закончиться. Но не беспокойся. Вы не будете беспомощными.
нее.
позаботилась. Ты же видела, что я записала в программу компьютера уйму
чертежей. Каждый чертеж - это новое, более совершенное существо. И все они
отличаются друг от друга. Поняла, для чего я это сделала? Чтобы они могли,
каждый из них, решать различные задачи и быть непохожими на остальных не
только внешне, но и по своим способностям. Как люди, - добавила она,
сознавая, конечно, что это сравнение здесь неуместно и останется непонятым.
- Скоро вас будет больше.
втолковать черепашке, - словно бы раздвоитесь, скопируете свою основную
программу и еще овладеете способностью к медленной жизни.
какое-то подобие человеческого существа, с его мышлением, чувствами и
эмоциями. Она не поймет, пожалуй. Она и не поняла. Вернее, не приняла.
сильными и неуязвимыми. Вы не будете уже бегать безликим стадом. С разными и
непохожими на тебя интереснее разговаривать, дружить и даже играть, -
волновалась Дайрин,
Дайрин. - Ой, посмотри! Взгляни на это! - Она обвела рукой вокруг себя.
и рябившая, вдруг успокоилась, стала опять гладкой и стеклянной. Но на ней
кое-где остались, будто застывшие волны, выпуклости и бугры. И сквозь каждый
изгиб поверхности, сквозь каждый растрескавшийся, словно громадное яйцо,
холмик, стряхивая осколки, выпрямляясь, вставали неуверенно и неловко, как
новорожденные жеребята, стеклянные фигурки. В розовом свете возродившегося
солнца они сверкали и искрились. Одни были высокими и стройными, другие -
коротконогими, коренастыми, некоторые - длинными, плавными, состоящими из
множества сочленений, эти - округлые, легкие, изящные, те - наоборот,
массивные, сильные. Они выпрастывались из поверхности планеты и шагали,
скакали, ползли, скользили, катились к Дайрин. Вскоре она и все черепашки
были окружены десятками и сотнями стеклянных фигурок. Лес гибких рук,
посверкивание датчиков, блики вращающихся выпуклых, многогранных, как
хрустальные шарики, глаз, переливы глубинных, как бы перетекающих из слоя в
слой нежных красок. Все это было необыкновенно красиво, ново и просто
непостижимо. Неужто все это великолепие вызвала к жизни она, Дайрин?
Сотворенная из стекла жизнь.
сама, но в сотнях, тысячах вариантов. Теперь ты понимаешь, зачем я это
делала?
эти живые доказательства опять и опять. Тысячи вас, подобных, но разных,
будут обучать друг друга, обмениваться запасами своей памяти, создавать
новые цепочки понятий и учиться, познавать, усваивать, а в конце концов и
создавать новое. Каждый будет видеть и понимать по-своему. Он расскажет об
этом другим. Вы не будете только быстрой жизнью, неживыми механизмами. Вы
научитесь копировать свои программы, передавать их по наследству. Вы станете
настоящими Волшебниками...
ухватись за меня. - Она повернулась к компьютеру: - Ты знаешь, как описать
это, чтобы Материнская Планета поняла? Ты ведь должен будешь разделить ее и
их программы, сделать их самостоятельными, отдельными от нее. Но нужно,
чтобы, оторвавшись от матери-планеты, они не теряли связи с ней.
выяснить, какие части волшебного программирования дать каждой
индивидуальности и какому номеру особи. Очередность и степень насыщения
информацией.
их называешь, имеет право стать Волшебником.
компьютер.
компьютер.
один к трем. Соотношение практикующих Волшебников к потенциальным
Волшебникам - один к ста. Соотношение... - тарахтел компьютер.
Волшебников? - перебила его Дайрин.
она-то хочет здесь, на этой планете, сделать их всех, всех поголовно
Волшебниками! А почему бы и нет, если это в ее силах?
Гляди, как трясутся! - Дайрин прижала к себе вздрагивающую, словно щенок,
Непоседу.
формул. Ноги бедняжки Непоседы судорожно задергались. Дайрин крепче прижала
ее, обхватив обеими руками. Вдруг и саму ее затрясло. Она почувствовала, как
через нее проходят силовые линии, пронзают мозг, делают безвольным тело,
ватными ноги и руки. Ну конечно, ведь это ее чувства, ее мысли, ее существо
переходит, трансформируясь, превращаясь в формулы программы, в жадно
впитывающие структуры этих существ. Человеческие чувства проникали и
растворялись в глубине их механических организмов. А вдруг они все высосут
из нее, опустошат и то, что было ей дороже всего на свете - самое
сокровенное, составляющее основу ее личности, - никогда уже не вернется?
Опустошение - вот что страшило сейчас Дайрин.
растворяющимися в памяти понятиями и формулами, ее знания о мире увеличились
в сотни, нет, в тысячи раз. И это новое знание перемешивалось с прежним,
рождая какие-то пока еще смутные, но неожиданные мысли. И боль, разрывающая
тело. И крик, ее крик, который как бы несся не из нее, а помимо горла и рта,
вылетая прямо из груди...
аккуратно сложены в контейнер, опечатаны, распределены по полочкам. И этот
контейнер и есть она, Дайрин. Вокруг нее застыли самые невероятные
стеклянные фигурки. В центре этого круга, даже не просто в центре, а внутри
его, внутри каждого их них была она, Дайрин. Ей было страшно, все пугало, но
ведь она сама хотела этого, она их заставила, она уверяла их, что все будет
о'кей. Так и будет! О'кей! Она уверена. Глаза ее были крепко зажмурены.
Сердце колотилось как бешеное. Непоседа, этот комочек ужаса, дрожала в ее
руках. Да, надо взять себя в руки!
осмелилась открыть .глаза и оглядеться вокруг. Непоседа застыла у нее на
коленях. Сверкающие шеренги стеклянных существ медленно, словно бы
освобождаясь ото сна, начинали шевелиться, распрямляться, вытягиваться,
посверкивать глазами, сгибать-разгибать свои суставчатые конечности. И шорох
пронесся по их рядам, легкий стеклянный перезвон, будто ветер перебирал
стеклянные листочки в необыкновенном стеклянном лесу. Свет неба ослабевал,
уплывал за горизонт скользящей пеленой, и прохладное свечение звезд освежило
воздух. Солнце будто бы растворилось в ночи.
коленей Дайрин. Девочка отпустила черепашку. "
словно ломовая лошадка.
что значит искусственные создания".
сильнее. Движение волнами всколыхнуло толпу. Мобили уже не только глядели на
нее, но поворачивались друг к другу и - вот так чудо! - разговаривали между
собой. Но этот гул голосов был не однообразный, а звучал как музыка
оркестра, в которой опытное ухо улавливает пение каждого инструмента. Так
сладко было Дайрин слышать этот разноголосый шум. Тянущиеся от одного к
другому ленты бинарных рядов, заменяющие им азбуку, звучали для Дайрин как
песня, как поэма. Их движения, то резкие, то плавные, то медленные, то
быстрые, то простые, то сложные, замысловатые, чуть ли не спиральные,
казались ей каким-то необыкновенно изящным танцем, возникающим прямо сейчас,
на ее глазах, как чудесная, просто гениальная импровизация. Балет движений,
музыка голосов.