вышедший напутствовать увольняемых, выкопавших под его личным руководством не
одну сотню окопных метров (особо дерзким нарушителям дисциплины приходилось
копать в противогазах), смотрелся чуть ли не отцом родным.
Первый раз ему довелось созерцать землю с такой высоты, и он убедился, что
учебники географии не врут - в Байкал действительно впадает много речек, а
вытекает только одна. Мир внизу уже начал понемногу зеленеть, и только славное
сибирское море выглядело белым продолговатым пятном. Лед на нем еще только
едва-едва отошел от берегов.
девушек, пахнущих сиренью, и парней, пахнущих портвейном. Никто не обращал
внимания на Костю, закованного в уродливый и некрасивый парадный мундир. С
каким-то горьким удивлением он осознал, что за то время, пока он с друзьями
кормил мошкару в Восточной Сибири, жизнь здесь продолжала бить фонтаном.
труда, кроме литературного. Кое-какие наброски остались у него с доармейских
времен, кое-что он держал в памяти с тех пор, как майор Щербенко уничтожил все
написанное им на бумаге.
"Роман и драма". Костя познакомился с одним настоящим писателем и, две недели
бесплатно проработав на него, признался в своих заветных мечтах.
Надо писать о вечном. К примеру, о пограничниках.
лет на заставе, ни о чем другом на свете понятия не имел. Хотя существовала
надежда, что, поселившись за городом, он вскоре напишет что-нибудь эпохальное
вроде "Дачников".
очень слабые, а проза хоть и сырая, но определенного внимания заслуживает. Но
внимание это Косте могут оказать только в "журнале соответствующего профиля". В
его устах эти три слова прозвучали почти как "женщина соответствующего
поведения". Затем писатель вручил Косте адрес, написанный на клочке газеты.
подобралась... Уклоняется от разработки темы о пограничниках. Хотя вроде и
обязана.
допризывным воспитанием молодежи, но печатал статьи о чем угодно: о последних
модах, экстрасенсах, террористах, восточных единоборствах, гоночных мотоциклах,
сексуальном воспитании и джазе - то есть как раз о том, о чем в молодежных
журналах писать было не принято. Даже клуб знакомств по переписке - один из
первых в стране - в "Вымпеле" существовал. О допризывной подготовке упоминалось
только в передовых статьях, да и то довольно глухо.
молодым автором редакция не собиралась. По мнению ее членов, именно он должен
был в высокохудожественной форме восполнить пробел по части того самого
допризывного воспитания. Тут же был составлен договор на цикл коротких
фантастических рассказов, соответствующих профилю журнала.
переделок принят к публикации. Его действие разворачивалось на Марсе, где
смелый допризывник-землянин отражал нашествие венерианских захватчиков.
Предводитель агрессоров состоял в звании майора и носил имя Щер-Бен-Ка.
фамилия Жмуркин, - поинтересовался главный редактор, который сам по паспорту
был Я. Гофштейном.
Подумаешь, какой-то Жмуркин! Чуть ли не Жмурик. А "Кронштейн" звучало энергично
и звонко - "К-р-р-о-н-штейн". Он принялся мямлить о том, что, как всякий
порядочный писатель, собирается подписываться только псевдонимом и от решения
своего отступать не намерен.
сомнением произнес редактор и вызвал ответственного секретаря, фамилия которого
была попроще - Рабинович.
национальный состав редакции.
в полном порядке. - И он, как бы в доказательство, потрогал свой курносый нос.
- Можете не беспокоиться.
умнее, то находчивее редактора. - Вы нам, пожалуйста, свою фотографию
принесите. Желательно в анфас. Чтоб у читателей тоже сомнений не возникало.
журнала удвоился. Правда, возникли они не у читателей. И не по поводу
пресловутого национального состава редакции. Копнули глубже. Прямо под
идеологическую подоплеку его публикаций.
достоинства и недостатки "Вымпела" за последние несколько лет. Среди достоинств
называлось хорошее полиграфическое исполнение и доступные цены. Среди
недостатков все, что можно приписать печатному органу в несвободной стране.
Журналу вменялось в вину то, о чем он никогда не писал, а то, что он
действительно писал, искажалось самым невероятным образом. Фразы, с мясом
выдранные из текста и произвольно, скомпонованные, действительно приобретали
двусмысленный, если не сказать больше, характер. В шуточных рисунках, очевидно,
подвергнувшихся изучению под микроскопом, была усмотрена издевка над всем, что
являлось святым для допризывников, а также их отцов и дедов. Следы
идеологической диверсии обнаружились даже в кроссвордах и шарадах. В заключение
журнал был назван "шавкой, тявкающей из подворотни" и выражалась надежда, что
компетентные органы наконец-то разберутся с ним.
"Авангард" и на треть урезали в объеме. Фантастические рассказы исчезли вместе
с кроссвордами, шуточными рисунками и прочим безыдейным хламом. Все публикации
в отощавшем журнале были теперь на одном уровне - суконном уровне официозных
передовиц. У главного редактора едва не отобрали партбилет, а у ответственного
секретаря - последнее здоровье. У Кости отобрали единственную возможность
печататься. Во всех других журналах и газетах его чурались, как опасного
безумца.
правившие страной седьмой десяток лет, терпеть не могли конкуренции.
на которые годами смотрели сквозь пальцы, вдруг в единый миг стали криминалом?
И почему по времени эта поруха совпала с появлением в журнале некоего Б.
Кронштейна, успевшего полюбить и тесные редакционные комнаты, стены которых
были сплошь оклеены детскими акварелями, и главного редактора, похожего на
английского денди, и ответственного секретаря, похожего на колхозного
счетовода, и сам журнальчик - пестрый, боевой, веселый? Не стал ли он, Костя,
помимо своей воли катализатором, обратившим живой и веселый родник в тухлую
стоячую лужу? Быть может, это именно его опусы переполнили чашу терпения тех,
кому по долгу службы надлежало определять, что следует и чего не следует читать
советским допризывникам? Допустим, человек - слепое оружие рока. Но уж если
тебе суждено стать серпом, то почему не тем, который жнет колосья, а тем,
который калечит жниц? Что-то чересчур часто терпит крах все то, что вызывает
его симпатию.
не запутаться, Костя по памяти составил список всего того, что он любил и что
ненавидел, а затем по каждому пункту выставил результат. Общий итог подтвердил
жуткую догадку.
малюет картины, командует большими батальонами или пускает пыль в глаза.
Джульетта гениально любила. Ричард Третий гениально ненавидел. Отелло гениально
ревновал. Следовательно, среди шести миллиардов землян должны существовать и
гении-извращенцы, способные навлекать беду на объекты своей любви, а удачу - на
объекты ненависти. Хотя слышать о таких раньше не доводилось. Впрочем, это и
понятно. Хвалиться подобным даром не будешь. Это похуже врожденной гемофилии
или болезни Дауна... Гений злонравной любви и добротворной ненависти. Ничего
себе подарочек судьбы!
со столь опасным талантом, то должен хотя бы резко изменить свое отношение к
вещам, странам, событиям и, главное, к людям. Полюбить грешников и
возненавидеть праведников. Проклясть отчизну и восславить врагов ее. Отречься
от друзей и близких. Поклоняться кривде, а не правде. Жить по лжи, а не по
истине. Возможно ли вообще такое? И с чего начать?"
вышел на кухню. Здесь в серванте он приметил початую бутылку водки. Уставившись
на нее пронзительным взглядом. Костя принялся бормотать заклинание:
этом, он предполагал, что спиртное вскоре должно резко подешеветь и продаваться
даже в газетных киосках.
бутылка целиком заслонила поле зрения. Косте нестерпимо захотелось выпить.
Внутренний зов такой интенсивности он до этого испытывал только во время
поноса, находясь в месте, безнадежно далеко отстоящем от ближайшего туалета.
Костя терпел сколько мог, а потом, уже на грани обморока, схватил
искусительницу за горлышко и сделал долгий, трижды булькнувший глоток.
Афанасьев Роман
Свержин Владимир
Афанасьев Роман
Володихин Дмитрий
Доставалов Александр
Афанасьев Роман