Чтение 20–й страницы книги ~Гражданин преисподней~

жажду.

- По-всякому, - неохотно ответил Кузьма. - Но ведь со мной почти всегда
были летучие мыши.

- Они приносили тебе питье? - удивился Венедим.

- Нет. Как ты не понимаешь?.. Каждый зверек - это почти чарка крови.

- Ты убивал их? - содрогнулся Венедим.

- А что оставалось делать? От трех-четырех штук стае не убудет.

- Сказано в Писании: "Не ешьте никакой мерзости. Всякие крылатые
пресмыкающиеся нечисты для вас". Грех... Великий грех...

- Но только не для меня. Я родился и вырос в пещере, где обитали летучие
мыши. Множество летучих мышей. Мои родители были специалистами по рукокрылым,
я, кажется, уже как-то говорил об этом. В пещеру они спустились не одни, а
вместе с большой экспедицией.

- С кем? - не понял Венедим.

- Ну... с отрядом, имеющим научную задачу. Были там разные специалисты. По
пещерам, по подземным водам, по льду. Спе-ле-о-ло-ги... Гля-ци-о-ло-ги...
Раньше я знал почти все эти названия, но уже подзабыл. У них были еда, палатки,
свет, даже оружие. Когда связь с теми, кто остался на поверхности, прервалась и
ни один посыльный не вернулся, стало ясно, что случилось нечто из ряда вон
выходящее. Было принято решение выбраться из пещеры наружу. Накануне моя мать
повредила ногу, и ее оставили дожидаться помощи. Присматривать за ней поручили
моему отцу, который был обучен врачеванию. Правда, в то время они были едва
знакомы между собой. Ждать пришлось очень долго. Помощь так и не прибыла, зато
в подземных галереях стали появляться химеры. Тогда они были совсем другие - и
по повадкам, и на вид. Отец и мать решили остаться в пещере, тем более что она
должна была вскоре разрешиться от бремени. Еда в конце концов иссякла.
Родителям пришлось питаться летучими мышами, которые тогда пребывали в спячке.
Шили из их шкурок одежду. Потом, когда появился молодняк, занялись дрессировкой
малышей. Скорее скуки ради, чем с какой-то определенной целью. Потом в
подземелье проник мох. Сначала он казался безвредным, но однажды задушил отца,
сунувшегося с факелом в какую-то нору. Мать стала воспитывать из летучих мышей
разведчиков, способных в темноте прокладывать путь для человека. К тому времени
уже и я подрос. Помогал ей. Вот так и получилось, что летучие мыши стали для
меня всем на свете. И слугами, и едой, и одеждой. Мать говорила, что так было у
людей всегда. Приручив лошадей, они ездили на них верхом, пахали землю, пили их
молоко, ели мясо, одевались в лошадиные шкуры, а хвосты поднимали вместо
знамен. Разве Писание осудило людей за это? Или ты не имеешь никакого
представления о лошадях?

- Имею, - сказал Венедим. - И о лошадях, и о волах, и об ослах, и о
верблюдах. Они приносили людям пользу, ничего не требуя взамен. Ныне же
остались только свиньи... Да твои летучие мыши.

- Хоть раз ты в чем-то со мной согласился.

- Нет, каждый из нас остался при своем мнении... Просто твой рассказ
почему-то напомнил мне ветхозаветную историю, случившуюся с пророком Даниилом,
пребывавшим тогда в вавилонском плену. Однажды царю Навуходоносору приснился
сон, устрашивший его. Увидел он во сне чудесное дерево, высотою достигавшее
неба, а ветвями покрывавшее все края земли. В кроне его гнездились птицы, а в
корнях находили приют животные. И было у этого дерева, кроме всего прочего,
человеческое сердце. Но гнев Всевышнего пал на чудесное дерево, и велено было
срубить его, лишить веток, разбросать плоды, а человеческое сердце заменить
звериным. И пало дерево под ударами безжалостной секиры, сгнили плоды и листья,
разлетелись птицы, разбрелись во все стороны животные. Однако по воле
Всевышнего главный корень с малой толикой животных был сохранен в недрах земли.
Там, в железных и медных узах, питаемый небесной росой, он должен пребывать
семь времен...

- Сколько это - семь времен?

- Сие известно только Господу Богу и его пророкам... Я не буду сейчас
говорить о том, как истолковал этот сон мудрый Даниил и как вскоре сбылись все
его предсказания. Я хочу сказать о другом. Разве злая судьба этого древа не
напоминает печальную участь, постигшую род человеческий? Разве не был он прежде
могуч и славен? Разве не доставал до неба и не простирал свою власть во все
края земли? Разве не царствовал над зверями и птицами? Рухнуло могучее древо.
Пропали его плоды. Рассеялись по миру подвластные ему животные. Лишь глубоко
под землей остался корень, питаемый скудной небесной росой. Гнетут его медные и
железные оковы, звериное сердце порождает звериные нравы, но по прошествии семи
отмеренных времен он даст живой побег, через который возродится и древо.

- Складно рассказываешь, - похвалил Кузьма.. - Это мне как-то ближе, чем
страдания Иова. А в том, что древо, то бишь род человеческий, возродится, я как
раз и не сомневаюсь. Плохо только то, что парочка его отдельных листочков может
вскоре засохнуть.

Затем их беседа перешла на тему куда более прозаическую. Действуя не
только убеждением, но и угрозами, Кузьма завладел самым большим из крестов,
которые Венедим носил под рясой. Вскоре отыскался и камень подходящей формы.
После долгих и упорных трудов из креста получилось нечто отдаленно напоминающее
сапожный нож.

- Вот мы и при оружии! - сказал Кузьма удовлетворенно.

- Зачем оно тебе вдруг понадобилось? - Венедим все еще не мог смириться с
потерей.

- Чует мое сердце, что скитаться в одиночестве нам осталось недолго. Рано
или поздно на кого-нибудь нарвемся. Вот тогда эта штуковина и пригодится. - Он
позволил Венедиму пощупать свое оружие. - Химеру встретив, во мху спрячемся. И
от злого человека, если надо, отобьемся.

Эти боевые приготовления были проведены Кузьмой не с бухты-барахты. И
многие одному ему известные приметы, и неосознанное предчувствие - все
подсказывало, что впереди есть кто-то живой. Скорее двое-трое, чем один. Скорее
люди, чем химеры. Не удаляются, не приближаются, а просто стоят на одном месте
(не исключено, что и лежат).

В любом другом случае Кузьма переждал бы опасность, а то и повернул бы
назад, но сейчас нестерпимая жажда отрезала все пути к отступлению. Ради
спасения нужно было идти напролом, даже если впереди ожидалась встреча с целым
стадом химер или бандой темнушников.

Венедима в свои предчувствия Кузьма не посвящал, сказал только, что скорее
всего это последний переход и через несколько часов оба они будут плескаться в
воде. Обнадежил, так сказать, для поддержания сил.

Теперь они двигались не то что осторожно, а можно сказать - трепетно,
словно под ногами был не мох или камень, а хрупкий лед. Вскоре стало
окончательно ясно, что подозрения Кузьмы были не беспочвенны - откуда-то
потянуло дымком. Кто-то жег пропитанный нефтью торф и варил на нем похлебку.
Правда, не сейчас, но совсем недавно.

- Посиди здесь, - шепнул Кузьма на ухо Венедиму. - Только не греми цепями.
А я схожу на разведку.

Ах, как пригодились бы ему сейчас верные крылатые зверушки! Да только
зачем грезить о невозможном? Сам во всем виноват. Сам в эту дурацкую историю
вляпался. Наведался бы в тот раз не к темнушникам, а к метростроевцам, так
давно был бы сыт, пьян и свободен.

Коридор круто понижался и вдобавок шел петлями. За каждым поворотом могла
ожидать засада, но Кузьма не очень-то ее опасался. Нет такого живого существа,
включая крыс, которая не имела бы собственного запаха. Никто не в состоянии
надолго затаить дыхание и унять стук сердца.

Плохо было то, что вокруг иссяк мох, словно бы его долго и упорно травили
какой-то заразой. Теперь Кузьму мог выдать малейший шорох. Впрочем, и его
врагов тоже.

Чужаки находились уже совсем близко. Нет, это была не засада, а скорее
всего бивак, походный лагерь.

Один поворот, другой, третий. Кузьма уже различал тусклое пятно света и
слышал тяжкий храп нескольких человек. Спят, касатики! Другого времени не
нашли. Ну и спите себе спокойно. Будем надеяться, что это не уловка.

Справа в стене обозначилась вместительная пещерка, скорее всего
вырубленная специально. Так сказать, гостиница для странствующих и
путешествующих. В одном ее углу тускло светилось уже почти прогоревшее
кострище. В другом вповалку лежали люди.

Сколько? Кажется, трое. Двое спят. Третий как-то странно пофыркивает.
Плачет, что ли?.. Ребенок? Нет, габариты не те. Женщина? Откуда здесь взяться
женщине? Женщины в Шеоле дороже, чем вода в засуху и хлеб в голодуху. Все сидят
под запором и зря не шляются. Ничего не понятно!

А главное, кто они - эти трое? Ясно, что не друзья. Всех своих друзей
Кузьма наперечет знает... Бродяги, изгои? Нет, на пустое брюхо так храпеть не
станешь... Темнушники? Метростроевцы? Светляки, наконец? Вряд ли. Эти по трое
ходить не будут, а уж тем более плакать втихаря. Тут хочешь не хочешь, а
поверишь в загадочных здухачей, лишенных человеческой души и во всем
подвластных чужой воле.

Надо было бы подойти поближе и посмотреть на чужаков в упор, благо что
кострище позволяло такое. Но сначала полагалось дождаться, когда уснет и этот
третий. Час туда, час сюда уже ничего не изменят.

Однако все получилось совсем наоборот. Плакса, похоже, и не собиралась
засыпать, зато проснулся тот из чужаков, который лежал ближе всех к выходу.

Проснулся, чертыхнулся, приподнялся на локте и рявкнул:

- Уймись, потаскуха! А то нос отрежу! Я и так третьи сутки не спавши!

Голос этот показался Кузьме удивительно знакомым. Впрочем, "показался" -
не то слово. Не показался, а просто рванул за живое, сразу напомнив о Владимире
Ивановиче Шишкареве. Хотя нет, при любом раскладе тот не успел бы сюда раньше
Кузьмы и Венедима. Ни он, ни Пашка, ни Мишка с Тишкой. Значит, это кто-то из
тех братьев, которые накануне ушли за добычей. Встретились все же!

- Отпусти-и! - Хныканье перешло в плаксивый, страдающий голос. -
Отпусти-и... Зачем я вам такая? Дурной болезнью страдаю. Заразитесь от меня.

Это действительно была женщина и не кто-нибудь, а постельная сваха
Феодосия Акудница собственной персоной. Повезло дамочке, ничего не скажешь!

- В котле хорошенько выварим, вся зараза испарится, - ответил людоед. - Не
такое жрать приходилось... Только ты заранее не переживай, а спи. Дружок-то
твой спит, как будто бы его не на убой, а на случку ведут.