- Ну что же он грубит Водителю? - жеманно протянула Марта.
- Нет, так дело не пойдет. Экипаж!! - рявкнул лейтенант. - Доложить
обстановку!
- Атака противника, семнадцать аппаратов типа "муха", - скороговоркой
произнесла Марта.
- Уничтожить. Даю вам тридцать четыре секунды. Танк пробежал несколько
метров и мгновенно развернулся - именно так, как хотел Тихон. Марта
появилась на полигоне только что, однако успела не просто сосчитать мух,
но и оценить их расположение. Благодарить ее было некогда - летательные
аппараты кинулись врассыпную, и Тихон одиночными плевками поджег сразу
пять или шесть.
- Не обольщайся, сладкий, - мурлыкнуло в мозгу. - Когда останется одна
штука, придется погоняться.
Говоря это, она отскочила назад, и мухи вновь оказались в стороне. Тихон
наугад ударил по скоплению - небезуспешно, судя по тому, что пяток
угловатых машин повалился на своих остывающих собратьев.
"Ну да, - сообразил он, - специальная программа для убогих".
Танк постоянно передвигался по полигону, всякий раз выбирая для стрельбы
наилучшую позицию. После каждого скачка в поле зрения попадала пара мух,
так что Тихону и не было нужды поворачивать башню. Марта словно читала его
мысли.
- Отстань ты со своими мыслями! - тут же отозвалась она. - Вон еще одна
сволочь, а у нас всего шесть секунд.
Последняя муха изобразила что-то вроде мертвой петли и, выйдя из пике над
самой землей, устремилась в серую даль.
- Четыре, - проскрежетало рядом. - Четыре секунды.
Танк наклонился назад, на какой-то миг замер и бросился следом. Муха
летела так низко, что порой скрывалась за ближними холмами, и тогда Марта
возбужденно прибавляла скорости. Воздух между близко посаженными стволами
тревожно гудел и давил на лобовую броню тугим, осязаемым потоком.
Сорвавшись с очередного трамплина, танк взмыл на несколько метров, и Тихон
инстинктивно съежился в ожидании удара.
- Ничего тебе не будет, трус! Три секунды осталось. За пригорком
развернулась идеальная равнина. Муха неслась впереди, порывисто меняя
высоту и направление. Издали она и впрямь выглядела как насекомое: черная,
едва различимая точка, которая сама толком не знает, куда летит.
Нет, не попаду, решил Тихон. Нереально. Пусть Игорь даст другое задание.
Это же только разминка. Затянулась она что-то.
- Чего ты канителишься? - недовольно спросила Марта.
- Все равно промахнусь, - бессильно ответил Тихон самому себе.
- Ты что, гаденыш, кару захотел? Три балла захотел? А я тут при чем? -
взвизгнула она. И вдруг внутри, прямо под черепной коробкой, взорвалась: -
Стреляй, сладкий, время!!
Тихон тупо посмотрел на недосягаемую муху и послал ей вдогонку вялый
голубой клубок - исключительно для очистки совести.
- Ну вот, трусишка, - умиротворенно заметила Марта.
На горизонте неярко полыхнуло, и в следующую секунду к небу потянулась
жидкая струйка копоти. Танк
- Раньше ты приказывал пушке выстрелить, а теперь приказал попасть, -
добавил Игорь. - Совсем разные вещи.
- А что же вы до этого?..
- До этого ты не верил. И не боялся. И злость в тебе была, как в
интеркино, нарисованная. Не волнуйся, стрельба у всех тяжело идет.
Анастасия, например, еще дольше в тире проторчала.
- Когда ее прислали в Школу, она была значительно моложе, - засмеялся Егор.
- И Марта не сразу научилась. Кстати, как тебе ее соседство?
- Непривычно. Думаю, что надо развернуться, - она разворачивается.
- Все потому, что она стрелять умеет. Ей не хуже тебя известно, куда и
когда ехать.
- В мозги ко мне влезала...
- Так ведь и ты к ней - тоже. Справедливо, разве нет?
- Влезал, да, - с отвращением проговорил Тихон. - Больше не буду. Она же
больная, Игорь, совсем больная! Тогда, перед самоликвидацией... она этим
наслаждалась! Тем, что такая несчастная, что с жизнью расстается. Просто
балдела! И в этом еще было что-то физиологическое, сексуальное даже.
- Ты ей оргазм сломал, вот она и вылетела, как фурия. Вы, курсанты, все
немножко помешанные, каждый на своем. Мы уж привыкли. Для того и убиваем в
вас все личное, чтоб друг друга не травмировали. Представляешь, сколько у
нее за тридцать лет жизни накипело? Если она на тебя это выплеснет...
- Игорь, пора клубнику вынимать, - сказал капитан. - Для первого раза
хватит. - Как у них?
- В пределах нормы, - кисло отозвался он. - Середнячки.
Капсулы одновременно открылись, и лейтенант поспешил к ним. Курсанты в
гробах растерянно шевелились, сонно моргали и боязливо трогали датчики.
Первым очухался не в меру активный Филипп.
- Ну-у!.. Во-о!.. - замычал он, выпрыгнув из кабины.
- Построились, - скомандовал Игорь.
- Нет, ну три руки! Три ноги! - не унимался лысый, все толкая в бок
усатого начальника.
- Заткнулся! - прикрикнул лейтенант. - Школа держится на дисциплине, ясно?
Тихон, шел бы ты отсюда. У меня здесь воспитательный процесс.
Идти Тихон не мог - он празднично вышагивал. Улыбался не таким уж мрачным
стенам, по-детски не-принужденно размахивал руками и страстно желал
встретить хоть одну морду, чтобы взглядом, гордой осанкой, движением
подбородка показать, что у него получилось.
Он смог, он преодолел. Дальше будет легче. Сто занятий, двести - неважно,
мастерство - дело наживное. Он отточит. Станет самым лучшим. Не ради
наград и почестей, а просто потому, что не владеть собственным телом
стыдно. Иметь шесть орудий и не завалить какую-то медузу -
противоестественно.
Свернув в свой коридор, Тихон увидел Марту. Она сидела в той же позе, что
и в прошлый раз: прислонившись спиной к створу и широко разведя колени.
Мягкие пятки ботинок упирались в крутую задницу, словно демонстрируя
доступность этого прикосновения.
- Чего приперлась? - угрюмо спросил Тихон.
- Да вот, соскучилась.
- Вали отсюда.
- Фу. Я, может, в гости к тебе. Мы ведь кой-чего не закончили.
- И даже не начинали.
- Сладенький, милый мальчик, - произнесла она с ударением. - Неужели
ничего не хочется изменить?
- Для этого нужна женщина, - ответил Тихон, щурясь, скребя ногтями ремень,
но не отворачиваясь.
- Ну и дрянь же ты! - с лютым восхищением воскликнула Марта и быстро пошла
прочь.
Тихон смотрел ей в спину до тех пор, пока она не исчезла за поворотом, и
только потом, удовлетворенно крякнув, открыл кубрик.
Универсальная печь, нарушив изуверскую традицию, накормила его нормальной
едой. Что-то подсказывало Тихону, что диета осталась в прошлом - навсегда.
Он заказал угря с жареной картошкой и, немного подумав, грибы. Из бункера
выехала металлическая плошка с длинной прямой ручкой, наполненная
какими-то пластинками, напоминающими мелко порезанные яблоки, только не
сладкие.
- Не сладенькие, - выразительно произнес Тихон, обращаясь к потолку.
Поев, он попытался выпросить у печки то, чем поил его лейтенант, но после
долгой паузы получил стакан горячего чая.
Белый экран в стене самовольно включился и объявил, что Тихону возвращен
допуск к некоторым каналам интервидения. Это событие было более
значительным, чем расширение меню, - ему определенно намекали, что статус
неблагонадежного с него снят.
Он мстительно погасил монитор и, не раздеваясь, улегся на кровать. Спать
Тихон не собирался, для этого он был слишком возбужден. Однако помечтать
ему не дали: через пару минут экран снова засветился, и диктор потребовал
срочно прибыть в помещение для наказаний, адрес такой-то.
Столь оживленное движение в проходах Тихон видел впервые. Он мог бы и не
следить за стрелками на полу - все курсанты шли в одном направлении.
Влившись в молчаливый поток, Тихон некоторое время разглядывал попутчиков,
пытаясь отыскать среди них ту пятерку, что однажды встретилась ему по
дороге в класс. Зачем? Этого он сказать не мог, просто обилие незнакомых
лиц его угнетало.
Посреди большой, ярко освещенной комнаты возвышался постамент с койкой. На
ней, между четырьмя угловыми мачтами, корчился бритоголовый Филипп. Он
что-то кричал и энергично тряс башкой, но зрители взирали на него
равнодушно и даже с некоторым злорадством.
Тихон занял место за изголовьем, отсюда был виден только идеальный шар
голого черепа и дюжие плечи. Когда все собрались и замерли, вперед вышел
Игорь.
- Курсант Филипп, кубрик сорок пять - шестьдесят восемь, в Школе с две
тысячи двести девятнадцатого года. Совершил действие, противоречащее
здравому смыслу. Назначается кара в три балла.
- Три - это халява, - пробормотали рядом. Филипп выгнулся дугой, но тут же
распластался, точно придавленный прессом. Тихон исподлобья оглядел зал -
полное равнодушие. Некоторые вообще не смотрели на койку, а, скучающе
притопывая ножкой, так же, как и он, блуждали взглядом по безразличной
толпе.
Если б Тихон сам не испытал кары, он, возможно, и не понял бы, в чем она
заключается. Здоровый парень неподвижно лежит на плоской кровати, а сто
человек, набившихся в комнату, смиренно стоят вокруг. И только память о
неимоверной боли да еще, может быть, странный румянец, разбежавшийся от
сияющей макушки Филиппа, говорили о том, что сейчас терпит молодой курсант.