навевал мысли об издохшей в муках селедке и неуплаченных долгах. Колонны
отличались друг от друга только своей высотой (от метра над мостовой до
заоблачных высот) и степенью наклона над упомянутой же мостовой. Меж
колоннами сновали и лепетали Обитатели. Существа представляли собою
двухметровые конусы, направленные расширением кверху; снизу из основания
конуса выползало по тонкому хлысту, который волочился за Обитателем,
напоминая веревочку от воздушного шарика. Да и сами существа, словно
воздушные шарики, носились по воздуху, не касаясь земли. (Ведь не
принимать же всерьез веревочки!) Конусы могли быть расцвечены как угодно
ярко, но хвосты-хлысты у всех созданий блестели металлическим блеском.
Обитатели гоняли меж колонн, словно тараканы, и лепетали, лепетали,
лепета...
Человек пожал плечами: пускай себе лепечут. Ему нет никакого дела до этих
гигантских воронок, похожих на свернутые конусом масляные блины.
Человек выбрался из фонтана и пошел к саду (на самом деле он шел, куда
глаза глядят, зная по опыту, что сад явится сам). Интересно, каким тот
будет в данном случае?
Потом... что же было потом? Ах да! - потом он увидел очередь.
Несколько десятков хвостатых конусов выстроились в ряд, повернувшись - как
показалось человеку - своей передней частью куда-то вдаль и глядя один
другому в затылок. (Разумеется, не было никакой уверенности в том, что у
нынешних Обитателей вообще есть передняя и задняя части, а не, скажем,
только верхняя и нижняя, - но человеку так показалось. В этом городе он
привык полагаться на собственные ощущения: ничего другого не оставалось).
Хлыстатые перегородили улицу и еще несколько других улиц; очередь
скрывалась вдали, за колоннами, и понять, куда же смотрит самый передний
из конусов не представлялось возможным. Разве что пойти вдоль ряда... - но
человек хотел есть и направлялся в сад. Да и не исключена возможность
ошибки: вдруг начало очереди в другом ее конце, а не в том, который
кажется таковым.
Одним словом, подавив в себе древний инстинкт ученого-естествоиспытателя,
попросту именуемый любопытством, человек отправился дальше. А дальше-то
стеной стояли конусы. (Вернее, висели в воздухе, что мало что меняло).
Конусы находились один от другого не так, чтобы очень уж далеко, но и не
слишком близко. В общем, протиснуться между ними, не задев ничьих тел и
чувств, было вполне возможно.
Человек присмотрелся, выбрал двух подходящих, с виду смирных Обитателей и
смело шагнул вперед.
Очередь взбесилась. Другое слово просто сложно было бы отыскать, пытаясь
описать то, что произошло. Конусы издали лепет-крик, в котором явственно
прозвучали угрожающие нотки, и рванулись к человеку со всех сторон. Их
хлысты взлетели в воздух, доказывая, что да, не в них, хлыстах, суть, и
что Обитатели все-таки на самом деле летают. Правда, человеку сейчас было
не до наблюдений подобного рода.
При всей их гибкости, хвосты конусов по прочности не уступали металлу. И
хлестали по телу человека изо всей силы, так что он спустя мгновение уже
валялся на мостовой, отчаянно закрывая руками голову и пытаясь свернуться
в позу нерожденного младенца. Свернуться не удавалось - хлысты обвивались
вокруг запястий и тянули в разные стороны.
Боль. Ужас. И этот детский лепет....
Следующей мыслью было: "Наконец-то. Хоть и глупо, но наконец-то..."
И вдруг мостовая вздрогнула. Одновременно с этим где-то вдалеке упало
нечто тяжелое. Обиженно взвизгнули Обитатели, но от человека не отступились
Упало снова. Потом еще и еще.
Вс" ближе и ближе.
Одномоментно хлысты соскользнули с запястий, оставили в покое лодыжки и
уши, отползли прочь, исчезли, улетели...
Он принял тишину, как подарок, он рвал оберточную бумагу руками, чтобы
скорее добраться до коробки, затем открыл ее и погрузился в беззвучие,
погрузился с наслаждением повторяя то же самое: "Наконец-то. Хоть и глупо,
но наконец-то. Наконец-т..."
8. Но это было еще не то, о чем он мечтал. Всего лишь минутное забвение,
после которого явились боль и растерянность. Человек не понимал, как ему
удалось выжить, благодаря чему.
Он лежал на мостовой, жалкий и избитый хлыстами конусов, лежал, и за
ушами, на руках и ногах было влажно и липко.
"Разумеется, кровь. Разумеется"...
Конусы проносились вверх-вниз (то есть, конечно, вправо-влево, но он лежал
на боку и поэтому видел все немного иначе), проносились, по-прежнему
лопоча что-то в пространство и не замечая человека. Впрочем, скорее,
намеренно игнорируя.
"Что же вас так напугало, ребятки?"
Он пошевелил пальцами правой руки, и с отстраненным удивлением
констатировал: двигаются. Потом проверил работоспособность левой, и
убедившись, что переломов вроде бы нет ("а кровь что, кровь - ерунда, если
задуматься"), человек попробовал подняться. Это далось с трудом и только
наполовину. Он стоял на четвереньках, кусал нижнюю губу и выталкивал
наружу воздух, чтобы мгновением позже, напрягаясь, словно рыбак,
подцепивший на крючок рыбку-удачу, тянуть в себя следующий глоток. И
тянул, и выталкивал, и снова тянул. И неожиданно испугался, что вот
кто-нибудь сейчас подойдет сзади и отвесит смачного пинка под зад;
вздрогнул и сделал над собой усилие, чтобы окончательно встать на ноги.
Мостовая вздрогнула, как будто размышляла над тем, стоит ли выгибать спину
или не стоит. Решила, что не стоит, улеглась и примирительно замурлыкала.
Человек утвердился на ногах и даже сделал маленький шажок вперед. Это было
трюком, потому что чертов шажок требовался не для самоутверждения или
самоподтверждения неутраченной способности ходить; просто, позади ждало
то, что напугало конусы. И он не горел желанием отблагодарить неведомого
благодетеля. Даже видеть - не горел.
"/Это же смешно! Просто развернуться и уйти/
Зато очень оригинально! К тому же, я не собираюсь разворачиваться.
/Ладно, перестань. Тебе ведь интересно. И дорога к саду - там же/.
Есть другие пути.
/И другие очереди конусов?../"
Конечно - да, конечно - нужно было оглядываться. Он это сделал, просто
потому что другого выхода не существовало.
9. Вероятно, именно так должны были выглядеть улицы Помпеи в тот час,
когда всемирная слава хлынула на них потоком раскаленных вулканических
мокрот. Если не обращать внимания на колонны (все-таки, они лишь
колонностью напоминали своих древнегреческих тезок), картина точь-в-точь
походила на воображаемые человеком Помпеи.
В радиусе нескольких метров все вокруг отмечала печать разрушения. Колонны
лежали, словно деревья на лесоповале, на котором вдруг забастовали зэки, и
часть улицы, куда рухнули эти колонны, была измята - капот машины,
попавшей в автокатастрофу.
Картина потрясала своей неуместностью (это здесь-то, в городе! - городе,
который человек никогда не видел разрушенным, ни на кирпичик!). Наверное,
даже таракан в салате смотрелся бы естественнее, чем такое.
"Кто? Кто же это сделал?
/И где он сейчас?/"
Но нет, ни одно живое существо не способно на подобное. Город попросту не
впустил бы монстра этаких размеров...
"...если бы не хотел меня спасти; только в этом случае...
/Ладно, старина, какие монстры? Если город способен меняться, поверь, он
способен и обрушить пару-тройку колонн, когда потребуется/".
Что-то чернело между каменными (каменными ли?) обломками, и приглядевшись,
человек понял: это что-то - несколько конусов. Они походили на вафельные
стаканчики от мороженого, на которые ненароком наступили. Из раздавленных
тел вытекал к небесам пустоцветный, почему-то вызывающий чувство
гадливости дымок.
"Город сделал это, чтобы спасти меня. Он убил своих Обитателей. Он
разрушил самого себя. Он..."
- Спасибо, - прошептал человек. - Я знаю, ты преследовал какие-то свои
цели, но все равно - спасибо.
Отряхнул с колен каменную крошку и пошел к саду, переступая через
поваленные колонны и стараясь не запоминать деталей.
10. Вот с тех самых пор.... вот с тех самых пор он стал относиться к
городу по-человечески.
ГОРОД. БИБЛИОТЕКА.
11. Мир не призна"т (и никогда не признавал)
слова "справедливость" в человеческом понимании.
Мир существует совсем по другим законам.
Глава четвертая
ЧЕЛОВЕК. СЕЙЧАС.
1. Оказывается, быть псом не так уж и плохо. Особенно если у тебя есть
преуспевающий хозяин, способный не только наказать, но и накормить,
защитить... ну и так далее. Предупредить об опасности? - возможно, и это.
Но ты не пес, ты нечто большее, чем просто пес. И поэтому там, где нужно
вильнуть хвостом, - скалишь зубы и кусаешь руку, кормящую тебя... Нет, ты
не пес.
В последнее время все чаще убеждаешься в этом: не пес.
Эриксон Стивен
Акунин Борис
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Лондон Джек