и пошел во двор, запереть калитку.
Перед тем, как отправиться в кровати, мыли в тазу ноги. Растревоженный
собственным рассказом, Макс засиделся, вспоминая об отце: все ли у него в
порядке, хорошо ли себя чувствует, удачно ли лечится. Даже не заметил, как
подошел и опустился рядом на скамейку дядя Юра:
- Ну что, козаче, о чем думу думаешь?
- Про папу.
Юрий Николаевич приобнял племянника за плечи, похлопал:
- Все у него будет хорошо. Вот увидишь. Кстати, надо будет нам с тобой на
почту сходить, позвонить ему. Завтра навряд ли получится, а вот во вторник
обязательно сходим, договорились? Ну, - он поднялся, - не засиживайся тут,
а то замерзнешь. Да и завтра тебе рано вставать - Дениска ж тебя вроде на
экскурсию поведет, а? Не забыл?
Скоро Макс вытер ноги и пошел спать. Мальчик заснул быстро и легко, и ему
снились баня, и хоббиты, и голодные кузнечики - но к утру он обо всем
забыл.
А завтра они с Дениской отправились к заброшенному ведьминому дому.
Глава четвертая
Что за дом стоит, погружен во мрак,
на семи лихих продувных ветрах -
всеми окнами обратясь в овраг,
а воротами - на проезжий тракт?!
В. Высоцкий
1
Мечта о велосипеде была у Макса из разряда тех невыполнимых грез, которым
если и суждено сбыться, то уж никак не в обозримом будущем. Причем мальчик
с прозорливостью, свойственной подросткам его возроста, подзревал, что
когда велосипед-таки появится, необходимости в нем уже не будет. Однажды
по телевизору Макс даже слышал некую песенку в исполнении старого барда
(передача как раз и была посвящена памяти оного), где звучали такие
строки: "Теперь у меня в передней пылится велосипед - пылится уже,
наверно, с добрый десяток лет. Вот только того мальчишки больше на свете
нет, а взрослому мне не нужен взрослый велосипед!" Песня была, конечно,
совсем о другом, но именно эти слова запали Максу в душу. При маминой
жизни мальчик еще мог надеяться, что родители купят ему "машину", теперь
же... а-а, и говорить не нужно! И так все понятно. Изредка Макс утолял
свою жажду к быстрой езде, выпрашивая у Кольки Зайко его "Десну" - и тот
почти всегда давал другу покататься; но не будешь же всю жизнь ездить на
Зайковской "Десне"!
И все-таки Макс никогда не переставал надеяться, что вдруг случится чудо и
он обзаведется собственным велосипедом. К сожалению, с каждым годом
чудесам в его жизни оставалось все меньше и меньше места. Первым
дезертировал Дед Мороз (со Снегурочкой, но Снегурочка в представлении
Макса никогда особой волшебницей не была, а вот Дед...). Потом пришел
черед некоторых сказочных персонажей, в существование которых Макс с
детства верил. Потом... Да, следующей жертвой оказались всяческие
конкурсы, якобы проводимые газетами и телевидением. Колька однажды
рассказал другу, что на самом-то деле там заранее знают победителей - "и
уж поверь, среди них нету посторонних и случайных людей".
А после потери веры в конкурсы - на что еще оставалось надеяться? Да
кажется, не на что...
Поэтому сейчас, глядя на новенький Денискин "Аист", небрежно прислоненный
к стенке гаража, Макс мысленно вздохнул - а потом вздохнул и вслух:
- Дашь покататься?
- А чаго ж не даць? - искренне удивился Дениска. - Бяры.
Гордеичихин внук с самого утра был сегодня в приподнятом настроении:
родители вместе с младшим братом-нытиком "свалили" в город, и Дениска на
целую неделю остался один (Светланка послезавтра тоже должна уехать).
Правда, бабушка Александра Трофимовна - женщина суровая и тяжелая на руку,
особо сорвиголовничать внуку не позволяла, но в то же время свободы давала
больше, нежели родители. Сейчас Гордеичиха стояла на веранде и с интересом
рассматривала Макса. Была Александра Трофимовна телом мощной, монолитной -
и оттого издалека могла бы даже показаться стариком, если бы не простое
полотняное платье да белый, с бахромой, платок. Кстати, и лицо Гордеичихи,
широкое, грубое, с черными волосиками над верхней губой, больше годилось
бы мужчине. Только глаза Денисковой бабушки были по-женски проницательны и
цепки; и сейчас они неотрывно следили за Максом.
- Добрый день, - тот немного растерялся от такого неприкрытого внимания.
- Добры, - великодушно согласилась Гордеичиха. - Мне пра цебя Дзяниска
гаварыу - казау, ты у кузнечыках знаесся.
В сказанном прозвучал вопрос, так что Максу пришлось кивнуть:
- Да, немного разбираюсь.
- Тады, можа, и пра каларацких жукоу ведаешь - як вывесци?
- Нет, - развел руками мальчик. - Тут даже ученые затрудняются...
- Ба, - вмешался Дениска, - мы паездем, добра?
- Ды едце ужо, едце, ня церпицца им. Штоб к вечару не забылися павярнуцца,
- велела вдогонку Гордеичиха.
Подхватив велосипед под одну руку, а Макса - под другую, Дениска спешно
покинул бабушкин двор.
- Ну яе, - пояснил он, когда приятели оказались на дороге. - Яшчэ
прычэпицца да чагось - и не выберамся зусим.
Макс несмело взглянул на "Аист".
- Бяры, бяры, - отозвался Дениска. - Я ж абяцау.
Если честно, то он был сегодня очень заинтересован в том, чтобы
расположить к себе Макса. Кто их знает, городских, а вдруг забоится в
последний момент... Лучше подстраховаться.
Макс же, не отягчая свою душу ненужными подозрениями, попросту взобрался
на "Аист", кивнул Дениске - и ребята отправились в путь, по дороге,
навстречу приключениям.
Мальчики не видели, как наблюдавшая за ними из окна Гордеичиха,
перекрестилась и тоже вышла на дорогу - вот только побрела совсем в другую
сторону.
2
Ах какая была погодка, какое великолепное летнее утро заполонило все
вокруг! Макс цокал звоночком и с налаждением крутил педали, то вырываясь
далеко вперед, то возвращаясь назад и описывая вокруг Дениски восторженные
круги. А воздух! - ай, что за воздух, так и просится в легкие, распирает
грудь, превращает ее в большой воздушный шарик!.. А солнце! - зверек
мохнатый, а не солнце, пушистый, улыбчивый, благостный!.. А ветер! - разве
ж в городе бывают такие ветра, чтобы, уподобляясь чистой речке, омывали
твое лицо, приятельски взлохмачивали вихры, чтобы вышибали из глаз слезу,
но слезу не болезненную, а приятную!.. А трава вокруг, а птицы! - да что
говорить, не о чем говорить; и слов-то таких не существует еще, не
придуманы людьми! Да здравствует лето! Да здравствуют каникулы! Да
здравствует велосипед - лучшее изобретение человечества всех времен и
народов!
Дениска размеренно шагал позади и таинственно улыбался, наблюдая за
Максовыми пируэтами. Пускай приятель "отрывается", а ему, Дениске, не
жалко, он уже свое наездил. Велосипед-то, по сути, не роскошь, а средство
передвижения, - для владельца, конечно.
Грунтовка, по которой двигались мальчики, была главной (и вообще одной из
двух существующих) улиц села. Именно по ней, только с другой стороны, в
пятницу вечером Ягор Василич ввез в Стаячы Камень дядю Юру и его
племянника. То, что сейчас ребята направлялись не к дому чертячника,
вызвало у Макса невероятное облегчение. По собственной воле мальчик не
собирался лишний раз дразнить судьбу, более того, он втайне надеялся, что
и уезжать из деревни они с Юрием Николаевичем будут другим путем. Мало ли
как сложатся обстоятельства... В любом случае, до того еще уйма времени, а
теперь можно просто расслабиться и получать удовольствие от блаженности
момента.
Макс и получал: подставлял лицо солнцу и ветру, двигая вперед "машину" и
легонько улыбаясь миру уголками губ. И даже Дениска в конце концов не
выдержал, заразился приятелевой восторженностью - подгикнул, хлопнул в
ладоши и помчался за велосипедом, разбойничьи улюлюкая и хохоча. Мимо
проносились дворы, обиженно рявкал ("Чего дразнитесь, кое-кто вон на цепи
сидит!") за забором пес, с умиротворенностью запечного сфинкса провожала
взбаламошных мальчишек взглядом кошка, брела к колонке какая-то согбенная
старуха - да так и остановилась, приложила к похожему на позавчерашний
блин лицу ладонь, вздохнула. Вперед! вперед!! вперед!!! - шуршали под
шинами камешки, барабанил подошвами Дениска, удивленно прогудел над ухом
шмель - вперед! вперед!! вперед!!! - навстречу лету, навстречу
таинственным местам, загадочным случаям, навстречу жизни - вперед!
вперед!! вперед!!!
- Дзяниска! - крикнула сидевшая на лавочке у желто-зеленого дома женщина.
- Куды бяжыц"?
- Да лесу! - отозвался тот, ни на миг не останавливаясь.
Дорога постепенно забирала чуть влево, и скоро за домами уже проступило
поле, а за ним - влажный изгиб речки. "Струйная", - догадался Макс. Он
поневоле притормозил, чтобы полюбоваться открывшейся картиной. Пшеница
здесь подступала к самой грунтовке, широкая полоса поля как бы разбивала
деревню на две части - потому что за ним снова вдоль дороги выстраивались
дома, но уже в меньшем количестве; потом их разделяла река, а после, у
самого горизонта, грунтовка терялась в голубоватой дымке леса.
- Кстати, - обернулся Макс к Дениске, - а почему ты сказал той тетке, что