Талигхилл сел в кресло рядом с Раф-аль-Моном и знаком приказал слугам
начинать. Те начали поднимать крышки с блюд, и букет аппетитных запахов
наполнил всю столовую. Желудок принца снова заурчал - совсем не
величественно. Раф-аль-Мон сделал вид, что ничего не заметил, и слабо
улыбнулся.
- Доброе утро, - сказал принц. - Надеюсь, вы приятно провели время,
дожидаясь меня?
Торговец поклонился:
- Разумеется. Просто чудесно. Ваши слуги столь же обходительны, сколь и
гостеприимны.
- Да, - согласился Талигхилл. - Этого у них не отнимешь, - (даже если
очень постараться). - Ну что, приступим к трапезе?
Раф-аль-Мон недоумевающе посмотрел на Пресветлого, и тот сообразил, что
старик, как и каждый истинно верующий, перед тем, как принять пищу,
возносит молитву Богам.
- О, - усмехнулся принц. - Простите, не обращайте внимания. У меня свое
отношение к тому, что называется религией. Молитесь, если вам так угодно -
меня это не смутит.
Старик выглядел растерянным:
- Но... Это не мне угодно, Пресветлый. Это угодно моим Богам.
- Разумеется, - кивнул Талигхилл. - Разумеется, вашим Богам. Так молитесь
им. Повторяю, меня вы этим не заденете.
Раф-аль-Мон снова покосился на принца, но встал, вытянувшись в струнку и
воздевши глаза к потолку. Принц негромко постукивал ложкой, выбирая из
своей тарелки куски получше и вполуха слушая ту чепуху, которую бормотал
торговец. Он не понимал, как можно верить в подобную чушь - "Боги".
Сейчас Раф-аль-Мон очень напоминал ему того священника, что читал
погребальную молитву над гробом матери,- точно так же свисала к земле и
судорожно подергивалась при каждом слове белесая борода, точно так же
подобострастно глядели в небо широко раскрытые глаза. И все вокруг
маленького Талигхилла тоже смотрели в небо, а он - он один - смотрел на
лицо мамы. Ее укусила - подумать только! - бешеная собака, неизвестно
каким образом пробравшаяся в усадебный парк. Какая нелепая смерть! С тех
пор, разумеется, ни одна тварь не могла приблизиться к усадьбе ближе чем
на сотню шагов, не рискуя быть подстреленной из лука охранниками или же
изрубленной ими в капусту. Но маму-то это не спасло. Не оживило. И о каких
Богах - всемогущих и справедливых - могла идти речь в таком случае? Они не
уберегли самую светлую и невинную душу во всем мире - его мать. У нее был
удивительный для Пресветлых дар - она лечила болезни. Смертельные болезни.
А вот себя вылечить не смогла. Отец, дар которого заключался в способности
выигрывать в азартных играх, только кусал себе губы от бессилия, а
Талигхилл... У Талигхилла как раз накануне ее смерти впервые был вещий
сон. Но он не верил в Богов. Несмотря на сны, несмотря на все прочее, он
все равно не верил в Богов. Нет их - всемогущих и справедливых, нет и не
было. И никогда не будет. И поэтому, когда видел молящихся, принц
чувствовал страшное раздражение против людей, таких слепых и ничего не
понимающих в окружающей действительности. Им хотелось верить, и поэтому
они верили. А на самом-то деле Богов, конечно, не существует.
Наверное, Раф-аль-Мон почувствовал на себе тяжелый взгляд Талигхилла. А
может, он уже дочитал свою молитву. Как бы там ни было, торговец тяжело
опустился в свое кресло (если быть точным, то в кресло принца) и принялся
за еду. На лице старика можно было прочесть замешательство и непонимание.
В стране мало знали о неверии наследного принца в Богов, на этом старались
не заострять внимания.
- Вы привезли игру? - спросил Пресветлый, когда с первой и второй
переменой блюд было покончено и завтракающие перенесли свое внимание на
сладости.
- Вне всякого сомнения, - невпопад ответил Раф-аль-Мон. Видимо, недавнее
недоразумение все еще занимало его мысли. - Привез, Пресветлый, и готов
преподать несколько уроков. Надеюсь, они пригодятся вам.
- Я тоже на это надеюсь. Ну так что же, перейдем непосредственно к нашим
занятиям?
- Где прикажете установить игральное поле? - вежливо поинтересовался
торговец, выбирая кусок пирога побольше. Он явно не рассчитывал на столь
быстрое завершение пиршества, тем более что сладкое подали совсем недавно.
- Наверное, в парке, - проговорил принц, задумчиво теребя кончики усов. -
Думаю, в беседке или на веранде. Что посоветуете, почтенный?
- На веранде.- Раф-аль-Мон покосился на дальнюю чашу с фруктами. - Вне
всякого сомнения, на веранде.
- Тогда пойдемте, я отведу вас туда.- Талигхилл встал и подал слугам знак
убирать со стола. - А где же игра?
- Запакована. Носильщики, что прибыли со мной, сейчас, наверное, сидят в
людской. Прикажите, чтобы их вместе с грузом проводили к веранде.
Талигхилл повернулся к ближайшему слуге:
- Выполняй.
- Пойдемте, почтенный.- Принц взял Раф-аль-Мона за локоть и повел к
выходу.
Они перешли на веранду и удобно разместились в легких плетеных креслах.
Вскоре появились носильщики с поклажей, и торговец попросил, чтобы ему
выделили широкий устойчивый стол.
Когда внесли стол, Раф-аль-Мон поднялся и стал сам распаковывать свертки,
заявив, что не доверяет носильщикам - те могут случайно что-нибудь сломать.
Появилась знакомая уже Талигхиллу игровая доска, расчерченная на
правильные восьмиугольники, а на ней начали выстраиваться фигурки воинов,
башен, боевых зверей и прочее. Принц завороженно следил за действиями
старика, с нетерпением ожидая, когда же наконец начнется сама игра.
Наконец все было расставлено, Раф-аль-Мон достал трубчатый футляр из
мягкой кожи и принялся извлекать оттуда толстенный свиток - "Свод правил
для игры в махтас". Талигхилла буквально переполняло желание поскорее
приступить к игре. Он поплотнее запахнул халат на груди и в который уже
раз поменял положение в кресле.
Раф-аль-Мон неторопливо опустился на свое место, пролистал несколько
страниц, пожевал губами и поднял задумчивый взгляд на Пресветлого:
- Ну что же, начнем?
Талигхилл кивнул - как он надеялся, не слишком порывисто.
- Вне всякого сомнения, - сказал торговец, - наилучший способ обучения -
немного понаблюдать за тем, как буду играть я.
- Один?
- Я же говорил, что в махтас можно играть и в одиночку, - ответил старик.
- Итак, приступим.
/небольшое смещение во времени - словно перед глазами провели
разноцветным пером; на мгновение на сетчатке (или что это там?) остается
яркий след/
- Не изволят ли Пресветлый и его гость пообедать?
- Потом, Домаб, потом. Чуть позже. Так что же делать, если тебя окружили,
а подмога находится на расстоянии шести клеточек?..
/снова смещение, такое же неожиданное и яркоцветное/
Громкий стрекот цикад. Многочисленные свечи рассеивают тьму вокруг
игрового поля и двух склонившихся над ним людей. Глаза у принца азартно
сверкают, он что-то говорит, и старик кивает в ответ, передвигая фигурку
боевого пса. У входа на веранду стоит Домаб и сокрушенно качает головой:
- Уже скоро полночь, принц. Вы же не ели с самого утра.
Талигхилл рассеянно поднимает на него взгляд:
- Что? Ты прав, Домаб, не ел... Чуть позже, хорошо?
Раф-аль-Мон мягко накрывает руку принца своей:
- Вам нужно поесть, Пресветлый. И мне тоже.
- ...Х-хорошо, - соглашается тот. - Хорошо, идем есть. Но мы ведь не
закончили партию.
- Закончим, - обещает Раф-аль-Мон. - Только чуть позже. Например, завтра
утром.
- Почему же завтра утром? - недовольно спрашивает Талигхилл. - Можно ведь
и после ужина.
- Вне всякого сомнения, - кланяется торговец, настойчиво подталкивая
принца к выходу. - Вне всякого сомнения. Но, Пресветлый, я немного устал.
- Устал? - поднимает кверху брови Талигхилл. - Что же, вот за ужином и
отдохнешь.
Раф-аль-Мон переглядывается с Домабом и за спиной принца беспомощно
разводит руками. Управитель хмурится, но молчит.
/яркоцветное перо перед глазами/
После ужина принц был вынужден поддаться на уговоры и позволить
Раф-аль-Мону отправиться спать. Старику постелили в гостевой спальне, а
слуг разместили в людской. Всем этим занимался Домаб, а Талигхилл, холодно
пожелав торговцу спокойной ночи, вернулся на веранду и снова сел рядом с
игральным полем. Кое-какие тонкости в правилах ускользнули от него, и
Пресветлый желал уточнить некоторые детали.
Он взял в руки свиток с правилами и начал читать, но света от свечей было
недостаточно. Тогда Талигхилл отложил "Свод" в сторону и просто смотрел на
фигурки махтаса. Ему казалось, что стоит только отвернуться, и они оживут:
зазвенят маленькие клинки, вознесутся к небесам крики раненых и яростные
вопли одерживающих победу, заревут боевые слоны и зарычат псы.
- Завтра уезжает твой отец.
Талигхилл обернулся. У входа на веранду возвышался Домаб. Управитель был
в своем любимом халате с дикими вепрями: замер в дверном проеме и
разглядывал игральное поле.
- Да, - кивнул принц. - Хорошо, Домаб. Спасибо, что сказал.
- Ты не поедешь в Гардгэн, чтобы проститься с родителем? - В голосе
управителя проскользнула еле заметная нотка удивления.
- Нет, разумеется, - раздраженно проговорил принц. - У меня же гость.
Оправдываешься. Значит, чувствуешь за собой вину.
- Но...