борьбе. Я не демон, я - архангел, вождь восстания и покровитель великой
борьбы. Как и Христос, я - бог бедных, слабых и угнетенных. Когда он
обещал вам царство божие на земле, когда он возвещал вам свое второе
пришествие, он этим хотел сказать, что после преследований вы будете
вознаграждены, завоевав себе вместе с ним и со мною свободу и счастие.
Мы должны были вернуться вместе, и действительно возвращаемся, но нас-
только слитые друг с другом, что составляем одно целое. Это он, божест-
венное начало, бог разума, спустился в ту тьму, куда меня бросило неве-
жество и где я, горя в пламени вожделения и негодования, претерпевал му-
ки, подобные тем, что заставили и его испытать на кресте книжники и фа-
рисеи всех времен. Но отныне я навсегда с вашими детьми; он разорвал мои
цепи, загасил мой костер, примирил меня с богом и с вами. Отныне правом
и уделом слабого будет не хитрость и не страх, а гордость и сила воли.
Иисус милосерд, кроток, нежен и справедлив; я тоже справедлив, но я си-
лен, воинственен, суров и упорен. О народ! Разве ты не узнаешь того, чей
голос звучал в тайниках твоего сердца с тех пор, как ты существуешь? То-
го, который среди всех твоих бедствий поддерживал тебя, говоря: "Доби-
вайся счастья, не отрекайся от него. Счастье - твое право! Требуй его, и
ты его добьешься! "? Разве ты не видишь на моем челе следов всех твоих
страданий, а на моих истерзанных членах рубцов от оков, которые ты но-
сил? Испей чашу, которую я тебе принес: ты найдешь в ней мои слезы, сме-
шанные со слезами Христа и твоими собственными, и ты почувствуешь, что
они одинаково жгучи и одинаково целительны".
казалось, будто она видит падшего ангела, слышит, как он плачет и стонет
подле нее. Он был высок, бледен, прекрасен, с длинными спутанными воло-
сами над опаленным молнией, но все же гордо поднятым к небу челом. Она
восхищалась им, трепеща и все еще боясь его по привычке, и уже любила
той братской, благоговейной любовью, какую рождают великие несчастья.
Вдруг ей почудилось, будто, окруженный группой чешских братьев, он обра-
тился именно к ней, мягко упрекая за недоверие и страх, почудилось, буд-
то он притягивает ее к себе магнетическим взором, против которого невоз-
можно устоять. Очарованная, вне себя, она вскочила, бросилась к нему и,
протянув руки, опустилась перед ним на колени. Альберт выронил скрипку,
которая упала, издав жалобный стон, и с криком удивления и восторга зак-
лючил девушку в свои объятия. Это его она слышала, его видела, мечтая о
мятежном ангеле; это его лицо притягивало и покоряло ее. Это ему, при-
жавшись сердцем к его сердцу, она прошептала прерывающимся голосом:
"Твоя! Твоя, о ангел скорби! Твоя и божья навеки!"
похолодела, и нестерпимая боль пронзила ей грудь и мозг, одновременно
леденя и обжигая ее. Внезапно очнувшись от своей мечты, она была так
страшно потрясена, что ей показалось, будто она умирает; вырвавшись из
объятий графа, она упала на алтарь, и груда черепов со страшным шумом
рухнула на нее. Покрытая этими человеческими останками, видя перед собой
Альберта, которого она только что, в минуту безумного возбуждения, обни-
мала, как бы давая ему этим право на свою душу и свою судьбу, она по-
чувствовала такую ужасную, такую мучительную тоску, что, спрятав лицо в
распустившихся волосах и рыдая, закричала:
меня из этого склепа, дай мне увидеть солнце!
сился к ней, чтобы вынести ее из подземелья. Но в своем ужасе она этого
не поняла, вскочила и кинулась бежать в глубь пещеры, не обращая внима-
ния на воды потока, таившего в некоторых местах несомненную опасность.
смерть! Подождите меня!
том, что делает, бросилась вперед, дважды с легкостью козы перепрыгнув
через излучины потока; наконец, наткнувшись в темноте на земляную на-
сыпь, обсаженную кипарисами, она упала ничком на мягкую, недавно взрых-
ленную землю.
нением. Задыхаясь, с трудом ловя ртом воздух, она лежала, не отдавая се-
бе отчета в том, что с ней произошло, так что граф смог наконец подойти.
У него хватило присутствия духа захватить один из горевших факелов, в
расчете на то, что если ему не удастся догнать ее, то он хотя бы осветит
ей самое опасное и глубокое место потока, к которому она, видимо, уст-
ремлялась. Бедный молодой человек, совсем подавленный и разбитый такими
внезапно пережитыми противоположными волнениями, не смел ни заговорить с
ней, ни поднять ее. Тут она сама привстала и села на земляную насыпь, о
которую только что споткнулась. Она тоже не решалась заговорить с
Альбертом. Смущенная, опустив глаза, она рассеянно глядела в землю.
Вдруг она заметила, что холмик, на котором она сидит, - недавно засыпан-
ная могила, убранная слегка увядшими кипарисовыми ветками и засохшими
цветами. Как ужаленная, она вскочила и, не будучи в силах справиться с
новым охватившим ее припадком ужаса, вскричала:
с вами, - с глубочайшей скорбью ответил он. - Если это святотатство,
господь простит мне его! Я совершил его в минуту безумия, стремясь вы-
полнить священный долг. Потом я вам скажу, какая душа обитала в том те-
ле, что покоится здесь. Теперь вы слишком взволнованы, и вам нужно ско-
рее на воздух. Идемте, Консуэло, покинем это место, где вы в течение од-
ной минуты сделали меня и счастливейшим и несчастнейшим из людей.
из земли, но чувствую, что умираю, теряю рассудок.
ди, освещая своей спутнице каждый встречный камень. Когда он открывал
дверь кельи, Консуэло, несмотря на свое состояние, как истая артистка,
вспомнила о драгоценном инструменте.
скрипку. Она доставила мне сегодня столько неведомых до сей поры пережи-
ваний, что я никак не могу примириться с тем, чтобы она погибла там от
сырости.
ме Консуэло. Но она продолжала настаивать:
ворил он. - Во всю свою жизнь я не дотронусь до нее. Мне даже хочется,
чтобы она погибла как можно скорее.
разила Консуэло, в которой снова проснулось уважение к музыкальному да-
рованию графа. - Просто волнение оказалось выше моих сил - и восхищение
превратилось в страдание. Друг мой, сходите же за ней! Мне хочется
собственноручно и бережно уложить ее в футляр до той минуты, когда ко
мне вернется мужество снова вложить ее в ваши руки и еще раз послушать
ее.
эти слова надежды. Он повиновался и пошел за скрипкой в пещеру. Остав-
шись на несколько минут одна, она стала упрекать себя за свой безумный
ужас, за страшное подозрение. С дрожью и краской стыда вспомнила она ли-
хорадочный порыв, бросивший ее в объятия графа, но при этом она не могла
не преклониться мысленно перед скромностью и целомудренной застенчи-
востью этого человека, который, обожая ее, не посмел воспользоваться та-
ким моментом, чтобы сказать ей хотя бы одно слово любви. Его грусть, вя-
лость движений достаточно красноречиво говорили о том, что в нем умерла
всякая надежда. Она почувствовала к нему бесконечную благодарность за
эту тонкость чувств и дала себе слово смягчить самыми ласковыми словами
прощальное приветствие, предстоящее им при выходе из подземелья.
преследовать ее, обвиняя Альберта против ее воли. Подойдя к двери, она
увидела, что на ней написано что-то по-чешски. Все слова, за исключением
одного, были ей понятны по той причине, что она знала их наизусть. На
черной двери чья-то рука (это могла быть только рука Зденко) мелом напи-
сала: "Обиженный да... тебе". Одно слово было непонятно для Консуэло,
это изменение очень ее встревожило. Альберт возвратился и сам спрятал в
футляр свою скрипку: у Консуэло не хватило мужества сделать это, -
больше того, ей даже в голову не пришло исполнить то, что она обещала.
Ее снова охватило желание выйти поскорее из этого подземелья. Пока
Альберт с трудом запирал заржавленный замок, она не смогла удержаться и,
указав пальцем на таинственное слово, вопросительно взглянула на своего
спутника.
ризнанный ангел, друг несчастных, тот, о котором мы только что с вами
говорили, Консуэло...
- с какой-то светлой грустью проговорил граф.
ва. Но когда дневной свет, пробиваясь синеватыми отблесками сквозь лист-
ву, упал на лицо Альберта, Консуэло увидела, как безмолвные слезы двумя
ручьями медленно катятся по его щекам. Это огорчило девушку; и все-таки,
когда Альберт боязливо подошел к ней, чтобы перенести через воду в пеще-
ре, она уже собиралась промочить ноги в этой солоноватой воде, лишь бы
не позволить ему взять себя на руки. Отказалась она от его услуг под тем
предлогом, что он, видимо, очень устал, и уже хотела в своей легкой обу-
ви войти в тину, как вдруг Альберт, загасив факел, проговорил: