Чтение 12–й страницы книги ~Механика вечности~

Мы расположились у лестницы, и Кнут, кряхтя от удовольствия, развязал
короткие тесемки.

- Ты что, читать его собрался? - возмутился я.

- Хотя бы страниц десять, по диагонали. Нет, ну ты и жук! Такую глыбу
скрывал!

Я попытался проследить за его реакцией. Как ни крути, Кнут был моим
первым читателем и критиком. Вскоре его лицо посерело. Кнутовский резко
захлопнул папку и гадливо, как дохлую кошку, бросил ее мне.

- Что тебе сказать? - процедил он, когда грохот отъезжающего поезда
утонул в тоннеле. - Что ты вор? Это грубо. Что ты пакостник? Слишком мягко.
Ты просто ничтожество, Миша, вот и все. Это то же самое, что жрать чужие
объедки, за это не ругают.

Услышав такое от Кнута, я почему-то разволновался. Не было ни злости, ни
обиды, только желание узнать, почему единственный друг, теперь уже, понятное
дело, бывший, так со мной разговаривает.

- Я и предположить не мог, что ты способен на подобное, - сокрушался он.
- Неужели ты себя по-прежнему уважаешь?

- Саша, на дуэлях нынче не дерутся, так что я просто сброшу тебя под
поезд.

- Меня-то за что?

- За "ничтожество" и за все остальное.

- А, дурака включаем? Ну-ну. Еще спой, что это всего лишь недоразумение.

- Да о чем ты?

- О романе твоем. Хоботков просыпается на чердаке. Какое совпадение, у
меня он делает то же самое! Кстати, знакомый персонаж, ты не находишь?

Точно. Вот откуда я знал этого проклятого Хоботкова - я же утром читал о
нем в собственной рукописи. "Теория вероятностей плюс ловкость рук". Лихая
формулировка Мефодия-старшего вдруг перестала мне нравиться.

- Да если б только фамилия! Мне что, жалко? Чеши Хоботкова в хвост и в
гриву, от него не убудет! Но ты же у меня все начало передрал.

- Начало чего?

- Не знаю еще. Вернулся я тогда из редакции и настрочил пару страниц.
Думал, сгодятся куда-нибудь. Теперь вижу: сгодились.

- Саша, посмотри на папку, она рвется. Я ее еле тащил, что мне твои две
страницы?

- Это правда. У меня было только начало, и то набросок, а у тебя уже
роман готов. Но сцену на чердаке я помню до последнего слова. Хочешь, скажу,
что там дальше будет? Хоботков допьет остатки одеколона, потом споткнется и
упадет. Еще там есть такое: горки голубиного помета он сравнит со
сталагмитами. Ну что, проверим?

Вырывая друг у друга папку, мы принялись просматривать текст, и чем
дальше я читал, тем большую испытывал тревогу. Когда я нашел то место, где
герой давится лосьоном после бритья, сомнений уже не оставалось: будет там и
про помет, и про все прочее. Я выпустил листы из рук. Сейчас Кнут отыщет
упоминание о сталагмитах, и тогда я провалюсь сквозь землю.

Шурик продолжал читать, снова и снова переворачивая страницы. Я глянул
через его плечо: сцена на чердаке давно закончилась. Кнутовский оторвался от
романа и отрешенно уставился на стену.

- Начало ты спер у меня, сомнений нет. Но я думал, ты его механически
вставил в свою вещь, а у тебя все развивается естественно. Такое
впечатление, что роман ты написал за неделю.

- Послушай, мы с тобой не вчера познакомились. Неужели я способен на
такую подлянку? Не видел я твоих черновиков, чем хочешь поклянусь!

- А как же тогда все это объяснить?

- Ума не приложу. Мистика, да и только.

- Начало, между прочим, ничего. Нет, я не про чердак, а про то, что идет
дальше. У меня этого не было... Но как же ты мог, Мишка? - Спросил он с
горечью. - Я бы тебе сам отдал, если б ты попросил.

- Ну не брал я!

- Ладно, будем считать совпадением. Тебе куда, в "Реку"? Давай, а то
опоздаешь.

Кнут развернулся и не прощаясь направился к выходу. Я долго смотрел ему в
спину, пока он не затерялся в толпе пассажиров, высыпавших из подошедшего
поезда.

И зачем я показал рукопись? Могу я хоть раз поступить так, как хочется
мне, а не как от меня требуют?

Зато теперь я знал, что спросить у Мефодия. Неужели на старости лет я
опущусь до такого? Хотя... на чужих черновиках долго не протянешь, имени на
них не сделаешь. Может, Кнут действительно презентовал мне свой никчемный
отрывок? У него он валялся крошечным файлом в забытой директории, а я
заставил эти страницы ожить. Но теперь эпизод на чердаке выйдет вместе с
моим романом до того, как Шурка мне его подарил. Что это, если не кража?

Сегодня меня дважды назвали вором. Загадочный миллионер Куцапов, ногой
открывающий двери на Петровке, и Кнут. Никакой связи. Ну и не надо.

Пускай над этим Федорыч голову ломает, ему по должности положено. А я
поеду в "Реку". Пять остановок до "Динамо", и десять минут пешком. Из всех
путей к славе этот - самый короткий.

***

Хмурый вторник застал меня в чужой постели, рядом с чужим человеком - в
чужом времени.

Вчера я был уверен, что воспользуюсь машинкой сразу же, как только отдам
рукописи. И я почти сделал это: подвывая от радости, предвкушая скорый
успех, забился в какой-то глухой двор и даже набрал на пульте дату - тот
самый день и час, в котором меня ждет Мефодий. Однако на ребристую кнопку я
так и не нажал. Что-то мне мешало. В своем возвращении я увидел не победный
марш, а постыдное, мальчишеское бегство. В прошлом я оставлял множество
вопросов. Почему ушла Алена? Откуда взялся мой новый знакомец Костик? Что за
идиотская история с угоном "ЗИЛа"? За трое суток, прожитых в две тысячи
первом, я вдруг почувствовал, что причастен к такому, о чем раньше и не
догадывался. Я дал себе еще одни сутки.

К ночевке у Люсьен я готовился серьезно: четыре бутылки водки должны были
снять вопрос о нашей близости. Но человек, как известно, лишь предполагает.

Меня разбудило не сентиментальное пение соловья, не постукивание ветки о
раму, а глубокое омерзение к самому себе. Время шло к полудню. Когда спишь
так долго, то события, произошедшие накануне, обычно превращаются в путаные
обрывки.

На сей раз я помнил все, вплоть до мельчайших деталей: неудобство от
свалявшегося кочками матраса, Люсины сальные волосы на своем лице, тихий
плач девочки за стенкой. То, что вчера, несмотря на полное затмение
рассудка, я все же выпроводил Оксану на кухню, позволяло верить: во мне еще
осталась капля человеческого. Ее еще можно найти - если как следует
поковыряться.

Когда водка кончилась, мы с Люсьен отволокли друг друга в комнату и
рухнули на продавленную кровать. Люсьен упала на меня сверху, и я с
брезгливым ужасом отметил, что ее тело почти невесомо. Она тут же
завертелась, пытаясь добраться до моей ширинки. Слепой инстинкт, вышедший из
водки, словно ископаемая рыбина из океана, заставил меня вцепиться в Люсину
прелую одежку. Вдвоем мы справились с тряпками и, раскидав их по полу,
обнялись. Позвоночник Люсьен прощупывался лучше, чем на анатомическом
муляже. Она откинулась назад, и перед моим лицом заболтались две иссохшие,
выжатые груди. Всякий раз, когда они подпрыгивали, до меня доносился резкий,
приторный запах.

- Помнишь, как ты мне делал раньше? - прохрипела Люсьен.

- Не надо, молчи, - взмолился я.

- Боишься кончить раньше времени? Ты так завелся?

"Боюсь, что меня вырвет" - чуть не сказал я.

Проснувшись, я с радостью обнаружил, что мне ничего не приснилось. Судьба
иногда делала такие подарки, но сейчас я оценил ее великодушие особенно
высоко.

На кухне было холодно, и Оксанка уснула, клубком свернувшись на столе. Я
осторожно взял девочку на руки и, не дыша, отнес ее в комнату. Еду,
принесенную с собой, я трогать не стал и позавтракал бутылкой пива.

- Сегодня придешь? - игриво спросила Люсьен.

- Если я тебе денег дам, можно надеяться, что ты не все пропьешь, а хотя
бы половину? А на оставшиеся купишь продуктов?

Вопреки моим ожиданиям, блеска в ее глазах не появилось. Равнодушно
отвернувшись к окну, Люсьен коротко и жестко ответила:

- Нет.

- Ну, сама смотри.

Покинув Люсьен, я решил, что пора наконец прояснить ситуацию с Аленой. И
заодно разобраться с Кнутовским.

Я выскочил из подъезда и замер. На лавочке, покачивая ножкой, сидела
жена.

- Не удержался, значит?

Скучный диалог "она обвиняет - он оправдывается" мгновенно пронесся в
сознании, словно я только и делал, что попадался на измене. Все реплики этой
пьесы известны наперед, озвучивать их было бессмысленно.

- У тебя есть маникюрные ножницы? - спросил я, не позволяя Алене начать
наступление.

- Хочешь сделать себе харакири? - усмехнулась она. - Только пилка.

Я взял пилку для ногтей и приложил ее к левой ладони.

- Смотри сюда, - предупредил я, прочерчивая острым концом длинную
царапину.

- Ты что? Зачем?

- Кровь видишь? Настоящая. Когда я приду домой, обрати внимание на мои
руки. Только не забудь, прошу тебя.

- Что ты несешь?

- Запомни: царапина на левой руке. Вечером ее не будет.