Владимир Пузий (АРЕНЕВ)
ПОД НЕБОМ ГОЛУБЫМ...
ЧЕЛОВЕК. СЕЙЧАС.
1. Человек шел по городу. Был тот редкий час, когда прежние обитатели уже
исчезли, а новые еще не появились.
Человек спешил.
Город менялся.
Это происходило исподволь, лишь когда человек отворачивался - только в
такие моменты. Казалось, город стесняется человека. А может, это было его
любимой тайной - как знать?
Идущий уже почти добрался до центра. Он на мгновение остановился, откинул
со лба прядь черных, блестящих, как проволока, волос и оглянулся.
Дом позади, видимо, так и не успел завершить Преображение. Два нижних
этажа темнели, выстроенные из железного дерева и лишенные всяких
украшений; угрюмо и недовольно пялилось перед собой единственное окно,
бывшее одновременно и дверью - для тех, кто уже ушел. Верхний этаж сверкал
в лучах закатного солнца, состоящий из стекла... или пленки... или
чего-то, очень похожего на то и другое. Маленькие (с ноготь) голубые
кружочки были рассеяны по всей поверхности прозрачного материала в строгом
порядке: не слишком густо, но и не совсем редко. Внутри, видная даже
отсюда, медленно вращалась карусель без фигурок - словно вентилятор,
торчащий из пола. Дом выглядел сейчас наполовину выползшей из шкурки
бабочкой.
Человек устыдился, что помешал. Это походило на подглядывание в женском
туалете.
Он отвернулся и посмотрел на небо.
Солнце уже наполовину съехало к горизонту.
Вздох.
Он продолжил свой путь.
2. Иногда человеку казалось, что вс" это происходит с одной-единственной
целью: свести его с ума. Если так, замысел потерпел поражение. Хотя
когда-то давно он и был близок к исполнению. В самом начале...
Сверху упала на мостовую (чередующиеся голубые и оранжевые булыжники с
одинаковым - разумеется, непонятным - знаком на каждом), задребезжала,
подскакивая, палка. Обыкновенная деревянная палка длиной в человеческий
локоть, заостренная с двух концов.
Идущий остановился и запрокинул голову вверх.
"Кто-то остался.
Город никогда не показывает себя в движении: будь то преобразование дома
или отвалившаяся во время оного преобразования жердь. Сам по себе город
недвижим (до тех пор, пока на него смотришь).
И значит, кто-то остался".
Улица в этом месте сужалась - стянувшийся в конвульсии кишечник, - и дома
нависали над человеком, загораживая собой темнеющее небо. Здесь они были
четырех-пяти этажные, с неизменными окно-дверьми: Преображение еще не
коснулось этого квартала.
Времени почти не осталось.
Человек снял с плеча и размотал веревку с закрепленной на конце
трехкоготной "кошкой". Представил, откуда могла свалиться жердь, взмахнул
рукой, забрасывая "якорь" в окно-проруб - окно без ставней и стекол,
пустую дыру в стене. Металл впился в дерево, и человек с затаенным
злорадством подергал веревку, чтобы "когти" вошли поглубже. В такие
моменты он представлял себе, что "якорь" терзает плоть города, в такие
моменты...
Он поднялся, помогая себе ногами; подкованные носки сапог глухо
выстукивали по бревнам. Потом нырнул во тьму четвертого этажа.
Отчасти он рисковал, но лишь отчасти. Человек не считал себя бессмертным
/да упасут мертвые боги от такого бессмертия, с которым пришлось
столкнуться здесь!/,
дело совсем в другом.
Он шагнул вбок, чтобы не стоять на свету, и потянулся к поясу. Глотком
холодной воды в пустыне прошелестел меч.
- Тебе лучше поспешить, - сказал человек, обращаясь к невидимому, но
наблюдающему Обитателю. - Когда Преображение захватит этот район, будет
уже поздно. А это случится скоро.
- Нет, - сказали внизу.
Человек пожал плечами и сделал два шага вправо.
Впереди была пустота. Эти дома... пол имелся только на нижнем этаже,
остальные ограничивались полутораметровым отступом по периметру. И,
разумеется, - многочисленные жерди, прикрепленные к стенам под разными
углами. Жерди для сна, жерди для завтрака, обеда, ужина, жерди для
спаривания, жерди для дружеской беседы. Хотя, естественно, здесь, в
квартале бедноты, отсутствовали жерди для азартных игр и жерди для историй.
Человек раскрыл пошире глаза и всматривался в темноту помещения. Нужно
привыкнуть к мраку и найти упрямца прежде, чем станет слишком поздно.
- Послушай, - сказал он Обитателю, - послушай меня внимательно. Я видел
многих, поверь. Все были разные, но заканчивали одинаково. Иногда лучший
выход кажется худшим. Послушай...
- Нет, Строитель. Нет.
- Что? - удивленно переспросил человек.
Но ответа уже не последовало.
Он бросил мимолетный взгляд налево, к окну-двери, и увидел, как на
фиолетовом лоскутке неба появилась первая искорка.
Кто-то в доме вскрикнул, но этот кто-то находился совсем рядом с
человеком, на одном и том же этаже. Только... слева, да - слева! от окна.
Он шагнул туда, молясь богам с позабытыми именами, и нанес удар - так бьет
разъяренный гремучник. Смерть милосердная.
Тихий стон; мягкое тело свалилось, цепляясь безжизненными
конечностями-лоскутами за жерди для сна и спаривания.
Человек вложил в ножны меч и выпрыгнул из окно-двери, держась за веревку;
но так и оставил ее обвисать с четвертого этажа. Теперь эта вещь стала
бесполезной, как крылья отлетавшего брачный танец муравья.
Вздох.
Человек продолжил свой путь.
3. "Строитель. Он сказал "Строитель" ".
Было смешно и горько одновременно.
4. Человек миновал кварталы, еще не до конца прошедшие Преображение,
неоформившиеся, словно сны младенца.
Теперь повсюду темнели одинаковые прозрачные павильоны, и их очертания
угадывались только благодаря сумраку ночи и кружочкам на стенах.
Карусели-вентиляторы шевелили растопыренными лопастями так, словно
механизм вращения отключен и они совершают последние витки. Однако это
продолжалось вот уже в течение часа.
Человек оказался у городских стен. Всегда неизменные
/и непреодолимые/,
они возвышались над всем сущим.
Он остановился и запрокинул голову, подставляя звездному душу бледное, с
черными вишнями глаз лицо. Жадно раздувая ноздри, человек вдыхал
влажновато-насмешливое дыхание ветра: "Строи-и-итель".
Луна выглянула из-за редких растерзанных туч.
Настало Время Врат.
ЧЕЛОВЕК. ВОСПОМИНАНИЯ.
5. По сути, то был первый раз, когда город напрямую воздействовал на
человека: когда заставлял. Хотя сам человек подозревал, что и тогда-то
подобной необходимости не существовало. Просто... "Улицы града неисходимы,
и карты не существует. И лишь стена остается стеной".
6. Улицы вели его, и солнце палило нещадно, но сада вс" не было. За
прошедшую неделю - с тех пор, как он потерялся - человек успел привыкнуть
к тому, что трижды в день оказывается среди плодовых деревьев. Да, и там
бежал ручей. Фрукты всегда оставались съедобными, и вода текла, неизменно
прохладная и сладкая.
Теперь сада не было. Вернее (человек не сомневался), где-то сад был,
где-то неподалеку, но город не желал туда выводить.
"Играет. Как кот с полудохлой мухой".
Человек остановился. Идти дальше представлялось бессмысленной затеей.
- Чего ты хочешь?! Чего ты хочешь от меня, помесь отхожего места с
борделем?!
Неожиданно на улице что-то переменилось. Позади? Позади.