отжимом, сушкой и прочим. Как-то так получалось, что люди Полдневья изобрели
подобие подсечного земледелия, только "урожаем" было производство бумаги.
Тем более что даже на относительно небольшом отрезке у реки - километров
пятнадцать, не больше - эту траву никак не удавалось до конца использовать,
все время вырастала новая.
одно время обеспечивавшего охрану фермеров, "разогнанных" на десятки
километров, да еще и без антигравов, эти хлопоты не казались слишком
утомительными - бывало и похуже.
Акимыча, который со своими девицами и пацанами "сушил" бумажные листы,
где-то в таких же "времянках" работали спиртовики и давильщики масла,
крепость медленно, но все-таки подрастала, обещая превратиться к зиме в
настоящее фортификационное сооружение, позволяющее контролировать
практически всю границу по Цветной реке. Кстати, строителям довольно быстро
прислали командира, того самого плешивого бригадира, который перестраивал
Ростиков дом по предложению шира Марамода и который, получив повышение,
предложил всем величать его уже "прорабом". В действительности же звали его
Иван Василич Козелков. Фамилия была, следует честно признать, "говорящая" и
мигом объяснившая тягу этого немолодого уже человека определять себя через
профессию. Впрочем, и к этому прозвищу довольно скоро все привыкли, а со
временем оно показалось даже разумным.
понятным причинам обслуживались одними женщинами и примерно по тем же
причинам с трудом контролировались любой охраной. Но когда трех самых
пропащих забулдыг отправили в город, составив довольно резкую бумагу с
объяснениями причин, и это дело пошло на лад. Конечно, приходилось, что
называется, держать ушки на макушке, но уже не очень, война с алкогольным
производством стала не безнадежной. К тому же теперь, когда источник
практически бесплатного тепла можно было найти и в Боловске, а траву и
гнилую картошку из самодельных буртов там даже проще было подвозить к одному
месту, у Ростика обещали "забрать" это производство, к его немалому
облегчению.
бы вдруг не пришел приказ очистить от пернатых степи за Цветной. Причем теми
силами, которые имелись у Ростика. Приказ был глупым даже по форме - Рост
насчитал в нем более десятка грамматических ошибок - и представлялся
практически невыполнимым, потому что охотиться за небольшими отрядами
пернатых тремя лодками на этих территориях было едва ли возможно.
распоряжение, обещающее неизбежное нарушение статус-кво, только-только
сложившегося на границе, но... То ли его не поняли, то ли попросту не
захотели отвечать. Кажется, впервые Ростик заподозрил именно такую манеру
обращаться с выставленными на периферию отрядами.
раз выслушивая, что, мол, приказы всегда необходимо выполнять.
восточными степями. Тем более ему и самому хотелось выяснить, почему там все
время горит трава, а по эту сторону реки - очень редко.
внимания. Скорее наоборот, они оказались напичканы быстрыми и хорошо
подготовленными стрелками, располагающими отнюдь не легкими,
"трехкопеечными" ружьями, а вполне достойными "двадцатыми" пушечками, и
отыскать их среди травы, в специально вырытых ячейках, искусно спрятанных в
неровностях местности, оказалось невозможно.
практически безоружные люди и насколько трудными должны были стать любые
попытки проникновения за реку. А спустя несколько дней до него дошло -
пернатые согласились с установленным порядком вещей. Право людей находиться
в этих степях, трудиться и получать тут какие-то продукты представлялось им
разумным. И они понимали, что их переход на левый берег Цветной, на западную
сторону, по сути, новое вторжение, может вылиться в противодействие уже не
только самой армии. С той силой, которой теперь располагали люди, вполне
логичным было бы "наказать" агрессора, устроив налет на ближайшие к этим
степям гнездовья пернатых.
реки, тем более выступая не против бронированных черных треугольных чудовищ,
а вполне уязвимых, по сути разведывательных лодок. В этом заключался
принятый в Полдневье способ доведения до соседа своих претензий - не борьбой
до победного конца, при которой растрачивались немыслимые материальные и
жизненные ресурсы, а обозначением естественного положения вещей.
услышал в ответ на свои соображения, кроме нотаций. Председатель его,
конечно, не принял. Каратаев прочитал бессмысленную лекцию о том, что новые
территории им будут необходимы в любом случае, а потому их нужно уже сейчас
завоевывать, а Мурат Сапаров, тот самый паренек, который поцапался с
Ростиком в первую же встречу и который, как оказалось, уже получил
старлейские погоны за проявленный "героизм" при аресте экипажей мелких
лодочек, вовсе предложил ему:
сразу прыгнешь в дамки.
прыгать, поэтому неудачно пошутил:
вижу, чтобы в этом заключалась цель офицера.
белым как бумага. И Ростик осознал, что нажил себе врага. Причем врага более
опасного, чем Каратаев.
завоевывать новые степи приказали в более весомой форме, а выслушивать его
сентенции про мир с пернатыми, чтобы не лишиться поставок зеркал и не
отвлекать людей на защиту восточной границы, никто не захотел. Вернувшись на
Бумажный, Ростик вызвал к себе Кима и Еву и приказал:
придется. Не думал, что на старости лет превращусь в лгуна.
прошло, как на Бумажный на одном из бензовозов, который теперь имело смысл
переименовать в "спиртовозы", приехал Сапаров. У него была какая-то бумажка
от Каратаева, где тот требовал, чтобы новоиспеченного старлея брали башенным
стрелком в разведывательные полеты на восток. Рост прочитал ее, понял, что
войну с бюрократами скорее всего проиграл, и отослал мальчишку назад, на том
же самом бензовозе.
разумеется, с Герундием и тем же самым Сатаровым. При них была весьма
суровая бумага, где Председатель за своей подписью и вполне бухгалтерской,
лиловой печатью приказывал Ростику передать дела новому коменданту Бумажного
Каратаеву и поступить под его командование, приняв на себя функции пилота
разведывательного гравилета. В бумаге так и было - "разведывательного",
словно слово "обреченного" чинушам в Боловске было незнакомо.
что активные действия на востоке приведут к новым, весьма значительным
жертвам. Первым лишился своего помощника Ким. С этим волосатиком он летал
почти месяц, научил если не маневрировать, то довольно уверенно держать
курс, и вот... лишился его, получив спаренный, из трех, а то и больше,
стволов залп почти в упор, с расстояния в пятьдесят метров из густой травы,
растущей на склоне небольшого овражка.
знал, что ничего это не даст. Вечером он описал это Ростику и Еве весьма
красочно:
я все равно знал, что пернатых там уже нет.
горазды. Придумали что-нибудь. Например, глубокую пещерку со вторым выходом
отрыли.
летаем.
стрелок Евы, и все признали, что без панциря он был бы убит на месте. После
этого у Мурата вдруг сделалось хроническое расстройство желудка, и он больше
в вылеты над "вражеским" берегом не ходил. Под самыми разными предлогами,
иногда откровенно лживыми и смехотворными, но... не шел. А еще через день,
когда Рост своим внутренним видением выследил и, вызвав подкрепление,
разгромил целую колонну пернатиков числом не меньше человеческого взвода,
стало ясно, что доспехи нужны всем, потому что за эти три захода на
противника он потерял обоих своих гребцов-волосатиков, к крутить экватор
котла пришлось стрелку.
вынужден был признать, что им, пожалуй, потребуются новые бакумуры. Пока он
приказал поставить на котлы людей, против чего безрезультатно протестовал
Акимыч. Это оказалось еще более скверным вариантом, потому что теперь Рост
не столько думал о том, чтобы засечь каких-нибудь пернатиков, сколько о том,
чтобы вернуться на базу, не потеряв штатских людей, работающих у котла. А
людей для этой работы потребовалось куда больше, чем бакумуров, потому что
даже эти молодые ребята и девчонки могли эффективно крутить экватор, только
меняясь каждые полчаса. И следовательно, возникала перегрузка лодки,