Чтение 12–й страницы книги ~Загон~

- Не в смысле, а в кастрюлю. Давай, заодно посмотрим, что у тебя с
почками. Будет кровь - связываюсь с клиникой. Не будет - без врачей
обойдемся. Давай, говорю! - прикрикнул он. - Или я пописаю, если тебе
приятней.

Андрей, глупо улыбаясь, повернулся на бок и исполнил распоряжение.

- Жить будешь... - промолвил Илья.

- Что здесь? - осведомился Андрей с отвращением.

- Народное средство. Чай, тертая картошка, сода и геркулесовые хлопья, -
перечислил он. - И еще кое-что.

Илья воткнул в черную массу любимую ложку Андрея и принялся перемешивать.

- Ты где этому научился? - спросил Андрей.

- Там, - нехотя бросил он. - Не дергайся, щипать будет. А потом будет
чесаться. Терпи. Когда совсем невмоготу станет, пойдешь мыться.

Илья зачерпнул народного средства и без предупреждения вывалил его Андрею
на грудь.

- Поздно, уже в дерьме, - сообщил он, опережая все возражения.

Размазав по телу горячий ком, Илья зачерпнул еще и шмякнул ниже, на
живот.

Андрей подставлял синяки и меланхолично следил за возносившимся к потолку
паром. Особой вони, против ожидания, не было, однако мысль о последнем
ингредиенте, как выразился Илья - "растворителе", удовольствия не
доставляла.

- Ты точно соду туда добавил? - спросил Андрей. - Не соль? Ты из какой
баночки брал? Та, что со слоном? Или с котятами?

- Щиплет, да? Хорошо, - умиротворенно сказал Илья. - Если щиплет, значит
ты живой.

- "Щиплет!" - с сарказмом повторил Андрей. - Так дети говорят:
"щиплет"... а это не щиплет, это... как будто меня жрет кто-то!..

Илья включил монитор, и он на какое-то время отвлекся. По четвертой
программе показывали шестьсот седьмую серию исторического детектива
"Московские тайны". Андрей в этом фильме ничего не понимал, но его увлекали
длинные планы городских пейзажей, в которых, по заверениям съемочной группы,
каждый кирпичик был воссоздан в соответствии с оригиналом.

В "Московских тайнах" рассказывалось о каких-то странных, никому не
нужных интригах. Андрей в них запутался еще на первых сериях, и дальше было
совсем неясно, тем не менее он продолжал смотреть. Ему нравилось любоваться
домами - чудными, но разными. И людьми - ни капли не изменившимися.
Единственное отличие заключалось в том, что во времена "Московских тайн"
никому не приходило в голову определять интеллект-статус человека, поэтому
многие на работе и в жизни занимали чужое место. Начальник часто оказывался
глупее подчиненного, а жена умнее мужа, - ничего, кроме беды, это не сулило.

Илья устроился в кресле и не переключал программу, хотя сегодняшняя серия
была скучной. Герои не покидали помещений и вели нудные разговоры про деньги
и про любовь.

Когда лысый человек в блестящей куртке достал автомат и крикнул: "Грохну,
падла!", Андрей наконец-то уснул.

Проснулся Андрей от невыносимого зуда. Черная корка уже подсохла и
кое-где осыпалась круглыми чешуйками, но тело от этого чесалось не меньше.

Он вскочил с кровати и, не говоря ни слова, понесся в душ.

- Рано, рано! - крикнул Илья. - Потерпи еще.

- Все, не могу! - отозвался Андрей, судорожно хватая краны.

Струя, рванувшая из рассекателя, была слишком ряча, зато чесотка тут же
унялась. Андрей постоял, переминаясь с ноги на ногу, пока не догадался
сделать воду холоднее.

Самочувствие было сносным. Синяки на ребрах не пропали, но выглядели
какими-то выздоравливающими и благодарными. Андрей, проверяя мышцы, помахал
руками, понагибался - насколько позволяли габариты душевой - из стороны в
сторону и пришел к выводу, что способен спасти кого-нибудь еще.

- Простыню уже не отстираешь, - задумчиво сказал он, одеваясь.

На штанах появились две новые дырки - не считая той, от кустов. Рубашка
пострадала не так сильно, но тоже нуждалась в ремонте.

- Простыню? Нашел, о чем горевать, - сказал Илья.

- Ты-то как? .

- В норме. Мне бы рубаху... Одолжишь?

Андрей открыл дверцы шкафа и заглянул туда так, словно менял наряды по
десять раз в день. Парадные брюки и две рубашки - вот все, из чего он мог
выбирать. Одну, ношеную, он взял себе, вторую, ненадеванную, положил перед
Ильей. Возможно, для кого-то ему было бы жалко. Для Ильи - нет.

- Что делать будем? - спросил Илья.

- А чего нам делать-то?

- Я тут мест никаких не знаю. Я же у вас недавно, в тридцать седьмом.
Развлечься бы как-нибудь.

- Какие у нас развлечения?.. Как везде. Чаю попьем, да телик посмотрим.

- Э, нет. Дома я торчать не могу.

- А где же нам торчать?

Илья оделся и расчесал волосы. Рубашка сидела сносно - шили их настолько
приблизительно, что даже не указывали размеров.

- Кошмар... - молвил он, подворачивая рукава. - Нет, ты серьезно собрался
тут до вечера околачиваться? У тебя друзья-то есть?

- К ним, что ли, пойти?

- Лучше, конечно, к подругам.

- Подруга у меня была, - оживился Андрей. - Наставница, Эльза Васильевна.

- Тьфу, ты! Ей небось лет шестьдесят?

- Нет, не шестьдесят. Но она уже улетела.

- Тогда что о ней говорить? Еще кто-нибудь остался? Из работоспособных.

- Ну, Вадик. Он тоже работает.

- Вадик?.. - разочаровался Илья. - А таких Вадиков, чтоб юбки носили, и
желательно покороче, у тебя нет?

Андрей сообразил, что Илья шутит, но самой шутки не понял.

- Таких нету, - сказал он. - Вадик - художник...

- Худо-ожник?! Давненько я с ними не общался. Что ж, веди.

Вадик жил в одном корпусе с Андреем, этажом выше. Иных знакомых у него
быть и не могло - все, что находилось за пределами родного тридцать седьмого
блока, Андрею казалось несусветной далью. Единственным островком посреди
чужой земли он считал конвертер. Между блоком и конвертером простиралась та
же чужая земля, которую он проезжал, не выходя из линейки.

- Здравствуй, Вадик. А я к тебе... с другом, - сказал Андрей, чуть
запнувшись. Для него это было непросто.

- Привет, - Илья широко улыбнулся и, не дожидаясь приглашения, прошел в
комнату.

Вадик недоуменно изогнул брови. Он почти все делал так - одними бровями,
это была единственная выразительная часть его лица. Остальное терялось в его
вечной щетине, удивительно густой для двадцатилетнего молодого человека.

- Кто это? - спросил Вадик.

- Очень хороший человек, - отрекомендовал Андрей. - Благородный и смелый.
И вообще...

- О-о-о! - протянул Илья, останавливаясь перед импровизированным
мольбертом - двумя раскуроченными тумбочками. - Опыты с формой? Два
треугольника, между ними зигзаг и еще маленький треугольничек... Свежо.

Было видно, что он и рад бы не издеваться, да не может. Действительно,
картина получалась так себе. Половина была еще не дорисована, но то, что уже
находилось на холсте, вызывало лишь недоумение.

Андрею за Вадика стало неловко. Он верил, что Вадик настоящий художник.
Да и как не верить? Вадик, обладая довольно высоким ИС, два раза в неделю
мыл вагоны - на краски этого хватало. Он был либо талантлив, либо безумен.
Большинство, естественно, усматривало второе. Но Андрей в него все-таки
верил.

- Это не картина, - равнодушно сказал Вадик. - Вернее, не совсем картина.
Не моя. Соседка ходит заниматься. Наташенька, ей восемь лет.

- А-а-а! - Илья расхохотался и хлопнул себя по ноге. - Купи-ил, купил!

Андрей почувствовал облегчение.

- Вадик, покажи что-нибудь из подлинного искусства, - сказал он.

- Из подлинного?.. - Тот, прищурившись, поскреб шею и вытащил из-за шкафа
квадратное полотно. - Ты это еще не видел.

- Да я что... - отмахнулся Андрей. - Я не разбираюсь... Мне у тебя все
нравится. Ну, кроме треугольников Наташенькиных.

Вадик укрепил картину на тумбочке и отступил в сторону.

- Прошу!..

Андрей увидел дерущихся людей. Потасовка была порядочная: человек сто, и
все - по колено в крови.

Дрались люди не так, как Андрей с Ильей, а немного по-бабьи - кусая и
таская друг друга за волосы. Впрочем, нарисованы они были хорошо, как
настоящие, правда, очень мелко.

- Оп-ля... - растерянно сказал Илья. - Слушай, дружище... ты не обижайся,
но это не ты писал.

- Я. Больше некому.

- Как назвал?

- Номер двадцать один.

- Двадцать первая работа? - спросил Илья уже без насмешек.

Кажется, он был шокирован, и удовольствия от этого Андрей испытывал
больше, чем сам автор.

- Название ни к чему, - заметил Илья. - Название - это слова, литература,
а в живописи все должно быть здесь, на холсте. В пределах рамки. Верно?

- Абсолютно, - сказал Вадик.

- А где предыдущие двадцать?

- За шкафом, под кроватью... Места у меня маловато.

- Да-а... - снова протянул Илья. - С композицией ты наворочал... Но это
дело хозяйское. Отнесем на" своеобразие манеры. А вот в рефлексах ты ошибся
серьезно, тут уж тебя никакое своеобразие не оправдает.

- Согласен. Если смотреть так, то это ошибка. Но она же стоит не