Чтение 40–й страницы книги ~Рейд~

По дороге я задержался у офиса маяка, похожего на овощной склад, взял
полстопки чистой бумаги. Надоело делать записи на клочках.

Штабная разведка предоставила нам изумительно подробную информацию.
Танниан давно задумывал этот налет. У него чуть-чуть побольше ума, чем
признают за ним недоброжелатели.

Данные об орбите Ратгебера уточнены до микросекунды и до миллиметра,
намного точнее, чем нам нужно или можно использовать. С такими данными мы
могли бы сесть на планету, находясь в ноль-состоянии.

Разведка схемы обороны выглядит не хуже. Плоские и голографические
схемы, которые мы можем пустить в дисплей, во всех деталях изображают
активные и пассивные системы, раскрывают их огневые рубежи и дальность
поражения.

Схемы параллельного управления огнем будто бы получены из Центра боевой
информации в Ратгебере. Подробно и рельефно отмечены все изменения,
сделанные противником в построенных флотом конструкциях.

- Там точно есть наш человек! - ликует Пиньяц. Радуется информации.

- Эти суки там небось вооружились до зубов, - цедит сквозь зубы Яневич.
- И замаскировали так, чтобы идиоты вроде нас полезли в капкан, растянув
циферблаты до ушей.

- Вряд ли, - говорю я. - Танниан только с виду плюет на людей. Он будет
швыряться жизнями, как покерными фишками. Но я не видел, чтобы он швырялся
зря.

- На этот раз я с тобой согласен, - говорит Пиньяц. - Все это было
отлично подготовлено. И припрятано до нужных времен.

Яневич не покидает поля боя.

- Да? Интересно, что скажет большой мозг о наших шансах оттуда
выбраться.

- Что мне непонятно, так это насколько нужен этот налет. И почему
посылают клай-мер, - говорю я.

Яневич угоюмо отвечает:

- Хотят набрать очков для пропаганды внутри флота. Это работа для
тяжелых кораблей.

- Регулярным частям не пройти орбитальной обороны, - возражает Пиньяц.
- А может быть, мы не все знаем. Могут быть и другие причины.

Командир говорит:

- Может, до них дошло, что это - классический способ избавляться от
ненужных вещей.

Он засовывает руку под истрепанную непрерывным ношением рубашку, на
мгновение останавливается, смотрит на меня прищуренным глазом. Что-то
мелькнуло у него на лице.

- Мой друг подсунул это вместе с докладом разведки.

Он вытаскивает лист бумаги.

Яневич его выхватывает.

- Так его распротак!

Он передает листок Пиньяцу. Ито читает, смотрит на меня как-то странно,
передает дальше. В конце концов дело доходит до меня.

Типичный пресс-релиз главного управления с описанием битвы с линкором.
О том, что уничтоженное нами судно уже было подбито раньше, не упоминается.
Не упоминается и смерть джон-соновского клаймера. Явной ложью являются лишь
патриотические высказывания, приписываемые моим спутникам...

И мне. Фактически вся эта гадость выдается за мое письмо с фронта!

- Я этому пидору глаз натяну на!.. - Бутылка сока из моей руки с силой
отскакивает от переборки. - Как он мог мне такое подложить!

- Хороший бросок, - замечает Яневич. - Ровный. Запястье не зажато.

Согласно этому релизу я отправил репортаж примерно такого рода: "Плечом
к плечу... Безразличные к свистящей вокруг смерти... Объединенные
неколебимой волей вершить возмездие над разрушителями Броуэна и грабителями
Сьерры..."

- Вот гадюка! Единственное, что тут правда, это: "Плечом к плечу".
Точнее сказать, задницей к локтю. "Свистящей"? Это в вакууме-то? А где этот
Броуэн? Первый раз слышу. А Сьерра - вообще мелочь, мы пальцем не
шевельнули, чтобы ее сохранить.

Яневич с мерзкой улыбочкой вторит:

- "Вершители правосудия"...

Пиньяц хихикает:

- "Вдохновленные воспоминаниями о рабстве у кровососов... Каждый здесь
- герой..." Эй! Да ты офигенный писатель.

- Это да. Когда рак свистит на горе.

- Скажешь, что ли, я не герой? Я на тебя в суд подам, клеветник. Я
докажу. Здесь ясно сказано. Если адмирал сказал, значит, так оно и есть.

Я больше не могу. Я передаю листок Бредли.

- Вот, Чарли. Больше будет туалетной бумаги.

Вот сука, Танниан. А я только-только начал оправдывать его. Навалял
бумагу под моим именем.

Это удар под дых. Я вовсе не против того, чтобы мое имя
распространялось по всей Конфедерации. Лучше будет расходиться книга, когда
я ее выпущу. Но хотелось бы, чтобы при этом пользовались моими собственными
словами.

Я сам себе подложу свинью, адмирал. Не надо мне помогать.

Возможно, судьба Джонсон и молчание об этом командования сделали меня
слишком чувствительным. Не знаю. Но эти мерзкие репортажи должны
прекратиться.

Кажется, настало время претворить в жизнь проект, который я вынашиваю
уже месяц. Отныне я буду делать копии своих записок и попрошу кого-нибудь
вывозить их контрабандой. Там видно будет. Кого-нибудь, кто вынесет их с
корабля. Кого-нибудь, кто провезет их на Ханаан. Может быть, мой приятель
курьер доставит их на Луну-командную...

Но сначала надо пережить налет на Ратгебер.

Пока же, судя по этому пресс-релизу, обещания, что мне позволят писать,
что хочу, стоят не больше, чем бумага, на которой они написаны.

Подонки. Я вам устрою.

- Не ссы кипятком, - фыркает Вейрес. - В ответ на твои претензии они
сделают удивленные глаза и скажут, что, если бы ты писал репортаж, ты бы это
и написал.

Возможно, он прав.

Командир добавляет:

- Ничего бы не вышло. Они, наверное, печатают статьи под твоей подписью
с самого нашего отлета. То, что ты здесь, - это им такой подарок, что просто
ipex не устроить из этого цирк.

- Вполне возможно, что у них есть и актер для репортажей в прямом
эфире, - говорит Яневич.

- Я им сделаю репортажи. Я им такое напишу, у них задницы разорвутся, у
шарлатанов.

Да, я взбесился, хотя винить должен только себя. Надо было предвидеть.
Достаточно было признаков. Из-за этих мерзких лживых репортажей меня и
воспринимают прежде всего как проныру.

- Ну, ну, - говорит командир. Он улыбается по-настоящему, как в старые
времена. - Ты только подумай, какой материал даст тебе налет на Ратгебер!

- Не могу ждать.

- Об этом они, может, вообще не упомянут, - говорит Яневич. - Они же не
признали потерю этой базы.

- Такая мелочь, как логика, их не остановит. - Старик поворачивается ко
мне. - Удивительнее всего, что Танниан сам верит собственной чуши. В личных
беседах он о том же талдычит. Он живет в каком-то другом мире. А я хочу,
чтобы мы остались в живых. Что бы ни случилось. Я хочу, чтобы ты рассказал
людям правду.

- Это было бы здорово. - Ярость понемно-гу проходит. - Трудность в том,
что людям слишком долго вешали на уши лапшу и правде им будет трудно
поверить.

Пиньяц, Вейрес и Бредли нервничают. У Уэстхауза скучающий вид. Им до
фонаря, чему верит и чему не верит публика. Единственное, что их интересует,
- удастся ли им достаточно прожить, чтобы добраться до дома.

А Яневичу и командиру это важно? Может быть, это игра в шомпол и мясо,
а я - в роли поросенка?

- Я разложил данные по пакетам, - говорит командир. После этой реплики
появляется сержант Никастро с папками в руках.

- Возьмите каждый свою. Как только мы закончим приближение в гипере, я
отдам команду перейти в режим отдыха. Потом будет собрание. Готовьте
вопросы.

Режим отдыха? Похоже на ошибку. Слишком много людей получат слишком
много времени для размышлений.

У одного человека так и вышло - у меня. Я вышел в офицерскую
кают-компанию почти в панике.

Как будто я только что сделал еще шаг по дороге к смерти. Я бросил
делать дубликаты записей почти сразу, как начал. Чего стараться?

- Мистер Яневич?

- Операционный отсек к походу и бою готов, командир.

- Мистер Уэстхауз?

- То же самое, командир. Программа проникновения готова.

Это хорошо. Он много раз ее перепроверил, стараясь снизить вероятность
ошибки. Здорово работает этот Уэстхауз. Чувствую ли я себя увереннее от
этого? Ни фига. Что-нибудь да будет не так, как надо. Закон Мерфи.

Сержант Никастро согласен. И не считает нужным об этом молчать, пока
командир не делает ему замечание.

- Мистер Пиньяц?

- Готовы, командир, хотя с гамма-лазера идут сигналы о незначительных