кем, как бы искусен ни был противник. Тем не менее успокоиться он не мог
и так и не сомкнул глаз всю ночь.
вскоре дверь легко и бесшумно открылась. Еще не рассвело, а потому, уви-
дав человека, так бесцеремонно входящего в его комнату, Андзолето поду-
мал, что настала решительная минута. Он бросился к своему стилету и,
словно бык, ринулся вперед. Но тотчас же в предрассветной мгле он узнал
своего проводника, который делал ему знаки говорить потише и не шуметь.
спросил Андзолето. - Как ты умудрился пробраться сюда?
один ключ; уж не ты ли проделал это, приходя сюда за чемоданом?
и что тебе от меня надо? Я за тобой не посылал.
быть, сами поняли, зачем я пришел. Синьора благополучно доехала до Тус-
ты, и вот я, по ее приказанию, вернулся с лошадьми за вами.
чем дело; однако произошло это достаточно быстро, чтобы проводник, суе-
верные страхи которого уже начали рассеиваться вместе с зарей, не запо-
дозрил снова проделок дьявола. Плут первым делом исследовал деньги, дан-
ные ему Консуэло, постучав ими об пол конюшни, и остался доволен своей
сделкой с адом.
бдительным надзором, не смогла предупредить его о своем решении и под
влиянием грозящей опасности, выведенная, быть может, из себя ревностью
жениха, воспользовалась удобной минутой, чтобы избавиться от его гнета,
сбежать и вырваться на свободу.
мывать. Указания, присланные ею с этим человеком, доставившим ее до
тракта, ведущего на Прагу, ясны и определенны. Победа! Только бы мне
выбраться отсюда, не прибегая к помощи шпаги".
проводника разведать, свободен ли путь.
сторожа подъемного моста, только что впустившего проводника, Андзолето
тихонько вышел, вскочил на коня и, не встретив во дворе никого, кроме
конюха, подозвал его и дал ему на чай, чтобы отъезд его не показался
бегством.
ная вещь! Лошади вышли из конюшни все в мыле, словно скакали ночь напро-
лет.
шум в той стороне, да боялся выйти посмотреть; но вот, как я вижу вас
перед собой, так же явственно слышал я скрип решетки и грохот опускаемо-
го подъемного моста. Я даже решил, что вы уезжаете, и уж не чаял вас
встретить нынче утром.
глаза. - Я видел, как вы уехали в полночь, а вот вы опять здесь.
на чай, - да я и не уехал бы, не попросив вас выпить за мое здоровье.
ломаном итальянском языке. - Как бы там ни было, - прибавил он по-чешски
проводнику, - а я видел в эту ночь двоих...
проводник, поскакав вслед за Андзолето по мосту. - Черный дьявол любит
выкидывать штучки с такими сонями, как ты.
ся до Тусты, или Тауса, ибо, кажется, это один и тот же город.
здесь и на протяжении еще десяти миль он воздерживался от каких бы то ни
было расспросов. На указанной станции он остановился позавтракать (его
мучил голод) и справился относительно г-жи Вольф, которая должна была
ждать его здесь с каретой. Понятно, никто не мог дать о ней никаких све-
дений. Правда, в городке имелась г-жа Вольф, но она жила здесь уже лет
пятьдесят и держала галантерейную лавку. Андзолето, разбитый, измучен-
ный, решил, что Консуэло, очевидно, не нашла возможным здесь остано-
виться. Он хотел было нанять почтовую карету, но таковой не оказалось. И
волей-неволей пришлось ему вновь взобраться на лошадь и мчаться во весь
опор. Ему казалось, что он вот-вот встретит заветную карету, куда и бро-
сится и тотчас забудет о всех волнениях и усталости. Но встречалось
очень мало путешественников, и ни в одном экипаже не видно было Консуэ-
ло. Наконец, в полном изнеможении, не находя нигде наемного экипажа,
страшно раздосадованный, Андзолето решил остановиться у дороги и подож-
дать Консуэло, - ему уже казалось, что он опередил ее. Весь остаток дня
и всю последующую ночь у него было достаточно времени, чтобы проклинать
женщин, постоялые дворы, ревнивцев и дороги. На следующий день ему уда-
лось достать место в проезжавшем мальпосте, и он продолжал путь в Прагу,
но все с тем же успехом.
нетерпения, смешанного с надеждой, а сами вернемся на минуту в замок и
посмотрим, какое впечатление произвел отъезд Консуэло на его обитателей.
чем двум другим действующим лицам описанного нами приключения. Заручив-
шись вторым ключом от комнаты Андзолето, он запер дверь снаружи и перес-
тал беспокоиться об его поползновениях, прекрасно зная, что, если только
сама Консуэло не вмешается в это дело, никто не пойдет его освобождать.
Он содрогался от одной мысли, что это может произойти, но со свойствен-
ной ему утонченной деликатностью не хотел пускаться на рискованную раз-
ведку.
бороться, я покорюсь судьбе! А узнаю я об этом очень скоро: она правдива
и завтра же откровенно откажется от предложения, сделанного мною сегод-
ня. Если же человек этот только преследует ее и угрожает, то она хоть на
сегодняшнюю ночь будет избавлена от его домогательств. Какой бы ни пос-
лышался мне теперь шорох, я не шевельнусь, - я не хочу внушать ей отвра-
щения. Не стану подвергать бедняжку мукам стыда, явившись к ней без зо-
ва. Нет! Я не буду играть роль низкого шпиона, подозрительного ревнивца,
ибо пока ее отказы и колебания лишают меня всяких прав на нее. Знаю од-
но: я могу быть спокоен за свою честь и, хоть боюсь за свою любовь, уве-
рен, что не буду обманут. О душа моей любимой! Ты, что пребываешь и в
совершеннейшей из женщин и в боге вселенной! Если сквозь тайны и мрак
человеческой мысли тебе дано в эту минуту читать в моем сердце, внутрен-
нее чувство должно подсказать тебе, что я люблю слишком сильно, чтобы не
верить твоему слову!"
тельство, и хотя во время бегства Консуэло ему и показалось, будто в
нижнем этаже он слышит ее шаги, а затем какой-то менее понятный стук со
стороны подъемной решетки, он все стерпел, молился и, благоговейно
скрестив руки, сдерживал трепетавшее в груди сердце. Когда стало све-
тать, он услышал шаги и стук открывшейся двери в комнате Андзолето.
всяких предосторожностей. Точно хочет похвастаться своей победой. Ах, я
почитал бы ничтожным зло, которое он причиняет мне, если б своей любовью
он не осквернял другой души, более драгоценной и дорогой мне, чем моя
собственная".
Альберт отправился к нему; но он отнюдь не собирался предупреждать отца
о происходящем, а хотел просить его еще раз поговорить с Консуэло. Он
был уверен, что она не солжет. Ему казалось, что ей самой хотелось
объясниться, и он готов был поддержать ее в постигшем ее горе, утешить,
притворившись, будто покоряется своей судьбе, чтобы только смягчить го-
речь пережитой ею разлуки. Альберт не задавался мыслью, как отразится
это на нем самом. Он чувствовал, что либо рассудок его, либо жизнь не
вынесет такого удара, и не страшился мук, превышающих его силы.
Письмо, положенное на подушку, одновременно бросилось в глаза обоим.
Вместе они схватили его, вместе прочли. Старик был сражен письмом, ибо
опасался, что сын не перенесет удара, а Альберт, готовый к большему нес-
частью, был спокоен, преисполнен покорности и непоколебимого доверия.
что я люблю ее по-настоящему, нерушимо верю в нее. Господь оградит ее от
опасности! Будем уповать на это, отец мой, и будем спокойны. Не бойтесь
за меня, я сумею осилить свое горе, одолеть тревогу.
алтарем, где сияет бог твоих предков. Ты перешел в другую веру, и, как
мне ни больно, ты знаешь, что я никогда не упрекал тебя. Я паду ниц пе-
ред тем самым распятием, перед которым прошлой ночью дал тебе клятву
сделать все от меня зависящее, чтобы любовь твоя была услышана и освяще-
на почетным союзом. Я сдержал свое обещание и теперь возобновляю его. А
еще я буду молить всевышнего, чтобы он исполнил твои желания, мои же не
будут в разладе с ними. Не присоединишься ли ты к моей молитве в тор-