Чтение 30–й страницы книги ~Имаго~

- Как что?... - растерялся Майданов. - Когда такой человек, человек такого масштабища не одобряет... это... это много! Это, с позволения сказать, это все. Труба, как говорит ныне молодежь.

- Молодежь так не говорит, - сообщил Бабурин. Он оглянулся на Анну Павловну. - Молодежь говорит... другие слова.

Я сказал медленно:

- Андрей Палиевич, как раз то, что Перевертенев не одобряет, и есть лучшее из доказательств, что я прав. Ведь Перевертенев - человек, который устроился в этом не лучшем обществе наилучшим образом. Он умен, талантлив, энергичен. И все эти достоинства использовал не для того, чтобы улучшить это общество... хоть на копеечку, а для того, чтобы устроиться в нем самому! Повторяю, наилучшим образом. Теперь у него и материальные блага - всякие там особняки, виллы, счет в швейцарском банке, у него научные работы касаемо этого общества и этого строя, у него научные звания, награды, дипломы... И что же? Вы в самом деле полагаете, что он мог бы одобрить учение, которое разрушает... да что там разрушает - вдребезги его мир?

Майданов покачал головой.

- Мне кажется, здесь что-то не так. Когда такой человек... такой человек!... говорит, что вы не правы, я склонен поверить больше ему, уж не обижайтесь. Тем более, что я сам слышал по телевизору, он порой весьма порицает отдельные еще изредка встречающиеся недостатки нашего общества... критикует действия отдельных членов правительства!

Я пожал плечами.

- Не обижаюсь. Я все понимаю. Представьте ситуацию: к нормальному неглупому римлянину подходит римский сенатор, он же - крупный римский ученый, философ, историк, знаток всех стран, народов и событий, и, показывая на бредущего по дороге Иисуса Христа... или нет, это слишком, показывая на бредущего по дороге человека, который уверовал в христианство и несет его в Рим... так вот, римский сенатор показывает и говорит: кому ты больше веришь, ему или мне? Понятно, нормальный человек поверит сенатору, ибо сенатор - высококультурный и интеллигентный человек, знает пять языков, окончил академию, имеет широчайшие знания, издал пять работ по философии... а что малограмотный христианин? Что может сказать? Только и того, что будущее - за христианством? Да не смешите мою тетю!... Много было этих всяких христианств, а Римская империя будет расти и могущественеть, пока не покорит весь мир и не упрочит там свои общечеловеческие ценности!

Анна Павловна суетилась как радушный хомяк, таскала из квартиры на веранду печенье, подливала чай. Над столом как будто промелькнула черная тень, лица у всех чуть потемнели, брови сдвинулись. Даже Бабурин посматривал то на одного, то на другого, но помалкивал.

- Будут битвы, - сказал я и с пронзительной ясностью ощутил, что так и будет. - Будут греметь кровавые информационные битвы... Иммортализм будут стараться втоптать в грязь, ибо со времен того павшего Рима у нынешних римлян богаче арсенал шельмования противника. К счастью, они все еще по своей тупости полагают, что сила - в крылатых ракетах! Но те, кто в их рядах поумнее, уже сегодня увидели опасность и начали снижать иммортизм, порочить, объявлять его детским садом для придурков, а это негласное приглашение веем-веем, кто не хочет быть заподозренным в придуркизме, немедленно выступить против иммортизма! Появление иммортизма будут объяснять подавленными сексуальными желаниями, вывихом психики - все слышали о Фрейде, хотя никто не читал, будут привставать на цыпочки и говорить с придыханием красиво и возвышенно, однако... однако во всех этих случаях вспоминайте Христа, первых христиан. Им нечего было возразить ни римским юристам, ни римским историкам, ни римским ораторам, ни всезнающим философам. Но они и не увязали в спорах! Они ломали хребет могучей Римской империи. А потом на ее обломках перевешали всех этих докторов наук, предавших в себе человека ради скота в себе...

Я умолк, в черепе сталкивались фразы, выгранивались, летели искры и обжигали мозг неземным светом. На меня смотрели молча, в напряжении, с расширенными глазами, будто я шел к ним через пустыню в белой плащанице и с семью заповедями на глиняных табличках в загорелой длани. Бабурин спросил тихонько:

- Ну и как? Сломали?

Я улыбнулся.

- Да, наша взяла. И мы тоже сломаем, а потом перевешаем всю эту дрянь. Уже пора!

ГЛАВА 9

Нельзя сказать, что Марьянка подурнела за время беременности, но мы не могли без жалости и щема в груди смотреть на ее лицо. Она старалась ни с кем не встречаться, прошмыгивала как мышь, но с огромным животом двигаться легко и быстро становилось все труднее.

В последний месяц, оставшийся до родов, Майдановы заметно нервничали. Негр появлялся все чаще, всякий раз привозил кучи подарков. Марьяна по настоянию родителей перестала посещать лекции. В автобусах бывает давка, могут толкнуть или повредить ребенка. Бабурин, хихикая, рассказал, что негр вызвался отвозить ее хоть на "бэтээре", а уж в бронированном джипе - точно, но Марьяна все же отказалась. Да и родители в этот раз не настаивали.

Мы сами старались избегать щекотливой темы, даже Бабурин перестал упоминать негру, беременность, а из шуточек и анекдотов исключил все, что касалось изнасилований, зато начал прохаживаться по юсовцам, чего раньше не делал.

Сегодня мы сидели за большим белым столом и пили чай, все вроде бы как обычно, но неясное предчувствие близких перемен витало над верандой, над домом, над всем городом. Уже не только Немков, мы все чувствовали всеми фибрами и зябрами нечто в атмосфере, что значит - катастрофа разразится вот-вот.

Некоторое время вяло дразнили Майданова, пугая перспективами иммортизма. Даже Бабурин подключился, хотя мало что понимает, но Майданов так восхитительно пугается, всплескивает в ужасе белыми холеными лапками, что дразнить его одно сплошное и ничем не замутненное удовольствие.

Слово "иммортизм" мелькало так часто, что я заметил:

- Между прочим, я правильно сделал, что сразу сократил "иммортализм" до "иммортизма". А нас будут называть иммортистами... то бишь имортистами...

- Иммортами, - сказал Лютовой.

Я посмотрел на него с непониманием. Он пояснил:

- Законы речи таковы, что все упрощается. Попробуй выговорить такое хорошее и понятное слово... да и нужное, кстати о птичках, как контркультуртрегер! Тут и на простом культуртрегере язык сломаешь. Просто - иморты. Ты иморт, я иморт.

- И все мы иморты, - подытожил Шершень весело. - Ладно, двинулись дальше... если Андрей Палиевич не очень против.

Майданов подскочил в преувеличенном, как мне показалось, ужасе.

- Как это не против? Еще как против!... Еще насколько против и даже супротив!... Я даже не нахожу слов, насколько я супротив! Ведь вы идете против всего человечества!... Вы отрицаете все культурные достижения, которые создало человечество!... Нет-нет, я не о США, я действительно говорю о человечестве!... О культуре прекрасной Франции, благородной Англии, сдержанной Норвегии... даже о горячих финских парнях, что сумели создать Калевалу!

Я сказал хладнокровно:

- А мне по фигу, что считает правильным человечество... в эту галактическую секунду. Были времена, когда все культурное и цивилизованное человечество считало, что для хорошего урожая надо утопить в реке десяток девственниц, и презирало дикарей, которые до такого взлета духовной мысли еще не доросли. Был период, когда культурное человечество после долгой борьбы приняло смелую революционную идею, что Земля стоит не на черепахе, а на трех слонах. Потом и эту новаторскую мысль через пару тысяч лет списали в херню, а приняли еще более смелую и радикальную идею, что Земля - шар и неподвижно стоит... или висит? Нет, пусть лучше стоит - в центре мироздания. Были времена, когда цивилизованное человечество приняло высшее достижение цивилизации - зороастризм и полагало, что лучше уже быть ничего не может. Был Рим, могучий и прекрасный... ну, про Рим и непонятных христиан, с которыми просвещенные и цивилизованные римляне даже спорить брезговали, я вам уже говорил, у вас вон уже позывы... Сейчас человечество тоже считает истиной какую-то херню, что уже начинает опровергаться... Через сто лет нынешняя политкорректность и общечеловеческие ценности будут выглядеть такой же дикостью, как сейчас рабство или жертвоприношение людей.

- Простите, - сказал Майданов с ядовитеньким недоуменьицем, - кем начинает опровергаться?

- Мною, - ответил я еще хладнокровнее. - Всегда кто-то начинает первым. Вам трудно в это поверить, раз уж я ваш сосед по лестничной клетке?... Все это херня, бред и разложение. Пришла пора нового пуританства! Пора заполыхать факелам по всей Европе. Пора на костры всех ведьм, шоуменов и конструкторов тюбиков для губной помады. Пришло время новой веры, а все старое - в костер!...

Он воскликнул умоляюще:

- Но вы же культурный человек! Как вы можете!... Человечество должно развиваться не революционно, а эволюционно...

- А это и есть эволюция. Пришли млекопитающие, динозавры дружно дохнут. А для истории неважно, сами они склеили ласты или им помогли дружно, счастливо и в один день длинных ножей и острых зубов.

Лютовой сказал железным звякающим голосом:

- Ничто не делалось на свете великого без твердости и жестокости одного человека! Который противостоял бы всему миру обычных нормальных людей, противостоял их предрассудкам...

Шершень хохотнул:

- Либо навязывал им новые! Лютовой поморщился, сказал:

- Пусть так. Но его новые предрассудки всегда ближе к правде, чем те, старые. Так Птолемеева Земля в центре мира ближе к истине, чем плоская на трех китах. Давай, Бравлин, ты хотел выдать ряд следствий из своих тезисов!

Я покачал головой.

- Ничего подобного. Иммортизм должен звучать так, чтобы находить отклик в душе каждого. Для этого не годятся чеканные формулировки ученого. Нельзя, правда, и слишком туманные, иначе пойдут такие толкования, что лучше сразу двойное сальто с балкона на асфальт, но и только четкую ученость нельзя, ибо иммортизм - это не только учение, это еще и вера. И религия. Это мировоззрение... Потому из пункта "Человек обязан прийти к Богу как можно скорее" следует нехитрое, что должен идти по прямой, не оглядываясь по сторонам на всякие соблазны дьявола.

Шершень поинтересовался живо:

- А что относить к соблазнам?

- А все, - ответил я с легкостью Хлестакова, - что мешает прямой. Или мешает идти быстро.

- Ого, - ответил он испуганно, - Бравлин, ты загнул!... Это же вся наша жизнь! Вкусная жратва, пепси, пивко, сочные телки... Да Бабурин тебя раздерет на клочья за твой иммортизм!

- Ага, - согласился я и продолжил железобетон-но: - А также фильмы, что не для души, а для... компьютерные игры, где играешь на стороне Зла, желтые детективчики на диване, травка... вообще курение, ибо Бог создал человека некурящим...

Майданов возразил быстро:

- Но он создал его и непьющим кофе!

- Но кофе убыстряет мой шаг, - возразил я, ибо уже успел продумать отношение к кофе и прочим подстегивателям. - С кофе я приду к Богу быстрее! С кофе моя кровь устремляется в угодный Богу мозг, а не в гениталии!... Андрей Палиевич, все достижения человека придется разделить на две кучки: полезные для следующего стаза и вредные, Да, полезных будет кучка, а вредных - гора, но бабочке должны быть по фигу ценности гусеницы!

Майданов в унынии огляделся. Да, раньше человек пахал всю неделю, только в выходной мог чуть отоспаться, но сейчас за человека пашет техника, а человек может оттягиваться, балдеть, кайфовать, дуреть, расслабляться - для этого он создал целую индустрию, а потом и всю цивилизацию повернул так, что служит только балдежу, оттяжке, расслаблению, а о всяких там космосах забыли. Это не компьютерные технологии, их надо развивать, чтобы еще больше оттягиваться, балдеть, играть, наслаждаться, дремлынить, виртуалить...

- Этих вредных привычек, - сказал он печально, - по вашей терминологии окажется очень много... Вы сами признали. А посмотрите на Алексея Викторовича, как он кровожадно облизывается! Это он уже предвкушает резню ни в чем не повинных дебилов, олигофренов, наркоманов, идиотов... вся их вина только в том, что родились!... Вдумайтесь, только, родились - и ничего ужасного не совершили!

За столом притихли, я развел руками:

- Знаете, вспомнился Агиросион... Это такой крайне необходимый демон... или ангел, как хотите. Да, в иудейской мифологии. Он убивает людей в возрасте до двадцати лет, которые в будущем должны сильно согрешить. Представляете, он еще у младенца или подростка видит признаки будущих преступлений! И лишает таких жизни, чтобы не успели серьезно навредить окружающим. Но в те давние времена не знали методов ранней диагностики, потому такие растянутые сроки. Однако я обращаю ваше внимание на то, что уже тогда, тысячи и тысячи лет назад, понимали необходимость чистки человеческого стада, изъятия из него наследственно-уродских элементов.

Лютовой полюбопытствовал:

- А почему только до двадцати лет?

- Считалось, что с двадцати человек обычно обзаводится семьей. Дескать, нехорошо лишать семью родителя, а зачастую и кормильца, даже если он урод или сумасшедший. Лучше, раз уж с ним самим прохлопали ушами, присмотреться к его детям и, в случае необходимости, утопить отбракованных, как слепых котят. Словом, я подвожу нравственную, если хотите, базу. Это не моя придумка, или кровожадность Лютового! Это записано в Библии, разжевано в Торе и Талмуде, повторено во многих работах хасидов. Эту проблему знали, понимали, по мере сил решали. Но тогда не стояла так остро, ибо болезни и тяжелая жизнь и без того чистили ряды человечества достаточно жестко. Иное дело теперь, когда наследственно-больные не просто выживают, а их жизнь всячески поддерживается всем обществом, законами, культурой, общественным мнением, сглупившей религией... А те с готовностью плодятся, плодятся, плодятся!

Майданов раскрыл рот... побыл так некоторое время и осторожно закрыл. Ссылка на Талмуд подействовала сильнее, чем мнения сотен авторитетнейших ученых, философов или политиков. Кстати, на Талмуд, вообще стоит ссылаться чаще. И вовсе не из-за засилья евреев, а потому что там никакой гребаной политкорректности. Там око за око, зуб за зуб, никаких переговоров с террористами - гадов к стенке, гомосеков и демократов живыми в огонь Содома и Гоморры...

Лютовой сказал задумчиво:

- Когда победим, надо будет создать Институт по исследованию проблем бессмертия. Понятно, что мы все к нему стремимся. Понятно, что добьемся во что бы то ни стало, даже если придется сжечь еще сто тысяч америк. Но только в самом ли деле все в бессмертии так хорошо?... Нет-нет, я обеими руками "за", только хочу знать, что подстерегает нас впереди.

Бабурин сказал с неудовольствием:

- Ты что-то гонишь, брателло... Что может подстерегать бессмертных?

- Ну, к примеру, - сказал Лютовой медленно, - бессмертные могут стать трусливыми. Одно дело знать, что все равно помрешь, можно позволить себе любое лихачество или отважный жест, сколько той жизни осталось, другое - потерять жизнь вечную, не увидеть расселение людей по Галактике... а для тебя не увидеть футбол через тысячу лет. Вообще-то, если честно, но это между нами, сперва надо было бы создать такой институт, все досконально изучить, а только потом... Но Бравлин прав, мы - люди!... Если будем выбирать между двумя вязанками сена, то возопием, как валаамова ослица. Ты прав, будем действовать. А там, на обломках старого мира, разберемся...

Шершень сказал внезапно:

- Кстати, иморт... должен стать более закрытым.

Майданов слушал всех внимательно, поворачивал голову то к одному, то к другому. Мне показалось, что он больше прислушивается к звукам, что доносились со стороны наших квартир.

- Это как? - спросил он любезно. - Как, более закрытым?

Шершень поставил чашку на стол и, грея ладони о ее теплые бока, заговорил медленно, подбирая слова:

- Ну, сейчас, к примеру, просто разгул интереса к личной жизни великих людей. Это обычное человеческое свойство, довольно низменное, подленькое. Оно существовало всегда. Его стыдились и прятали, но в наши дни разгула свобод оно победило и диктует свои законы. Если честно, так ли уж нужны, к примеру, литература личные письма Пушкина?... Благородно поступила... как ее, одна графиня, самый близкий друг поэта, что велела сжечь все письма Пушкина к ней. Он должен оставаться как великий поэт, а интимные подробности ничего не добавят к его славе... а лишь служат источником нездорового любопытства сплетников.

Майданов поморщился, кивнул.

- Вы слишком резко, но, конечно, правы. Только ваша правота какая-то неуютная.

- Человек состоит из двух половинок: собственно человека... или ангела, если хотите, и грязнейшего скота. Издавна принято было замечать только ангела, развивать в себе ангела, поощрять, а скота в себе душить. Но именно сейчас самые популярные передачи в обществе: "Герой без штанов", "Кто насрет больше" и тому подобные шоу. Понятно, что иммортисты... или сразу договоримся звать их имортами?... сами будут закрытыми и других... закроют.

Бабурин хохотнул:

- И закопают!

- И закопают, - согласился Шершень совершенно спокойно. - Шесть миллиардов - это, знаете ли, хорошая цифра.

- Чем же, позвольте узнать?

- Есть из кого выбрать, - пояснил Шершень еще спокойнее. - Из шести миллиардов можно выбрать прекрасное здоровое человечество! Просто прекраснейшее. Здоровое и физикой, и психикой. И моралью.

- А остальных? - спросил Майданов с тихим ужасом.

- Для остальных иммортизм то же самое, что для прошлых веков - чума, холера, сап и прочие санитары леса.

Майданов зябко передернул плечами.

- Господи! И вы, просвещенный человек, с этими двумя чудовищами?... Нет, даже тремя - милый Женя тоже с ними! Вы считаете, что чума - благо? Когда из каждых десяти человек в Европе вымирали девять?

- Лишь благодаря тем чумам мы еще живы, - сказал Шершень обыденно. - Если бы и тогда умели эмчэзсить всех больных и дебилов, у тех почему-то страсть плодиться, то сейчас бы человечество превратилось в гигантскую больницу. Даже, скорее всего, уже не гигантскую... А такую, где вымирали бы последние представители гомо, которого какой-то злой шутник назвал сапиенсом. Словом, для имортов не существует старых правил, законов, моралей, ритуалов. Все это - язычество!... Все предыдущие боги, ангелы, демоны и феи объявляются нечистой силой. Если что совпадет с иммортизмом - сохраним жизню. Нет - на виселицу!

Лютовой откровенно скалил зубы. Майданов тихо ужасался, его лапки хватались за сердце.

- Аксиома, - сказал Шершень, - что самые цивилизованные в мире страны, это те, где кипом кипят всякие споры о путях развития общества, о нравственности, о... Причем, кипят так, что власть время от времени захватывают то талибы, то ваххабиты, то аддашиды или еще какие-нибудь фундаменталисты. Для нас это смешно, мы в их сторону тычем пальцами и гогочем, вот, мол, идиоты, то статуи будд взрывают, то бороды отпускают в обязательном порядке! Даже не понимаем, что у них - жизнь, а у нас - застой. Попробуй выскажи это вслух - нас дорогой наш Андрей Палиевич закидает камнями. Прямо вот выломает бетонные блоки из стены и по головам, по головам! А то и потащит на публичный костер, где жгут теперь все, что не совпадает с его взглядами.

Майданов отшатывался, показывал всем видом, что он не станет никого тащить, но по лицу было видно, что не станет и препятствовать, когда более молодые Майдановы потащат.

- Потом, - продолжил Шершень, - когда сами начнут рассуждать, когда иммортизм придет и возьмет в руки власть, скажут: ну конечно, это само собой разумеется, мы тоже так считаем, а что, кто-то говорил не так? - но до этого времени Бравлину... да и всем нам переломают ребра не раз, опустят почки и выбьют оставшиеся зубы.

Бабурин скомандовал:

- А ну покаж зубы!... О, тебе еще бить и бить!... Мне в прошлом году на чемпионате так сразу три выбили!... Даже зуб мудрости ухитрились...

Шершень ахнул:

- Зуб мудрости? У тебя был зуб мудрости?

- Еще три осталось, - ответил Бабурин с угрозой. - Сунь палец, сразу почувствуешь... га-га-га!

Я сказал:

- А зачем спорить? Просто не спорьте!... Не спорьте с умирающими. У дряхлых всегда больше аргументов. Не спорьте. Вам достаточно прищуренного взгляда. Мы - лучше. Мы - на порядок выше. Они - прошлое, даже если среди них наши ровесники. Не все из них подлецы, хватает и просто дураков, но все равно не спорьте. Ни с подлецами, ни с дураками. Когда сталкиваются старое и новое, то у старого всегда больше аргументов, это понятно. Христиане победили старый мир вовсе не искусством в споре или обилием аргументов!

При упоминании христиан Шершень и Лютовой дружно поморщились, даже Бабурин взглянул с испугом, не скажу ли чего про Рим, но я сумел все-таки смолчать.

- Уже поздно, - сказал Лютовой, поднимаясь, - а завтра работы...

- Спокойной ночи всем, - сказал Шершень и тоже поднялся. - Завтра, надеюсь, еще почешем языки...

Я тоже встал, откланялся. Подходит время ежесуточного отчета. Человек отдает Богу отчет во сне, тогда его душа воссоединяется с Богом, отчитывается о сделанном за день. Наяву же ни один человек не сможет предстать перед Богом, ибо уничтожится перед величием его, превратится в пепел.

Подошли дни родов. До этого Майдановы, да и мы, соседи, недели две дискутировали на тему, какой клинике доверить такое важное дело, перерыли все справочники, обзвонили всех и вся. Негр, по рассказам всезнающего Бабурина, сам просмотрел досье лучших врачей и акушерок... но внезапно Марьяна уперлась, заявила, что будет рожать дома.

Майдановы пришли в ужас, но негр, к их удивлению, заявил, что сейчас именно так делают все зажиточные семьи. Бригаду врачей вызывают на дом. Это недешево, зато все в привычной домашности, никаких волнений. Врачи сразу же осматривают новорожденного и, если все в порядке, могут по желанию роженицы или родителей оставить для присмотра няню-акушерку, а если с ребенком трудности, тут же вместе с матерью перевозят в специально оборудованный центр.

Бабурин тут же сказал с лицемерным сочувствием:

- А мне юсовцев жалко! Им же за все приходится валютой платить.

На своем уютном балконе я свесился через перила, свежий воздух быстро выпаривает крохотные капельки пота на лбу. В черепе бурный поток мыслей тащит тяжелые глыбы, переворачивает, ударяется о другие глыбы, все это застревает, приходится сдвигать ломиком мысленного усилия, помогать укладывать в чеканные строки... А чеканности, мать твою, не получается, все какое-то обычное, нормальное, обыденное, а ведь эти строки должны острым жалом в самое сердце, попутно пронзая мозг, чтобы человек вскрикнул, схватился за сердце, спросил себя в страхе: что со мной? Почему живу как животное? Ведь мне дано так много! Почему не пользуюсь...

Внизу суетливые пешеходики спешат по своим муравьиным делам. То, что Юса официально стала именовать себя империей, стало новостью на три дня. То, что юсовские патрули теперь ездят по всей Москве - бурчали не больше недели. Правда, взрывать их стали больше, но и боевиков РНЕ гибнет немало. Пошла стенка на стенку: кто кого, кто пересилит, кто переможет. Любое потрясение занимает умы на пару дней, потом человечек снова ныряет в привычное: забалдеть, оттянуться, расслабиться, словить кайф, не думать...

Как их встряхнуть, напомнить про их высокое предназначение? Понизить ценность жизни отдельного человека? Нет, понижать ничего нельзя, даже слово такое надо выбросить... Речь может идти только о повышении... Например, повысить ценность общества, всего общественного! Человек должен чувствовать себя частицей общества, частицей огромного организма Бога. Вот во мне лично, в моем малом теле человека клетки не ждут указаний от мозга и, тем более, не уклоняются от приказов. Сами самоотверженно сражаются с вторгшейся занозой, навстречу чужим вирусам спешат белые кровяные тельца, вступают в схватку, гибнут сотнями, тысячами, но убивают врага, закрывают своими телами доступ в организм новым врагам... в то время как за их спинами спешно заделывают проломы в стенах, возводят новые укрепления в виде шрамов.

Но клетки, возразит любой, они ж неразумные, там простейшие инстинкты, а вот я - целый мир! Хоть и нарк, бомж, насильник, Чикатило, но все равно я - ценность. Вселенная!

Что ж, в христианском мире праведники шли в непонятный рай, довольно скучное место, в исламе - в цветущий сад, где на каждого героя по десять тысяч девственниц с его именем на лбу, это уже теплее, а в нашем раю, то бишь, не раю, а в нашем мире - достигшие бессмертия люди делают следующий шаг: возрождают предков, что приближали их день победы, и дают возможность жить дальше, работать, отдыхать, познавать, жить... вечно. Такой рай, пожалуй, даже привлекательнее исламского. Тем более, что он вполне осуществим. И будет осуществлен.

Но - этот земной рай, это будущее, только для тех, кто будет строить мир имортов.

С улицы к нашему дому свернул крупный автомобиль с красными крестами, проехал мимо подъезда, водитель высунулся, что-то спросил у пацана на велике. Мальчишка повернулся и указал пальцем, "Скорая помощь" сдала задом и остановилась перед подъездом. Сзади поднялась широкая дверь, изнутри неспешно спустились трое в белых халатах. Крупный мужик и две женщины. Из салона подали такие же белые чемоданчики с крупными красными крестами, все трое без суетливости втянулись в подъезд.

Неужели Марьяна, мелькнула мысль. Бог ты мой, а ведь в самом деле девять месяцев пролетело, как стая воробьев. Только крыльями пролопотали быстро-быстро, и вот уже новые девять месяцев идут... Что они породят?

Полдня еще из квартиры Майдановых волнами выкатывалась нервозная суматошность, хотя вроде бы к рождению ребенка приготовились заранее, а негр так вообще натаскал и кучу всего непонятного, без чего теперь, оказывается, вообще не рожают. Сам взял у своего звездно-полосатого руководства выходные и теперь сутки сидит у постели Марьянки.

Сегодня я вернулся поздно, у подъезда догнал Лютового. Он вызвал лифт, а когда я задержался у почтовых ящиков, деликатно придержал дверь, пока я вытаскивал кучу допотопной почты в диких по нашим временам бумажных конвертах.

В лифте он нажал кнопку нашего этажа, у меня руки заняты, сказал нерешительно:

- Знаете, Бравлин, одно мне в иммортизме не нравится...

- Что?

- Получается, - сказал он задумчиво, - что юсовцам удастся избежать... Ну, ваше учение как бы спасает их, уводит из-под удара. Мол, все мы хороши, не туда шли, не тем занимались... Ни фига! Вот посмотрите, заметка в газете: актер Бен Факс за роль в новом фильме получил гонорар в размере ста миллионов долларов... Нет, это не зависть, как может показаться с первого взгляда... Вы заметили, что многие возмущаются, но молчат, ибо им навязали оттуда же из Юсы взгляды, что деньги в чужом кармане считать неприлично?... Прилично, прилично! И все они считают, ибо они нормальные люди, а вот нам - неприлично, ибо мы люди интеллигентные, европейцы. Тем более, во всем мире интересуются: из каких источников получено? И как бы мне ни доказывали, но я, человек с высшим образованием математика и экономиста, никогда не поверю, что эти деньги получены действительно честным путем! Просто, пока другие страны строили коммунизмы, культуру, цивилизацию, искали пути к Богу - эти быстренько и ловко прихватывали их огороды, стада, пастбища, леса, снимали с этих строителей последние рубашки - зачем идущим к Богу материальные блага? - а потом оказалось, что дороги к Богу и коммунизму тернисты, за один день или столетие не пройти, а вот огородики за это время тю-тю, прибрал более приземленный и практичный сосед. Прибрал, да еще и новые законы морали втихаря втюхал. Мол, теперь он здесь пасется по праву. По его праву. И все эти права должны уважать, иначе они... фи!... не интелигентные страны.

Лифт остановился, двери распахнулись. Лютовой вежливо пропустил меня вперед. Я потащился по коридору, прижимая к груди груду писем.

- Да, - ответил я в некотором затруднении, - иммортизм юсовцев спасает... мог бы спасти. Но вы помните пример Рима! Их не спасло принятие христианства, ибо по своей развращенной природе тогдашние юсовцы постарались и христианство приспособить к своему куцему миропониманию. Пришлось явиться германцам с их более радикальным толкованием. Рим разгромили, все раскатали по камешку, а народ практически... ну, под нож. На Капитолийском холме, где сенат принимал новые законы, среди развалин пастухи пасли коз. А уже потом, на развалинах, выросло то христианство, что имеем сейчас.

- Гм, это утешает.

- Ветвь христианства?

Он скупо улыбнулся.

- Нет, что Юсу пустим по кож. Несмотря ни на что. Они все равно должны расплатиться за все хорошее. Вы же застрелили жену и дочь казнокрада? Всего лишь за то, что те жрали, пили, одевали наворованные серьги с бриллиантами? Хотя сами и не воровали? Вас не остановило, что ни в одном уголовном, гражданском или даже писаном моральном кодексе нет статьи, что жены и дети, живущие на ворованные миллионы, тоже... несут ответственность?

Всегда бледное лицо утеряло сдержанность, он дышал чаще, кулаки сжимались.

- Да, - ответил я осторожно, - но вы тогда приняли это... как чересчур.

- Принял, - сказал он с гримасой, - ибо я человек этого времени и этой культуры! Она у меня в костях, а выдираться из нее труднее, чем из топкого болота. Но я думал, думал... не улыбайтесь, у меня были бессонные ночи. Да, именно из-за ваших выстрелов в жену и дочь казнокрада. По всем законам они вроде бы невиновны... но почему мое внутреннее нравственное чутье, что дано Богом, говорит твердо: виновны! Почему я слышу небесный глас насчет плевел и сорной травы, что должна быть вырвана с корнем? Без жалости и юридических крючкотворств...

Я смолчал, только развел руками.

- Потому, - сказал он с нажимом, - и должна быть уничтожена вся Юса... потому что оттуда гребут миллиарды за счет нашей нищеты. Потому что обворовывают весь мир! И неважно, что это по их законам выглядит легально. Эти законы написаны всего лишь людьми. Ими же, юсовцами! А мы должны... просто обязаны придерживаться законов, данных нам Богом.

- Каким? - спросил я с интересом. Он развел руками:

- Дорогой Бравлин, не ловите меня. В главных вопросах все боги говорят одно и то же. Так что меня поддерживают Яхве, Род, Аллах, Христос, Один, Творец, Провидение, Верховный Конструктор, Системный Админ Вселенной, Богомать и Кухулин... есть такой бог? Все равно, с нами - истина, Юса будет разрушена.

Он улыбнулся и пошел к двери своей квартиры.

Сегодня я даже не включил комп, в голове все еще отголоски разговора с Лютовым, а прямо с кухни включил жвачник. Пока наполнялся желудок, я тупо, как русский интеллигент, переключал с канала на капал и морщил нос, что все не то.

Правда, на этот раз в самом деле все каналы забиты прямым репортажем со слета самых именитых лакеев планеты. Во всех ракурсах показывают процесс награждения этих самых лакеев, так называемое присуждение Нобелевской премии. Показывают, каких высот может достигнуть лакей в нашем обществе. Некогда один неглупый феодал, кстати - изобретатель и фабрикант динамита, построивший заводы по производству динамита, на крохи от процентов учредил премию. Теперь феодальная премия имени фабриканта динамита... того самого динамита, который ежегодно уносит жизни тысяч и тысяч людей, присуждается самым выдающимся лакеям. Для этого лакеи должны не только чем-то выделиться из толпы, но и покорно прибыть в указанное место, одеть указанную одежду, встать на указанное место и сказать указанные слова.

А феодалы этим послушным рабам бросят кость со своего стола. Само мясо, то есть основную прибыль от производства динамита, сожрут сами, а лакеям бросят именно кость, часть процентов от дохода по производству того динамита. Повторение слов "производство динамита" это не косноязычие или неряшливость стиля, просто все стараются умалчивать, из каких средств черпается фонд премии. Делают вид, что эти деньги как бы от Бога, а не из обрызганных кровью рук фабриканта самого смертоносного оружия, ведь даже атомное не убило столько людей, сколько успешная работа фабрик Нобеля.

К чести творцов надо сказать, что не все из них - лакеи. Первым отказался от Нобелевской премии Лев Толстой. Он никак не прокомментировал свой отказ, можно предположить только, что по своей прозорливости интуитивно ощутил ее нечистоплотность. Затем прогремел отказ Камю. Этот вежливо сослался на то, что более достоин Шолохов. На следующий год, не поняв тонкого французского юмора, нобелевку дали Шолохову, однако Камю все же брезгливо остался вне этой тусовки лакеев. Толстой, Камю - это уже не рядовые творцы, это Творцы с большой буквы.

Этот феодально-компьютерный мир все еще не понимает гнусности миропорядка, когда феодалы от щедрот... Нет, скажем, по-другому: доступнее, на пальцах, да и то большинство не поймет и возмутится: гнусен и неправеден мир, в котором те, кто должен стоять в самом низу, награждают и свысока одаривают творцов, а те покорно принимают эти условия.

Мы разнесем вдрызг этот старый феодальный мир. При иммортизме на верху лестницы встанут творцы. А лакеи, даже самые бойкие, все-таки внизу. И творцы от щедрот будут бросать туда, вниз, награды и нобелевские премии всяким там президентам, канцлерам, королям, верховным советам и олигархам. Ведь даже президенты самых могущественных держав - всего лишь лакеи, обслуживающий персонал, да и то нанятый на определенные сроки. Этого пока еще не понимают.

Вечером, когда я вышел на веранду, там уже сидел Бабурин и щелкал орехи. Хоть теперь у него и недостает зуба мудрости, но треск такой, словно лопаются бетонные перекрытия. Мы посидели минут пять, явился Шершень, сразу спросил:

- Ну как?

- Ждем-с, - ответил Бабурин.

- Первой звезды?

- Да хотя б чего...

Вскоре пришел Лютовой, спросил то же самое, а еще через пару минут явился бледный исхудавший Майданов. Анна Павловна двигалась следом с большим подносом в обеих руках. Мы разобрали чашки, Анна Павловна заботливо налила всем, сказала тихохонько:

- Сахар на столе, а вареньице я сейчас принесу...

И исчезла с несвойственной ее возрасту и солидности скоростью. Майданов лишь приподнял чашку с чаем, она заходила ходуном, коричневые капли плеснули через край. Он поспешно опустил, искательно и виновато заулыбался во все стороны.

- Курей крал, - заявил Бабурин авторитетно, - вот руки и трясутся. Ну как там Марьяна?

- Здорова, - ответил Майданов торопливо. - Да-да, все в порядке, здорова...

Мы с Лютовым и Шершнем шумно пили чай, хрустели сухариками, нарочито громко переговаривались между собой, Майданов косил в нашу сторону благодарным глазом, а Бабурин каркнул во все луженое горло болельщика:

- Но роды-то прошли?