Чтение 24–й страницы книги ~Куявия~

Он вздрагивал, гнал от себя эти непристойные видения, от которых слабеет тело, в руках появляется дрожь, сердце стучит чаще, а перед глазами вообще исчезает мир, вытесненный ее лицом, ее глазами, ее губами...

На второй день, не выдержав, пустил коня рядом с повозкой и попытался завязать беседу. Блестка смерила его убийственным взглядом. Иггельд сиял, как раз проезжали у подножия горы, где на вершине темнеет высокая каменная башня. Начал рассказывать, кто ее построил и какие чудеса в ней происходили, Блестка попросту задернула занавеску.

Озлившись, он пригрозил, что повезет рядом на коне связанную, а это вызовет насмешки со стороны вольничающих воинов. Она начала отвечать, но это оказалось еще хуже: высокомерия и надменности в ней хватило бы на весь дворец Тулея. Она поливала его презрением, а он чувствовал себя последним холопом, что нагло гарцует на ворованном коне.

* * *

Солнце медленно опускалось, сумрак сошел в долину, и словно разом повеяло холодом, лица стали мрачными и насупленными. В недосягаемой выси ярко сверкали вершины заснеженных гор. Солнце скрылось за краем земли, мир стал серым и бесцветным, но сияющие пики стали еще ярче, слепили глаза, словно накаленные в огне наконечники острых копий.

Ратша пересел в седло, но чаще всего, явно по просьбе Иггельда, объезжал повозку, всматривался, словно пленница тайком приделывала к ней крылья. Когда мимо промчался Иггельд, крикнул ему весело:

- Наши горы!

Иггельд откликнулся с превеликим облегчением, лицо сияло:

- Наши...

И хотя горы еще не совсем те, там дальше другие, еще выше, а потом еще и еще, пока среди самых высоких не откроется добравшемуся туда удивительная Долина, Долина Драконов, Долина Грез и Мечтаний.

- Наши горы, - повторил он. Тяжелая каменная гора с треском лопнула, свалилась с плеч. Он ощутил, что может распрямить сведенную судорогой спину, вздохнуть, а на сердце сразу как будто запели молоденькие веселые птички. - В самом деле... горы - наши!

- И артане туда не пройдут, - подтвердил Ратша твердо.

Не сговариваясь, все прибавили шаг, даже кони пошли без понукания быстрее, им передалось нетерпение всадников.

На третий день пути воины оживились, указывали руками вперед и вверх. Блестка повернулась, ничего не увидела, кроме гор, но когда подняла голову, сердце остановилось от страха и невольного восторга. На неприступной горе горела красным огнем высокая крепость, даже не крепость, а целый город, обнесенный высокой стеной. Кровавый закат окрасил небо в пурпур, небесный огонь озарил его сверху, он выглядел вырезанным из цельного рубина.

По мере того, как обоз приближался, на всех башнях подняли стяги, а с навеса над воротами звонко и красиво пропела серебряная труба.

Блестка смотрела непонимающе: гора абсолютно неприступная, высокая, а крепость занимает всю верхушку. Как они сами добираются к себе?..

Телеги тянулись медленно, дорога изогнулась, крепость медленно поворачивалась, Блестка вздрогнула, когда из-за поворота начал выдвигаться самый удивительный мост, какой она только видела. Он переброшен через ужасающую пропасть и соединял крепость и массивное плато, по которому они двигались. У нее пробежали мурашки по спине, трудно вообразить, как это все создано, как они вообще здесь живут, люди могут жить только в степи, ровной как стол...

Когда телега наконец въехала на длинный узкий мост, Блестка застыла, страшась шелохнуться. В ширину мост пропустит одну телегу или двух всадников стремя в стремя, каменные бортики поднимаются не выше тележной оси. Стоит лошади испугаться или понести, она рухнет в пропасть и потащит за собой телегу...

Иггельд ехал впереди совершенно спокойно, посматривая по сторонам. В какой-то момент привстал в стременах и помахал кому-то рукой. Очень долго и осторожно проводили через удивительный мост весь обоз, а когда страхи остались позади, Иггельд вернулся к повозке, поехал рядом. Лицо его дышало довольством и весельем.

- Ну как тебе? - спросил он.

Она не уловила в его голосе самодовольства или заносчивости, ответила искренне, как если бы на минутку забыла, что он враг:

- Красиво. Как будто строили для женщин.

- Почему для женщин? - удивился он.

- Слишком красиво, - отрезала она. - А красивое - недолговечно. Придут артане, разнесут все по камешку. Это и есть твоя крепость?

Он ответил спокойно:

- У меня нет крепости.

Она опешила.

- Как так?

- А очень просто. Мы - мирный народ. Живем еще выше в горах, куда другие не поднимаются. Правда, недавно мы перегородили стеной единственный проход... и ворота, ха-ха, поставили! Ты все увидишь. А пока остановимся здесь, это и есть знаменитый Город Драконов.

Она спросила, не утерпев:

- Знаменитый? Я больше слышала о твоей Долине.

Он вяло отмахнулся.

- Наверное, нас считают одним и тем же. До моей Долины совсем близко, рукой подать. Даже пешком, не обязательно на драконе. Здесь переночуем, а завтра ночевать будем уже дома.

Она помрачнела, он не сразу понял, в чем дело, прикусил язык. С каждым шагом они все дальше уходят от ее дома.

- Да, - произнесла она наконец с горькой насмешкой, - ты хорошо устроился!

- В чем?

- К твоему гнезду дорога идет только через эту крепость?

Он понял, нахмурился, ответил с большой неохотой:

- Я ни от кого не прятался. Так получилось, что... поселился так высоко. Просто выше моей Долины уже нет места. Да и то было негодным, пока... словом, сейчас там жить можно. Я ни от кого не прячусь, ты поняла?

Он запнулся, она увидела по мгновенной заминке, что не прячется теперь, а раньше вынужден был прятаться, и внезапное сочувствие наполнило грудь. Похоже, это как-то отразилось в глазах или на лице, она не знала, но Иггельд посмотрел как-то странно, брови полезли на лоб, зрачки расширились.

Она запуталась в незримый плащ достоинства, взгляд стал равнодушным, холодноватым, надменным, Иггельд сразу поник, плечи опустились, лицо стало не то чтобы виноватым, но все же растеряло мужественность, стало почти детским и обиженным.

Глава 7

И все-таки Город Драконов ее удивил: нет обычной и ненужной куявской роскоши, что унижает женщин и делает слабыми мужчин, зато многое годится для умелой и долгой обороны. Эта крепость, признала она, может удерживать целую армию. Кто бы ее ни делал, он создал неприступную твердыню. Даже внутри все служит для обороны, все лестницы расположены так, что с мечами не ворваться, в то время как обороняющиеся могут легко колоть копьями, поражать стрелами.

Даже то, что во многих помещениях сыро и грязно, в углах и с потолочных балок свисают, как серые пыльные полотнища, слои паутины, ничуть не смутило ее, таким и должно быть жилище воина. Иггельд украдкой присматривался к ней, замечал, как она взглядом замеряет толщину стен, подсчитывает, кто где из часовых поблизости, сколько их, восхитился ее неукротимой энергией и силой воли.

- Это наш дом, - сказал он, торопливо объяснил: - Его называют моим, но на самом деле это наши долинчане купили его, чтобы здесь останавливаться на ночь, хранить товары.

Навстречу вышел невысокий толстенький мужчина в теплой одежде, низко поклонился. К Блестке направился молодой парень, явно намереваясь помочь спуститься на землю. Блестка выскочила легко и красиво, он отшатнулся, когда она бросила в лицо поводья. Иггельд спрятал улыбку. Артанка хоть и пленница, но ухитряется держаться с грацией и достоинством принцессы.

Блестка искоса наблюдала, как толстячок снова поклонился Иггельду, уже чуть-чуть, спросил густым недружелюбным голосом:

- Какие будут указания?

- Воинов, - отмахнулся Иггельд, - размести как обычно. А гостья у меня только одна...

Управляющий посмотрел на Блестку без выражения. Мудро, успел подумать Иггельд, он сам еще не успел ничем выказать, кого привез: знатную особу или простую девку на одну ночь.

- Благородной гостье, - сказал он громко, чтобы слышали и другие слуги, - отвести комнату в центральной башне. Пока мы перекусим с дороги, в ее комнате все подготовить, помыть, почистить...

Блестка поморщилась.

- Я предпочла бы сперва помыться. Я понимаю, что куявы никогда не моются...

Иггельд стиснул челюсти. Если он и намеревался скрыть хотя бы вначале, что она здесь пленница, то гордая артанка сама сразу заявила, что она - артанка. А это значит, что пленница. И слугам станет яснее, почему именно в центральной башне. Всего лишь потому, что оттуда бежать невозможно.

В отведенную ей комнату принесли бадью, наполнили теплой водой. Блестка вымылась быстро, вытерлась и едва успела одеться, как хлопнула дверь, он вошел высокий, остроглазый, с непонятной улыбкой на лице и ворохом теплой одежды Она посмотрела искоса и отвернулась к окну.

- Понравилось? - спросил он. И, не дожидаясь ответа, добавил: - Обойдемся без ночевки. Я помог им добраться за трое суток, иначе ползли бы неделю, а за это время артане... Дальше доберемся на Черныше.

Она спросила недоверчиво:

- Ты же сказал, что до твоей Долины совсем близко .

- Да, - ответил он, - но когда можно на Черныше... Суп не успеет остыть, как мы будем дома. Ты оденься потеплее. У нас холодно.

По ее лицу промелькнула тень, он заметил, нахмурился, это для него дом, а для нее уютным домом послужит разве что грязная юрта, перед которой на копье должна торчать его голова, чтобы юрта сразу превратилась во дворец.

На улице ждал Ратша с двумя конями, в сторонке горячил резвую кобылку подросток, учил ходить ее на задних ногах, но, когда Иггельд вывел Блестку, сразу посерьезнел, уставился на нее круглыми любопытными глазами.

Ратша придержал коня, пока Иггельд садился. Блестка не успела вспикнуть, как сильные руки подхватили ее, она оказалась впереди Иггельда, прижатая к его груди. Ратша вскочил в седло, Иггельд гикнул, они выехали рысью, все это время Блестка не двигалась, еще не зная, как поступить правильно. Так и выехали за городскую черту, Ратша захохотал, вскинул голову.

Черныш парил над их головами так низко, что можно рассмотреть все чешуйки на брюхе. Иггельд помахал рукой, торопливо соскочил на землю. Черныш стремительно пошел вниз, Иггельд передал повод коня Ратше и побежал навстречу. Блестке показалось, что дракон обрушился на человека всей тяжестью, вмял в землю, расплющил, а теперь пожирает, слышен даже хруст костей...

Ратша хохотал, удерживал испуганных коней. Черныш, как рассмотрела наконец Блестка, ухватил Иггельда передними лапами, облизывал, визжал в восторге тонким поросячьим голосом, а Иггельд, в свою очередь, обнимал его громадную голову, чесал, даже целовал в морду и ликующе вытаращенные глаза.

- Во как, - сказал Ратша с грустью. - Может, и мне завести... хоть какую-то собачонку?

- Зачем?

- Да вот чтоб... - пояснил Ратша. - Возвращаюсь, а дома хоть кто-нибудь ждет, смотрит блестящими глазами, бросается навстречу! Радуется, значит, поняла?. Как думаешь, что лучше завести: собаку или женщину?

Блестка надменно отвернулась, буркнула:

- Свинью.

- Гм, - сказал Ратша в раздумье, - есть у меня знакомая... у нее все свойства собаки, за исключением верности. Потому и не решусь никак...

- А где все те мешки и сундуки, - спросила Блестка, - что навешали на бедную жабу?

Ратша ухмыльнулся.

- Вот кого-то удивило бы, посыпься с неба золотые монеты!.. Про щедрость богов начал бы рассказывать, а ему бы плевали в глаза... Нет, Черныш слетал в Долину, там все сняли, а он вернулся. Очень уж он к Иггельду неравнодушный... Как думаешь, почему?

Она холодно отвернулась. Пока отдавали сопровождающему коней, Черныш, нацеловавшись, начал носиться галопом взад-вперед: то ли ловил зайца, то ли гонялся за собственным хвостом. Земля гудела, кони дрожали, пятились, пытались вырвать узду из рук парнишки. Ратша соскочил на землю, принял Блестку, она сделала вид, что не замечает его рук. Ратша передал поводья подростку, тот свистнул и торопливо унесся.

Ратша последил за Чернышом, крикнул Иггельду насмешливо:

- Что это он делает? Иггельд, останови. На глазах артанки... Он же лицо теряет! Как можно такому чудищу скакать будто щенку?

- А он и есть щенок, - ответил Иггельд. - Будто не знаешь, первые пятьдесят лет... Черныш, ко мне! Ко мне, свиненок!.. Быстрее, а то рассержусь.

Черныш примчался, свалил его и снова с довольным хрюканьем и могучим визгом, от которого вздрагивала земля, а подземные звери начинали рыть норы глубже, вылизывал лицо самому прекрасному человеку на свете, своему родителю, лицо, руки, плечи, грудь. Иггельд кое-как отпихнулся, поднялся, лицо стало строже.

Ратша перестал хохотать, схватил Блестку и потащил, как муравей гусеницу, на спину дракона. Черныш лежал смирно, только бока часто раздувались да на спине поскрипывали щитки. Иггельд сел, как обычно, впереди, оглянулся.

- Держитесь?

- Крепко, - заверил Ратша. - Артанку, правда, держу двумя пальцами...

Блестка видела, как Иггельд нахмурился, раскрыл было рот, перехватил ее взгляд, отвернулся, но она успела увидеть тревогу в его глазах и раздражение от таких шуточек боевого товарища. Ее сильно бросило назад, в спину врезался шип гребня, а в бока - ремни. Земля опустилась, а вместо нее появилось синее небо. По бокам и чуть сзади слышались мощные удары, словно широкими веслами по воде, их толчками поднимало все выше и выше.

Наконец мир выровнялся, дракон перестал карабкаться к небосводу, как пущенная из лука стрела, теперь он напоминал большой корабль, что мирно покачивается на волнах, Блестка чувствовала, что он все еще продолжает подниматься, только теперь вот так, словно всплывающая со дна озера деревяшка. Чувство страха сменилось восторгом, а потом снова в сердце возник страх такой странный, что уже и не страх, просто не могла подобрать названия. За спиной остались зеленые равнины, мохнатые ковры лесов, голубые глаза озер и синие вены рек, внизу пошли серые безжизненные нагромождения камней, скал, глыб - сперва еще с коричневыми пятнами мха, потом голые, мертвые.

Ветер все так же бил в лицо и ревел в ушах, Блестка ежилась, сжималась в ком. Там внизу, под драконом, мир страшен, в нем нет жизни. Не только людей, среди этих ледяных шапок жизни нет вообще. И быть не может. В Артании с наступлением зимы все муравьи и жуки уходят под землю, зарываются и спят до весны, а потом выползают и бешено заполняют мир жужжанием, писком, стрекотом, носятся и мелькают перед глазами, а здесь им некуда зарыться, везде камень, а зимой еще и снег со льдом, даже деревьям негде уцепиться, неоткуда тянуть соки...

Дракон взмахивал крыльями все реже. Ей показалось, что он заблудился, рыскает в полете, выбирая место для посадки. Ветер дул еще и сбоку, сносил в сторону, дракон сердился, вскрикивал резким металлическим голосом, как кричала бы, имей голос, огромная стенобитная машина.

Впереди фигура Иггельда качнулась, он постучал правой ногой, с силой топнул, дракон сделал полукруг. Блестка смутно ощутила, как ее ноги отрываются от костяного панциря. Нет, не оторвались, удержали примерзшие штаны. Еще два резких рывка вниз, словно дракон попадал в незримые воздушные ямы, тут же слева пронеслась острая, как лезвие топора, вершина горы. На миг там же слева распахнулся прежний простор, затем снова сверкающая льдом вершина, эта намного выше, а потом замелькали стены, все быстрее и быстрее, уже справа и слева, начали сдвигаться, дракон почти царапал их крыльями.

Желудок поднялся по пищеводу и стремился протиснуться в рот. Блестка сжала челюсти, молилась всем богам, чтобы кончилось как можно быстрее. Мелькающие стены слились в сплошную серую полосу. Ее сильно тряхнуло, подбросило еще дважды, сверху и со всех сторон обрушился снежный вихрь, что прекратился так же резко, как и начался.

Дракон лежал, можно сказать, на узком длинном шпиле. Голова свесилась с одной стороны крохотной площадки, а хвост - с другой. Внизу слева виднелись остроконечные вершины, промерзшие насквозь, справа в двух десятках шагов торчит острый, как наконечник копья, горный пик. Такие же остроконечные горы уходили вдаль, похожие на гребень гигантского дракона, что заснул на тысячу лет, а между иглами гребня намело снега. Снежная буря, поднятая крыльями Черныша, затихла, снег падал быстро, не снег, а мелкие кристаллики льда.

Иггельд поднялся и, стоя на драконе, осматривался. За спиной Блестки раздался потрясенный голос Ратши:

- Ну ты и... Ты чего?

- Надо осмотреться, - сказал Иггельд серьезно. - И как можно скорее. Боюсь, артане могут прийти даже сюда.

- Рехнулся?

- Если бы, - ответил Иггельд горько.

Ратша расхохотался, кивнул на Блестку.

- Не из-за нее же? Хотя ради такой можно...

Иггельд оглянулся на застывшую в ужасе Блестку, покачал головой.

- Нет, у них что-то связано с драконами. Какая-то застарелая ненависть. Ты же знаешь, они уверены, что их призвание - очистить мир от драконов. Так им твердят их волхвы. Боюсь, эту дурь из их голов ничем не выбить.

Блестка наконец решилась оглядеться, от ужаса закрыла глаза, сердце едва не выскочило. Сквозь шум крови в ушах слышала их будничные голоса, оба прикидывают, где разместить деревянный навес с камнями над узкой тропой, где выставить лучников, где поставить фальшивый мост..

Она заставила себя открыть глаза. Все горы ниже, намного ниже лежащего на краю пропасти дракона, а справа, рукой подать, - игрушечный город в зеленой долине, тоже окруженной стеной отвесных гор. К этой долине ведет извилистая тропка, почти везде по самому краю пропасти, с другой стороны - стена.

Блестка чувствовала, как из пропасти поднимается смертельный холод, ползет по ее ноге, холодит кожу, замораживает сердце. Едва двигая губами, она поинтересовалась, стараясь держать голос равнодушным:

- Это и есть твоя Долина?

Иггельд смолчал, Ратша уверенно ответил:

- Его, его! Так и называют - Долина Иггельда!

Иггельд сказал сухо:

- Ладно, все решили. Пора домой. Черныш, лежи спокойно!

Они взобрались, один сел спереди, второй сзади, Блестка слышала шумное сопение Ратши за спиной. Иггельд оглянулся, проверяя, тут же Черныш попросту прыгнул в бездну. Блестка задохнулась от ужаса, сердце поднялось к горлу и застряло там, перекрыв даже дыхание. Бесконечно долго падали, она чувствовала леденящий ужас во всем теле, затем внутренности медленно опустились, ощутила толчки, Черныш наконец-то изволил взмахнуть крыльями.

Их вознесло в поднебесье, без всякой нужды, как показалось Блестке, и тут же дракон начал снижаться. Иггельд свесился в сторону, что-то внимательно рассматривал. Блестка опасливо всмотрелась; среди высоких абсолютно мертвых нагромождений промерзлого камня появилась и начала разрастаться утопленная в этот жуткий мир гигантская чаша. Высокие стены почти правильным кольцом окружили Долину, а по мере того, как дракон подлетал ближе и снижался, можно рассмотреть множество крохотных домиков. Поднимались дымки, Долина жила среди этого враждебного человеку мира...

- Это твоя, - произнесла она и обнаружила, что голос стал хриплым, почти каркающим, - твоя Долина?

Ратша за спиной хмыкнул:

- Да все не может налюбоваться. То с одного боку посмотрит, то с другого...

Иггельд бросил сердито:

- Ты знаешь, почему я так!

- Да ладно тебе, я шучу. Укрепим, не беспокойся. Ни одной тропки сюда нет, сам знаешь.

Блестка в начале чаши рассмотрела не каменную стену самой горы, а тонкую и свеженькую, словно только что выструганная доска, стену из явно сложенных человеком камней. Высотой почти достигала соседних гор. Черныш прошел выше, Блестка оглянулась и только теперь рассмотрела еще и толстые ворота.

- Надеешься, - крикнула она, - что таран не пробьет?

- Дура, - ответил он сухо, - эта стена от ветра. Потому и ворота закрыты.

Она обиделась, хоть и не поняла, при чем тут ветер, тем более - запертые на засов ворота, но Черныш все больше снижался, вертел головой, высматривая знакомых, что ли, крылья поставил парусами. Блестка ощутила, что спина под нею задирается, но опрокинуться не дали ремни. Дракон несся прямо в Долину с домиками, он всего лишь растопырил крылья и спускался ровно и плавно, как гусь, что садится на гладь родного озера.

Внизу промелькнула короткая каменная стена, преграждающая горловину узкого ущелья, в следующее мгновение огромный растопыреннокрылый зверь пронесся над крышами. Снизу весело кричали и махали руками, шапками, а он победно скользил, как по незримому льду. Крыши кончились, Блестка ощутила по напряжению спины под ногами, что дракон выставляет вперед лапы и напрягает их, готовясь принять вес большого крупного тела.

Толчок, два коротких прыжка, дракон с облегчением лег на брюхо, даже голову опустил, из распахнутой пасти дыхание вырывается шумно, часто и со свистящими хрипами. Иггельд тут же сбросил ремни, повернулся, одним движением отцепил ее от сплетения ремней и веревок.

- Мы на месте, - сообщил он. - Слезай, пусть Черныш побегает.

Он соскочил на землю и уже снизу вытянул к ней навстречу руки. Блестка попыталась соскользнуть так же легко, как и он, но позорно поехала на спине, растопырив ноги и руки. Иггельд поймал ее в объятия, не дав упасть, на мгновение задержал, их взгляды встретились. Блестке захотелось, чтобы он держал ее так долго, чтобы прижал к своей груди... но, конечно же, она нахмурилась, отстранилась с брезгливостью на лице, словно побывала в лапах гигантской жабы.

Дракон тут же поднялся, лизнул Иггельда и резво побежал к скалам, где темнели норы пещер, но по дороге словно невзначай пихнул хозяина, тот от неожиданности упал, дракон тут же развернулся и бросился облизывать, не то из горячего сочувствия, мол, лечу, не то делая вид, что тот сам пригласил его играть.

Ратша хохотнул, Блестка невольно улыбнулась, из этих двух - Черныша и Иггельда, у дракона чувства юмора больше, всегда готов к проказам, а Иггельд слишком серьезен, даже чересчур...

Он подошел, все еще рассерженный, отмахнулся:

- У него там нора.

Ратша добавил с усмешкой:

- Там их целая колония, как у ласточек!.. Это птички такие.

- Он так и будет бегать в этих ремнях? - спросила Блестка язвительно.

Ратша хохотнул:

- Молодец, заметила! Там у пещер всегда есть дежурный, снимет.

От каменных домов в их сторону бежали ребятишки, кричали, визжали, подпрыгивали. На окраине собрался народ, другие только выходили из домов, степенно приветствовали Иггельда, здоровались с Ратшей, с любопытством смотрели на Блестку. Она на ходу растирала кисти рук, там следы от веревок, на толпу посматривала высокомерно, здесь не просто куявы, а куявы сумасшедшие, что оставили равнины и поднялись в эти жуткие горы, они не заслуживают даже благосклонного взгляда.

Так, окруженные толпой, вошли в этот удивительный город, весь из тяжелых каменных глыб, некоторые дома только наполовину выступают из отвесной горы, а у других только намечен фасад, сами комнаты явно там, внутри. Дошли до огромного каменного дома, совсем новенького, выстроенного старательно, с азартом, но все же наспех, Блестка это поняла сразу. Дом не то чтобы особняком, но перед ним небольшая площадь, ко входу ведут широкие гранитные ступени, а по обе стороны от дверей две глыбы из темного камня, одну уже почти оформили в виде дракона со вскинутой головой, другую обтесывать только начали и, похоже, бросили на полдороге.

На ступеньках Иггельда ожидали пятеро: четверо мужчин и толстая немолодая женщина. Все бросились навстречу, обнимали его, поздравляли с возвращением, а Ратша, улучив мгновение, шепнул Блестке:

- У вас так слуги не встречают господина?

Блестка остолбенела. Что за мир, в котором слуги так себя ведут с хозяином? А говорят, в Куявии слуги вообще ползают на брюхе...

Толстая женщина, матерински ощупывая Иггельда, обернулась к Блестке. Ее широкое лицо дрогнуло в улыбке, она поинтересовалась:

- А это что за красавица наконец возле тебя?

Иггельд поморщился.

- Странные у тебя, Пребрана, представления о красоте... В любом случае не поворачивайся к ней спиной, пусть у нее в руках не будет даже иголки.

Женщина перевела взгляд с Блестки на него. Лицо стало озадаченным.

- Не понимаю...

- Потом поймешь, - ответил Иггельд нетерпеливо. - Все в дом! Хочу помыться, а вы пока приготовьте что-нибудь на стол. Я устал драться с Чернышом за кусок мяса.

Ратша распрощался, его уже утаскивали за руки женщины, дети, кланялись издали почтенные старцы, явно пользовался любовью и уважением, а Иггельд и Блестка вошли в дом. Блестка быстро, стараясь делать это незаметно, озиралась по сторонам.

Огромный зал, у левой стены очаг, и у правой еще один, оба огромные, можно целиком дубы жечь, к одному бросились двое и принялись спешно высекать огонь, подкладывать сухую бересту. Широкая гранитная лестница ведет на второй этаж, оттуда по ступеням ниспадает почти во всю ширь лестницы ковер цвета запекшейся крови, толстый, нелепый, горожане просто не знают, как выразить свою любовь к этому... основателю.

Иггельд остановился, сказал:

- Завид, Сбыслав! Отведите мою гостью в угловую комнату слева. Да-да, именно в угловую слева!.. Пребрана, принеси ей что-нибудь одеться, у нас здесь холоднее, чем у них... в степях.