изобретателя, да не оскорбит его недостойное имя твоего божественного слуха,
надлежит определить навечно гребцом в штрафной экипаж. Дабы он и в загробном
мире не смущал нас своими безумными идеями, телесную оболочку после отделения
души не бальзамировать. Живи вечно, о великий.
забот второй категории Хухфор".
перепечатал рассказ начисто и с чувством выполненного долга завалился спать.
Вершкову, еще не проснувшемуся, но уже начавшему подавать признаки жизни, он
оставил десять рублей денег и записку "Не будить!".
книги романа сотника-заочника Бубенцова "Синдбад возвращается в Багдад".
Поскольку Костя, поглощенный личными проблемами, своевременно ознакомиться с
этим эпохальным произведением не успел, то и сидел тихо, как мышонок. Лишь
иногда машинально перелистывал старые номера "Вымпела", которые неизвестно
зачем захватил с собой.
понять, что действие романа разворачивается на широком историческом фоне, не
ограниченном какими-либо временными рамками (иногда герои, гоняясь друг за
другом, заскакивали в эпохи, предшествующие зарождению Вселенной, а иногда,
наоборот, оказывались за чертой конца света).
соседних галактик вкупе с дюжиной параллельных миров.
положительные, так и отрицательные - имели свои имена, но этим индивидуальные
различия исчерпывались. Положительные герои были сплошь смелыми, умными,
добрыми, милосердными, образованными (а женщины еще и красивыми). Злодеев тоже
нельзя было назвать слабаками или трусами, но все остальные душевные качества у
них имелись со знаком "минус" - тупость, злоба, жестокость, малограмотность.
Красоту, которой не были обделены и злодейки, автор характеризовал как
"демоническую".
исторические лица - цари, полководцы, генсеки, министры и ученые.
постоянные перемещения героев из одного тела в другое окончательно запутывали
ситуацию. Например, герой по имени Игорь, для чего-то поменявшийся телесной
оболочкой со своей возлюбленной по имени Татьяна, после целой череды
умопомрачительных приключений, заставивших его превратиться в амебообразного
инопланетянина, в следующий раз находил подругу уже в образе боевого слона царя
Пора.
любого места, - сказал Разломов. - И даже от конца к началу. Такая литература
незаменима в дальней дороге.
чем здесь Синдбад! Не нашел я там никакого Синдбада!
женщины, Зейнаб и Салимат. - Какой умный этот Бубенцов! Не человек, а прямо шах
Сулейман!
в форму.
Топтыгин. - Особенно в главе сто девяносто девятой, когда Иван, принявший образ
маршала Ворошилова, совершает половой акт с Марией, вселившейся в тело генерала
Гудериана. Очень уж лобовая метафора.
Элеонора Кишко. - Или у автора комплекс стыдливости, или он в этом вопросе
недостаточно подкован. - При этом она искоси глянула на Топтыгина, опустившего
очи долу.
мы ознакомимся с третьей книгой романа?
над четвертой и пятой книгами.
грубовато пошутил Чирьяков, которого концепция романа (первым человеком,
оказывается был не Адам, а Иван, ну и так далее) вполне устраивала.
именно главу написал табунщик Анисим, какую счетовод Онуфрий, а какую бабка
Глафира. Артельный подряд.
- Безусловно, такая литература тоже имеет право на существование. Но вот с
философией, которой напичкан твой роман, не все обстоит гладко... И дело даже
не в том, что всю эту философию ты украл у одного очень достойного человека.
Алексей Толстой крал налево и направо. Что у Блаватской, что у Берроуза... Но
он-то умел сплавить чужое со своим. А философия твоего романа похожа на
кавалерийское седло, которое надели на корову. Причем на корову, саму по себе
довольно удоистую. Я хочу сказать, что эта корова вполне могла бы обойтись и
без седла.
там имеете в виду, но если философские идеи изъять из романа, он сильно
потеряет.
к печати. В заключительном слове сам Верещалкин похвалил Бу бенцова и сказал,
что "Синдбад" скорее всего будет представлен к литературной премии имени
Самозванцева.
наивный Завитков. - Сорок печатных листов по тысяче рублей каждый... Это же
получается две машины "Волга"!
лошадьми у нас туговато.
случится, семинаристы толпой поперли к выходу.
бессонной ночи пошли насмарку!
переговариваясь между собой, ожидали, когда публика рассосется.
сказали... Вы же обещали...
слов своих отказываться не собирался.
послушаем вас. Надеюсь, это не отнимет много времени.
Крестьянкиной - голый среди волков. Хорошо хоть, что Савлов вновь
проигнорировал заседание семинара.
урчанием, доносившимся из желудка Чирьякова. Возможно, это давала о себе знать
живая вода, недавно принятая почетным кроманьонцем. Никто ни разу не перебил
Костю и никаким образом не выразил свои впечатления.
Костя умолк. - Все есть. И техническая идея, и борьба за ее внедрение, и
исторический фон, и оригинальная форма. Только рассказа нет. Это даже не
юмореска. Это какая-то шуточка на уровне студенческого капустника.
в виду под политическими трудностями, которые могут возникнуть в результате
сокращения посевных площадей под ячмень и эти самые... как их... фиги?
Департаментом палачей, у которого раздуты штаты?
набальзамированные трупы. Намеки весьма прозрачные, - сказал Верещалкин. - Я
про кукиш в кармане вчера упомянул, а вы в рассказ фигу вставили... Ловко! Вот
ты, Элеонора, скажи, может подобный рассказ пройти через Главлит?
водочки откушают, вполне возможно.
и не люблю я рассказы, где нет ни слова про любовь.
дергать и поворачивать в ране, причиняя все новые и новые страдания.
"Вымпелов", которую Костя продолжал сжимать под мышкой.
печатался.
Крестьянкина ему ничего плохого пока не сделала.
потянулась за новым. Скоро все углубились в чтение, тем более что "Вымпелов"