дольштадт в душе, хотя в действительности происходите от Подебрадов. Но
в моих жилах течет на несколько капель больше чешской крови и на нес-
колько капель меньше крови иностранной. В родословном древе моей матери
не было ни саксонцев, ни баварцев, ни пруссаков; она была чистой сла-
вянской расы. Вы, тетушка, по-видимому, не интересуетесь благородным
происхождением, на которое не можете претендовать, а я, дорожа своим
личным славным происхождением, могу сообщить вам, если вы не знаете, и
напомнить вам, если вы забыли, что у Яна Жижки была дочь, которая вышла
замуж за графа Прахалица, и что мать моя, будучи сама Прахалиц, - пото-
мок по прямой женской линии Яна Жижки так точно, как вы, тетушка, - по-
томок Рудольштадтов".
человек правдивый, богобоязненный; у него в руках были дворянские грамо-
ты, удостоверяющие это".
горькой иронией ответил Альберт. - Вы только исполнили свой долг католи-
ческого священника и австрийского подданного, когда сожгли эти документы
на следующий день после смерти моей матери".
один господь, - проговорил капеллан, еще больше бледнея. - Граф Альберт,
скажите, кто мог вам это открыть?"
голос священника".
чиво и грустно.
вздрогнуть.
сны, опять та же игра больного воображения, которые когда-то так терзали
его бедную мать. - И, наклонившись к тетушке, он тихо прибавил: - Должно
быть, во время своей болезни она обо всем этом говорила при ребенке, и,
очевидно, это запечатлелось в его детском мозгу".
трех лет, когда он потерял мать".
сохраниться что-нибудь из тех проклятых еретических писаний, полных лжи
и безбожия, которые она хранила в силу семейных традиций. Тем не менее
перед смертью у нее хватило нравственных сил пожертвовать ими".
тивший ни одного слова, сказанного капелланом, несмотря на то, что тот
говорил очень тихо, а молодой граф, возбужденно прохаживавшийся по
большой гостиной, в это время был на другом ее конце. - Вы сами прекрас-
но знаете, господин капеллан, что вы уничтожили все и что на следующий
день после ее кончины вы все обыскали и перерыли в ее комнате".
Какой вероломный или безрассудный слуга вздумал смутить твой юный ум,
рассказав, несомненно в преувеличенном виде, об этих семейных событиях?"
вестью".
сом капеллан.
бат, - допустить, что граф Альберт одарен исключительной памятью и что
события, которые обыкновенно проходят для детей бесследно, запечатлелись
в его мозгу. Убедившись в редком уме графа, я могу легко предположить,
что он развился чрезвычайно рано, а память его поистине необыкновенна".
совершенно лишены ее, - возразил сухо Альберт. - Например, вы не помни-
те, что вы делали в тысяча шестьсот девятнадцатом году, после того как
мужественный, верный протестант Витольд Подебрад (ваш дед, дорогая те-
тушка), последний предок, носивший наше имя, обагрил своей кровью скалу
Ужаса. Бьюсь об заклад, господин аббат, что вы забыли о вашем поведении
при этих обстоятельствах".
что было не очень благовоспитанно в ту минуту, когда нам всем стало яс-
но, что Альберт бредит.
- Вы начали с того, что поспешили дать совет императорским солдатам,
только что прикончившим Витольда Подебрада, бежать или спрятаться, так
как вы знали, что пильзенские рабочие, имевшие мужество признавать себя
протестантами и обожавшие Витольда, уже шли отомстить за смерть своего
повелителя, готовясь растерзать в клочья его убийц. Затем вы отправились
к моей прабабке Ульрике, дрожащей и запуганной вдове Витольда, и предло-
жили ей прощение императора Фердинанда Второго, сохранение ее поместий,
титулов, свободы, жизни ее детей - при условии, если она последует вашим
советам и оплатит ваши услуги золотом. Она согласилась на это: материнс-
кая любовь толкнула ее на такой малодушный поступок. Она не почтила му-
ченической кончины благородного супруга. Она родилась католичкой и от-
реклась от своей веры только из любви к мужу. Она не нашла в себе сил
пойти на нищету, изгнание, гонения ради того, чтобы сохранить детям ве-
ру, которую их отец только что запечатлел своей кровью, и сохранить им
то имя, которое он прославил больше всех своих предков - гуситов, ка-
ликстинов, таборитов, сирот, союзных братьев и лютеран". (Все это, милая
Порпорина, названия еретических сект, существовавших во времена Яна Гуса
и Мартина Лютера; к ним, по-видимому, принадлежала и та ветвь рода По-
дебрадов, от которой происходим мы.)
завладели замком, вы заставили императорских солдат покинуть его, вы
спасли наши поместья. На огромном костре вы сожгли все наши грамоты,
весь наш архив. Вот почему моей тетушке, на ее счастье, не удалось восс-
тановить родословное древо Подебрадов, и она нашла себе пищу более удо-
боваримую - родословную Рудольштадтов. За ваши труды вы получили большую
награду, - вы разбогатели, очень разбогатели. Три месяца спустя Ульрике
было разрешено отправиться в Вену и припасть к стопам императора, кото-
рый тут же милостиво разрешил ей переменить подданство ее детей, воспи-
тывать их под вашим руководством в католической вере, а в будущем отдать
на военную службу и позволить сражаться под теми знаменами, против кото-
рых так мужественно боролись их отец и деды. Словом, я и мои сыновья, мы
были зачислены в ряды войск австрийского тирана..."
совсем заговаривается.
Альберт.
уме ли ты? Очнись, сын мой! Больше столетия отделяет нас от этих горест-
ных событий, совершившихся по воле божьей..."
что он - Братислав, сын Витольда, и первый из Подебрадов, носивший мате-
ринское имя - Рудольштадт. Он рассказал нам о своем детстве и о пытках
графа Витольда, о которых он сохранил самое ясное воспоминание. Виновни-
ком мученической смерти Витольда он считал иезуита Дитмара (которым, по
его мнению, был не кто иной, как аббат-гувернер). Он говорил также о
глубокой ненависти, которую испытывал в детстве к этому Дитмару, к
Австрии, к императорской династии и к католикам. Затем его воспоминания
стали как-то путаться; он стал плести массу непонятных вещей о вечной и
непрерывной жизни, о возвращении людей с того света на землю, основыва-
ясь при этом на веровании гуситов: будто Ян Гус через сто лет после сво-
ей смерти вернется в Богемию, чтобы закончить начатое дело. По словам
Альберта, предсказание это исполнилось, так как, уверял он, Лютер - это
воскресший Ян Гус. Одним словом, в его речах была какая-то странная
смесь ереси, суеверия, мрачной метафизики и поэтического бреда. И все
это говорилось так убедительно, с такими точными, интересными подробнос-
тями событий, которых он якобы был свидетелем и которые касались не
только Братислава, но и Яна Жижки и многих других умерших (он уверял,
что все это - его собственные прошлые воплощения), что мы молчали, пора-
женные, не решаясь ни остановить его, ни противоречить ему. Дядя и те-
тушка, ужасно страдавшие от этого, по их мнению, нечестивого безумия,
тем не менее хотели до конца разобраться в нем; ведь безумие Альберта
впервые обнаружилось так открыто, и надо же было знать источник беды,
чтобы потом иметь возможность с ней бороться. Аббат пытался было обра-
тить все в шутку, уверяя, что граф Альберт, забавник и насмешник, тешит
себя, мистифицируя нас своей эрудицией.
образом, глава за главой, рассказать нам историю всех веков, притом с
такими подробностями, с такой точностью, что люди, склонные верить в чу-
десное, могли бы подумать, будто он действительно сам присутствовал при
всех описанных им сценах".
суеверию и уже начинала верить племяннику на слово, отнеслась очень неп-
риязненно к разглагольствованиям аббата и посоветовала ему приберечь
свои шуточные пояснения до более веселого случая; затем она стала вся-
чески пытаться вернуть племянника к действительности.
берегитесь, чтобы я вам не сказал, кто вы такая. До сих пор я гнал от
себя эту мысль, но что-то говорит мне, что подле меня стоит сейчас сак-
сонка Ульрика".