взяться нашим комсомольцам за "второй цех", как часто они называли колхозные
фермы. Сережкин магнитоуловитель и реостат в курятнике пока еще ничего не
значат.
Неподалеку от Стешиного дома девушки встретили "длинного москвича". Он шел
по другой стороне улицы и что-то бормотал себе под нос.
"Наверное, стихи читает", - решила Стеша.
Шелестя шинами, мимо проехали двое влюбленных. Они держались за руки и
молчали.
Театральный разъезд заканчивался.
* * * * * * * * * *
У маленькой витрины книжного магазина, недавно организованного в Девичьей
поляне, стоял Сергей Тетеркин. Он облокотился на свежевыкрашенные перила и
разглядывал книги.
Книги в витрине разные: по агротехнике, по животноводству, романы и
повести, стихи. Вон на самом верху - пушкинские сборники. Блестят в свете
луны золотые буквы на переплетах. Вон - Маяковский. Но где, в каких книгах
прочитает Сергей-пастушок о том, как разгадывать непонятные записки?
Он еще перед спектаклем рассказал Ольге о своих предположениях. Шульгина
все-таки считает, что бутылка послана какой-нибудь специальной
гидрологической экспедицией, но, конечно, не у берегов Америки.
Сергей хмурился, сдвигал свои колючие брови и не хотел идти домой. Разве
до сна ему!
В правой стороне витрины он тщетно пытался прочесть заголовок книги. Книга
лежала в тени, только первые буквы названия четко выделялись на светлом
переплете:
"Поис: - читал Сергей, и ему определенно казалось, что дальше должны быть
две буквы "ки". - Обязательно в этой книге говорится о поисках. Чего?
Подземных рек или каких-нибудь минералов?"
"Нечего разгадывать ребусы, - подумал он. - Скоро луна осветит весь
переплет. Нужно только подождать каких-нибудь полчаса".
И Сережка ждал, потому что в эту ночь все равно не уснешь!
Тень медленно уплывала в сторону, словно с витрины незаметно стаскивали
черное сукно. Появилась новая буква - "к".
Вот если бы так же легко разгадывалась "тайна" записки!
Может быть, только в этот момент невероятным показалось Сергею новое
обстоятельство. Зачем нужно было запечатывать в бутылку одну часть
разорванной записки? Он вынул из кармана этот загадочный клочок бумаги и
снова - в который раз! - пытался проникнуть в тайну цифр и латинских букв.
Где-то совсем рядом послышалось жалобное мяукание. Сергей тревожно
огляделся. Вероятно, кто другой и не обратил бы внимания на такой пустяк.
Подумаешь, кошка! Но нет, у пастушка совсем иные принципы. Кошка - животное,
к тому же млекопитающее, как говорится в книгах. Животное полезное, состоит
на постоянной службе у человека, и если оно жалуется, то, видно, у него есть
к тому серьезные причины.
Из-за угла дома, где помещался книжный магазин, показалась Сима
Вороненкова. Как маленького ребенка, прижав к груди, она несла мяукающую
кошку.
Сергей заметил, что ее задние лапы тщательно забинтованы.
Девушка подняла свой острый носик, высморкалась в маленький платочек, и
тут пастушок заметил, что Сима плакала. Он сразу понял, зная ее характер,
что ревела она из-за кошки. Ничего не поделаешь, слезливое существо эта
Вороненкова.
- Кто это ее? - спросил Сергей, дотронувшись до бинта.
- Макаркина, - поднеся платочек к глазам, всхлипнула Сима. - Со злости как
дверью хлопнет: Одну ногу совсем переломила.
Она стояла возле Сергея притихшая, маленькая и черненькая в своем темном
простом платье.
У Сергея защемило сердце. Он не мог спокойно смотреть, как плачут
девчонки.
Подошли Стеша и Фрося. Услышав, о чем идет речь, Антошечкина не удержалась
и, придержав пышные кружева на груди, нагнулась и в сердцах плюнула:
- Простите, девчата, может, и не к лицу мне плеваться, но досада берет на
эту чортову Макариху. Кошка ей на дороге стала! Думается мне, что эту
Макариху в город надо отправить, пусть из нее все злые микробы повытаскают.
Навязалась на нашу шею, злыдень ненавистная!
- На собрании о ней надо вопрос поставить, - сказала Фрося, поглаживая
притихшую жертву Макаркиной.
- Из-за кошки? - с сомнением спросил пастушок.
- А как же? - по привычке накинулась на него Фрося, словно Сережка был
виноват, а не Макариха. - Она не только кошку, она свою скотину лупит почем
зря. Глядеть совестно.
- Да не об том речь, - прервала се Стеша и беспокойно заморгала
ресничками. - Не это самое главное, - кошка там или скотина. Обида за другое
берет: Мы: вот все вместе живем хорошо, дружно, будто одна настоящая семья,
и зачем нам: Скажите, зачем нам нужны такие люди, от которых злость
разгорается в сердце: лентяи, мелкие скопидомы, торгаши. В жизни у них
только свой дом и рынок. - Стеша умолкла, прижала кулачки к подбородку и
снова заговорила: - Час тому назад на спектакле я читала такие стихи, такие
стихи: ну, аж сердце замирало. Мне казалось, что и люди, все те, кто меня
слышал, от этих стихов становились и добрее и лучше. Потому что сила в них
особенная: Мы сейчас шли с Фросей, говорили об этих стихах и думали сделать
тоже что-то особенное. Нам и луна казалась совсем другой, будто это свет
дневной над полями, о чем Ольгушка мечтает. - Мы говорили о том, как сделать
нашу жизнь получше, - словно повторяя стихи, закрыв глаза, шептала Стеша. -
И казалось нам, что нет на земле лучше места, чем вот эта наша Комсомольская
улица.
- И вдруг кошка дорогу перебежала, - сказал Сергей и со смешком отвернулся
к витрине.
- Вот именно, перебежала, - Стеша открыла глаза и погладила кошку, которая
снова начала тихо мяукать. - Она вроде как напомнила, что живут еще на этой
улице ленивые, вредные люди, которые перебегают нам дорогу. И сразу увидела
я, что и улица не мощена, вспомнила, как осенью мы ходим здесь в резиновых
сапогах, а не в туфлях. И увидела я избы старые, оставшиеся от дедушек,
оглядела себя и тоже разозлилась. Ходит глупая девка, метет шлейфом улицу и
корчит из себя неизвестно кого. - Антошечкина обиженно замолкла.
- А как хочется, чтобы все люди были хорошими, - с детской наивностью
сказала Сима, прижимая к себе кошку. Девушка приподняла косынку на своей
стриженой головке и, помолчав, продолжала: - Мне стыдно говорить, теперь у
Анны Егоровны и вместе с вами я стала совсем другая, но вот раньше, когда я
встречала чужого, не нашего человека, черствого и грубого, то мне
становилось так больно за всех, что я потом плакала. Может, болезнь была в
этом виновата или просто так: - Сима вздохнула и опустила голову.
- А все-таки Макариху надо на общем собрании проработать! - заключила
Фрося. - И Лукьяничева тоже.
- За что? - спросил Сергей.
- Найдется за что. Правда, Макариха не дура. Она артельный устав в
точности выучила. Знает, за что могут исключить. Вот и ходит, как по
узенькой тропке. И дела не делает, и от дела не бегает. А вообще этих
умников надо на место поставить, чтоб не застили!
- Как? - не поняла Сима.
- Я говорю, чтоб не застили, свет не загораживали на нашей дороге.
- Хорошо, Фросенька, подружка ты моя милая. - Стеша обняла се и крепко
прижала к себе. - Хорошо ты сказала. Иной раз поглядишь на таких, как
Макариха, на хитрость ихнюю, на лень, и впрямь покажется, что до коммунизма,
ой, как далека дорога, потому не веришь, что такие люди могут жить в то
будущее время: - Стеша широко раскрыла глаза, словно всматриваясь вдаль. - А
все-таки до этих дней: рукой подать!.. Вот мы недавно на политкружке об этом
говорили, - снова оживилась она. - Вместе с Ольгой вспомнили лектора,
который рассказывал нам о книге Ленина "Государство и революция". В ней
написано, что такое коммунизм. Представьте себе, девчата, что скоро настанет
такое золотое время, когда каждый человек все будет получать по своим
потребностям.
- Стешенька, - повернулась к ней Сима. - Я не была на кружке, но, как
счетовод, который знает все наши колхозные доходы, могу сказать, что при
хороших урожаях года через два этот принцип коммунизма можно вполне
осуществить.
- Мы на политкружке рассматривали этот вопрос глубоко и по научному, -
сказала Стеша и сразу сделалась серьезной. - Если бы все колхозники работали
одинаково хорошо, если бы мы добились настоящего изобилия продуктов, то уже
на будущую осень мы бы имели открытый счет в колхозе.
- Чего? Чего? - вмешался Сергей. - Какой счет?
- Открытый, - повторила Антошечкина. - Все наши заработки оставались бы в
банке на счету у колхоза, все продукты - на складах, - поясняла она. -
Нечего их у себя по сараям прятать. Жизнь станет совсем другая, -
мечтательно продолжала она. - Приходит, скажем, Сергуня к счетоводу Симочке
и говорит: "Потребовался мне самый лучший мотоцикл. Спишите с общего
колхозного счета три тысячи. Сам хочу в городе машину выбрать. Кроме того,
заказал я в мастерской два костюма, вот вам накладная - прошу оплатить". -
"Пожалуйста, Сергей Константинович, - говорит Симочка. - Может, еще чего
желаете? У колхозного миллионера могут быть любые потребности".
Сергей ухмылялся: "Неужто такая жизнь настанет?"
- А может быть, я захочу купить два мотоцикла? - недоверчиво спросил он.
- Пожалуйста, Сергей Константинович! - с поклоном ответила Стеша.
- А если четыре?
- Зачем?
- Желаю так! - упрямо настаивал Сергей. - Буровлев тоже захочет. Всем
потребуется. Никаких миллионов не хватит.
- Чепуху городишь, Сергуня, - снисходительно заметила Стеша. - Ты же не
американский фермер какой-нибудь. Тот капиталистами воспитан, ему до
настоящего человека, ой, как далеко! Скажи, тебе деньги платят за то, что ты