Чтение 101–й страницы книги ~Чужая война~

Я не настолько спятил, чтобы коснуться его. Узкая дверь - не заметишь,
если не будешь искать специально, - открылась бесшумно, когда мой проводник
царапнул тонкой бледной рукой по узору, нажав что-то в замысловатых завитках
- Открылась, и Сила дохнула на меня, как недавно дохнул ветер, разгоняя
мороки гнилого мира. Дохнула, сплетаясь с моей собственной мощью. Сила,
исходившая из темного провала в центре.

Клинок был там, без сомнения. А здесь, возле двери, опираясь спиной о
косяк, сидел хисстар. Я увидел его лицо.

До этого он отворачивался, да и судороги, что били это сильное, гибкое
тело, не давали приглядеться. Он сидел, опустив глаза. Почти не дыша. Губы
были искусаны, и кровь испачкала узкий упрямый подбородок. Алая кровь.
Хисстар был человеком.

А потом, то ли отдышавшись, то ли осознав наконец тишину, он поднял
глаза. И такая мука была в них, такая боль... То, чем терзал я его плоть, не
шло в сравнение с пыткой, которая терзала сейчас его душу. - Предатель. -
Веки опустились. Острые черные ресницы, мокрые от невольных слез, бросили на
скулы полукружья теней. - Темный поймет - Он-то простил бы. Я не прощу.
Убей. Ты знаешь как.

И зачерпнув той Силы, что хлестала из глубины горы, скрутив ее, как
скручивал собственную, я ударил в хисстара всей мощью, какую только мог
осилить сам. А мог я много. И воин вспыхнул, огненным смерчем пройдя по
комнате, сметая все на своем пути, выплавляя в камне стеклянистую дорожку.

Обожгло пальцы - это расплавилась, потекла серебряная оправа рубинового
перстня. Я снял драгоценность и бросил на каменный пол. Звякнуло тонко.
Задребезжало обиженно. Горько.

И стихло все.

"Как-то там сейчас Тарсаш?" - подумалось почему-то, когда я шагнул в
провал.

***

День полета, скажу я тебе со всей откровенностью, принц, это достаточно
много. А день свободного полета - это намного больше, чем много. И вообще,
когда теория совпадает с практикой, такое событие заслуживает более
пристального внимания, чем то, что я ему уделил. Хотя у меня есть смягчающие
обстоятельства. Мне было не до сопоставлений.

Теория же гласит: тело в свободном падении нагревается от трения о
воздух.

Я о теории вспомнил, уже когда вокруг полей, что я поставил, бушевало
пламя - любо-дорого посмотреть. Причем я-то смотрел изнутри. А как оно
выглядело снаружи, могу только представлять. И то с трудом.

И еще, знаешь, из головы не шли слова этого хисстара, сказанные перед
смертью. Когда он говорил, что Темный простил бы, он ведь не меня, он себя
имел в виду. Свою вину. То, что он считал виной, но что на самом деле ею не
было.

Странное это чувство - осознание себя предателем.

Однако размышления размышлениями, а внизу, трудноразличимые за сплошной
стеной огня, замаячили острые каменные колья. Не очень-то гостеприимные,
несмотря на то, что поставлены они там были специально для гостей. Бывают
такие гости, которые кроме посажения на кол ничего не заслуживают.

Я бросил себя аккуратненько между остриями. Огляделся. Узрел узенький
проходец, скорее щель. А за ним открылась просторная пещера. От высоченного
свода вертикально вниз уходила стена. Раскаленный докрасна, но еще не
плавящийся камень. Пылающий жар. Оглушающая, чарующая Сила.

Да.

И скелет на полу.

Кто бы он ни был, он сделал все, что сделал я. И умер здесь. Ну, Эльрик?
И что дальше?

Айнодор. Лассэдэлл

Скажи мне, мой король,

Зачем ты рвешься в бой?..

Элидор

Я оказался в самом центре праздничной кутерьмы. Не я создал ее, но я
послужил причиной, и сейчас казалось, что я попал... как это называл Эльрик?
в глаз бури? Что-то такое или очень похожее.

Плачущая мама.

Отец, словно светящийся от радости.

Наргиль, который умудрялся одновременно отдавать кучу приказов, радостно
наворачивать круги около меня и весело пытаться охмурить мою Кину.

Ее я представил родителям, как только мне дали вставить хотя бы словечко.
Кина попыталась было стушеваться в обществе их императорских величеств. Но
сделать ей этого не позволили.

Как только прошло первое изумление и у встречавших закончились первые
слова для дорогого блудного сына, нас отправили приводить себя в порядок и
переодеваться с дороги. Как нам объяснили, вечером должно было начаться
основное торжество.

Через полчаса ко мне зашел Наргиль.

Я к тому времени уже успел вымыться и одеться и теперь сидел у окна,
рассматривая толпу эльфов, стремительно собирающуюся у дворца, и пытаясь
осознать свое новое положение.

- Будут какие-нибудь распоряжения. Ваше Высочество?

- Ты в состоянии разговаривать о делах сейчас?

- Конечно, Ваше Высочество. - Наргиль перестал улыбаться.

- Насколько я помню, ты отвечаешь за внешнюю политику Айнодора?

- Верно.

- Я хотел бы услышать твое мнение о том, что сейчас происходит на
Мессере.

- На Мессере?

- В мире. - Икбер-сарр! Я уже не замечаю, что вставляю слова на
зароллаше. Нужно следить за речью.

- Судя по всему, там начинается очередная заварушка. "Передел мира" - как
это называют люди. Пятый передел на моей памяти. В любом случае Айнодора это
никак не коснется.

- Мир меняется, Наргиль.

- Айнодор вечен.

- Двадцать лет назад был похищен наследник престола. Подожди, - остановил
я уже начавшего говорить Наргиля. - Полгода назад произошел совместный напет
орков и людей на северную часть Айнодора. В Эзисе и Готской империи к власти
пришли люди, получившие страшную магическую силу. Ты слышал что-нибудь о
Готландии?

Наргиль отрицательно покачал головой.

- Ты по-прежнему будешь утверждать, что Айнодора это не коснется?

- Ваше Высочество. - Капитан начал отвечать мне, тщательно подбирая
слова. - Это слишком серьезный разговор, чтобы начинать его немедленно.
Давайте отложим все до окончания празднеств.

- Сколько они будут продолжаться?

- Недолго. Месяца полтора-два.

- Сколько?!

- Мы были не готовы к вашему приезду, поэтому и праздник будет таким
недолгим.

Я, наверное, минуты три переваривал услышанное. Все это время Наргиль
стоял рядом и, как мне казалось, сочувственно молчал.

- Наргиль, будь готов к разговору самое позднее через три дня.

Что страшного, ответь,

В покое мирных дней?

Зачем холодный меч на брачном ложе?

Зачем так полон рог в безумии пиров,

А песни бардов так просты и пошлы?

Что гонит плетью в ночь?

Чьи призраки тревожат?

Что страшного быть может

В уюте и тепле?...

Горькая и какая-то отчаянная песня преследовала меня. Кина спела ее
однажды на каком-то из наших привалов. Песня о нас. О нас четверых. Она
неуместна была на Айнодоре.

Поначалу я чуть не сбежал отсюда. Весь этот праздник, все это... Это было
настолько не мое, настолько далеко от меня. От монаха ордена Белого Креста.
От бойца класса "элита". Я так и не смог почувствовать себя принцем. Я был
бойцом ордена. Тем, кто приходит куда угодно, выполняет задание и исчезает.
Здесь же все было наоборот. Не я приходил, а меня везли ("Дорогу Его
Высочеству!"). Не я делал что-то, а за меня делали ("Первое блюдо Его
Высочеству!"). И, самое главное, я не мог смыться. Вокруг меня постоянно
находилось около двадцати эльфов.

Дойдя в своих размышлениях до этого, я понял, что так и не стал эльфом.
По воспитанию, убеждениям, по всей моей сознательной жизни я был человеком.
Нет, я, конечно, знал, что я эльф. Но я был им только по крови.

Прямой не дашь ответ

Ты даже Божьим слугам,

Но мне, шуту и другу,

Ответом твой оскал.

Когда под лязг мечей

Вскипает кровь по венам,

И взгляды бьют по нервам