречались с учеными, видными изобретателями, участвовали
в интереснейших испытаниях, сами придумывали и строили приборы. А все
началось с обыкновенных радиолюбительских увлечений. Потом работа в
лаборатории сначала монтажерами, лаборантами, техниками. И вот сейчас
перед нами инженеры с солидным практическим опытом, незаурядной смекалкой
и умелыми руками.

Заведующий лабораторией Московского метеоинститута Борис Захарович
Дерябин очень горевал, когда потребовалось отпустить Бабкина в недавно
организованный филиал института. "Да я за такого парня трех аспирантов
отдам", - говорил он директору, но пришлось утешиться лишь тем, что в
лаборатории останется Багрецов. Для установки оригинального прибора -
нечто вроде гигрометра на транзисторах, - сконструированного молодыми
инженерами, Дерябин вызвал их в НИИАП, то есть в тот самый институт,
название которого Багрецов прочитал на двери директорского кабинета и где
старику Дерябину очень не нравилось. Он уже сидел здесь целых два месяца,
подготавливая какие-то серьезные испытания.

Кроме того, что НИИАП недалеко от Киева и как туда добраться, ни
Багрецов, ни Бабкин ничего об этом институте не знали. Но вот они уже в
директорском кабинете.

Как бы стесняясь своего высокого роста, Багрецов шел несколько
ссутулившись.

За ним, поглаживая светлый ежик волос, не спеша, вразвалочку двигался
Бабкин. Мягкая дорожка скрадывала звук шагов.

Казалось, что новоназначенный директор института должен обязательно
сердиться и нетерпеливо постукивать разрезальным ножом по столу, -
поторопитесь, мол, товарищи, вас ждут. Но директор, склонив голову в
черной атласной шапочке, какие обычно носят академики и профессора, не
обращая внимания на вошедших, что-то писал.

Наконец, услышав осторожный кашель, встал, поправил тонкий кавказский
поясок на защитной гимнастерке и, щурясь от яркого света настольной лампы,
тщетно пытался разобрать, кто там его беспокоит.

- Чем могу служить?

- Товарищ Медоваров? - удивленно и вместе с тем разочарованно протянул
Багрецов.

- По какому делу?

Но Багрецов еще не оправился от изумления. Меньше всего он ожидал этой
встречи. В свое время ему много пришлось претерпеть из-за товарища
Медоварова, который, будучи тогда помощником начальника одной из
экспедиций профессора Набатникова, чинил всякие препятствия, чтобы
конструктор маленькой радиостанции Багрецов никак по смог доказать свою
правоту и занять скромное место радиста экспедиции.

Анатолий Анатольевич Медоваров, или, как его все добродушно звали, Толь
Толич, вышел из-за стола и, поигрывая концом ремешка, остановился перед
Багрецовым.

- Привет, золотко. Опять какую-нибудь халтурку привезли? Но ведь мы
игрушками, вроде вашей карманной радиостанции, не занимаемся. Обратитесь к
профессору Набатникову.

Если бы не предупреждающий толчок Бабкина, Багрецов вспылил бы
обязательно.

- Простите, Анатолий Анатольевич, - поправляя галстук, сдержанно
напомнил Вадим, - мы спрашиваем не профессора Набатникова, а директора
НИИАП.

- Директор переводится в Москву. А новый пока не назначен.

- Кто же исполняет его обязанности?

- С вашего разрешения, - я. Устраивает?

- Вряд ли вас интересует мое личное мнение, - вздохнув, сказал
Багрецов. Он вытащил из бокового кармана командировочное удостоверение и
протянул его Медоварову: - Пожалуйста.

Медоваров взял бумажку двумя пальцами, взял вторую у Бабкина и сел за
стол.

Весь облик этого человека - и ласковая улыбочка под маленькими усиками,
похожими на две чернильные кляксы, и гимнастерка с пузырящимися рукавами,
и маленькие сапожки гармошкой, и постоянная привычка играть концом пояска
- все это было уже знакомо и глубоко антипатично Багрецову. Но больше
всего его раздражала академическая ермолка на бритой голове Толь Толича.
Чужая, маскарадная. И кресло чужое, и кабинет. Даже временно нельзя
посадить сюда Медоварова.

Будем снисходительны к молодому инженеру. Он не мог объективно
относиться к человеку, который чуть было не погубил его изобретение. Но
разве Багрецову судить, соответствует ли товарищ Медоваров занимаемой
должности начальника отдела летных испытаний НИИАП? И кто виноват, что все
бывшие руководители этого института оказались людьми чрезвычайно занятыми,
писали научные труды, защищали диссертации; читали лекции и находились в
длительных командировках в Москве? Кто виноват, что главный инженер НИИАП
вот уже несколько месяцев лежит в больнице и неизвестно, когда выйдет на
работу? А товарищ Медоваров человек здоровый, научными трудами не