Чтение 4–й страницы книги ~Куявия~

- Куда! - заорал Иггельд. - Там волки!

Это было нелепо кричать такое, но кабан то ли ошалел от неожиданного крика, то ли еще чего, но пробежал мимо норы, там наконец сообразил, что сделал глупость, затормозил, круто развернулся и снова ринулся к норе. Он едва успел сунуть в нее голову, как предсмертная судорога скрутила ноги, задергался и застыл, задние ноги вытянулись в струнку.

Иггельд, плача от счастья, выбежал, ухватил тяжелое тело, выволок, из темноты вроде бы сверкнули злые желтые глаза, но он ничего не хотел знать и бояться, присел и кое-как взвалил тушу на плечо. Ветер снова пытался свалить с ног, но теперь Иггельд уже шел, прижимаясь к стене, цепляясь за камни, считал шаги, чувствуя, как дрожат от изнеможения ноги, а когда показались родные камни у входа, взмолился, чтобы хватило сил дотащиться и доволочь тяжелую добычу.

Да, он тогда добрался, донес, отодвинул камень, втащил, закрыл за собой и, без отдыха, доволок кабана до костра. Черныш прыгал, сбивал с ног, вылизывал, рассказывал, виляя хвостиком, какой он хороший, никуда не бегал, ждал, даже в огонь не лез, ничего не трогал.

Огонь все еще горел, Иггельд, стуча зубами, подбросил поленьев и принялся разделывать кабана. Обессиленный, он помнил, что сумел поджарить большой ломоть, съел, тут же усталость заполонила все тело, он заснул прямо у костра.

Проснулся от того, что рядом сопело и чавкало. Еще не придя в себя, ощутил, что произошло страшное, поспешно поднял веки. Черныш, уже с отвисшим брюхом, доедал кабана. Почти доедал: половина обглодана, выедены все внутренности, и, самое страшное, из-за чего Иггельд застонал и заплакал, - в первую очередь сожрано все сало, его Иггельд старательно срезал и сложил отдельно.

- Плюнь! - закричал Иггельд страшным голосом, но сам же устыдился собственной глупости. - Что ты наделал!.. Как же я без тебя?

Черныш смотрел чистыми честными глазами. Увидев, что родитель проснулся, взвизгнул и, прыгнув к нему, лизнул в нос.

- Как же я без тебя? - повторил он уже безнадежно. - Черныш, у меня ж никого, кроме тебя, нет на всем свете...

Он обхватил большую лобастую голову, язык на мгновение замер, ощутил соленые слезы, но тут же заработал чаще, с неистовым рвением, стараясь вылизать своего родителя, утешить, вылечить.

- А кто вылечит тебя? - прошептал Иггельд.

Он не выпускал его из объятий, плакал, а Черныш сопел и сочувствующе вздыхал. Так, обнявшись и обессилев, оба заснули. И спали долго, Черныш - потому что любил поспать, а Иггельд не успел отдохнуть и согреться, да и потому, как он потом думал, что страшился проснуться рядом с мертвым дракончиком.

Спали они не меньше суток, если не двое. Проснулся голодный, во всем теле ни капли усталости, а только жажда двигаться, прыгать, ворочать камни. Осторожно разлепил глаза, и Черныш, что спал мордой к нему, тут же приоткрыл один глаз, убедился, что папа уже проснулся, распахнул оба глаза и приглашающе подпрыгнул на всех четырех: давай играть! Кто от кого удирает, а кто гонит и валит на спину?

Иггельд, не веря глазам, всматривался в его морду. Похоже, за время сна даже подросла, раздалась в стороны. Нос холодный, глаза ясные, губы не лопаются, а сам дракончик переполнен энергией.

- Ну ты и салоед, - прошептал он счастливо. - Как же ты выжил?.. Расскажу Апонице...

Черныш понял по голосу, что можно целоваться, ликующе бросился на грудь любимому папочке, повалил, облизал, Иггельд тоже обнимал, целовал, щупал, чесал, хватал на руки и бегом носил по пещере, приводя Черныша в дикий восторг.

По ту сторону входа свирепо завывал на разные голоса ветер. Утомившись с Чернышом, Иггельд посерьезнел, прислушался, и настроение сразу упало. Если в Городе Драконов такая вьюга случается один-два раза за всю зиму, все запираются в теплых домах и отсиживаются, то здесь это даже не вьюга, а обычная зима. А уже завтра-послезавтра надо снова на охоту. И кто знает, повезет ли на этот раз...

* * *

Свиней становилось все меньше, по крайней мере, добывать все труднее. Возможно, в норах они не размножались, а когда лютый мороз и ветер, то не до того, чтобы пропускать молодую свинку и поджидать, когда выйдет матерый кабан.

К концу зимы пришлось резко уменьшить рацион. Черныш отыскал в дальнем углу старые кости и грыз их целыми ночами. У него менялись зубы, мучительно чесались, он готов грызть даже камни, но кости можно еще и глотать, те усваивались, Иггельд видел, как прямо на глазах кости самого Черныша становятся толще.

Пришла весна, в рощу из нор выплеснуло множество мелких полосатых поросят. Всем хватит пропитания, подумал Иггельд, он чувствовал, как исхудали, кожа да кости, быстрее растите, размножайтесь, а то взрослых почти не осталось...

Черныш придумал сам себе забаву: в ручье водилась рыба, стремительная и сильная, неизвестно чего она поднималась из долин против бурного течения, Иггельд сам видел, как даже прыгает через пороги и небольшие водопады, но поднимается упорно, а здесь Черныш с утра до вечера сидел на исхудавшей заднице и то ловил лапами, то пытался хватать зубастой пастью. Когда удавалось поймать, он с торжеством приволакивал к Иггельду, складывал к ногам, садился на задницу и смотрел в лицо папы радостными блестящими глазами.

- Спасибо, молодец, умница, - говорил растроганный Иггельд. - Давай я тебя почешу...

Черныш томно закрывал глаза и вытягивал шею. Иггельд чесал, гладил, ласкал, потом обязательно делил рыбу, отщипывая себе кусочек, чтобы приучить дракона всегда приносить хозяину, а для Черныша он не хозяин, тот искренне и честно считает его любимым папочкой, да и он сам для него вовсе не дракон, не зверь, не чудовище...

Теперь Иггельд приносил с охоты молодого кабанчика, Черныш - рыбу, и к тому времени, как дороги очистились от залежей снега и приехал навестить Апоница, оба почти нагуляли прежнее мясо.

Апоница крепко обнял, отстранил, сказал дрогнувшим голосом:

- Если честно, я не ожидал...

- Чего?

Апоница сглотнул ком в горле.

- Ты хоть понимаешь, что ты сделал?

- Я спас Черныша, - ответил Иггельд.

Апоница отмахнулся.

- Что твой дракончик!.. Ты - выжил! Я не знаю, кто из взрослых мужчин сумел бы пережить здесь зиму в одиночку?

- Я не один, - ответил Иггельд гордо.

- Ах да, конечно...

Со стороны ручья донесся рев, визг, потом оттуда выметнулся Черныш, отряхнулся всем телом, брызги разлетелись, как мелкие осколки льда, а он понесся к ним во весь опор, резко затормозил перед Иггельдом, кося огненным глазом на Апоницу, раскрыл пасть, огромная рыбина упала к ногам Иггельда.

- Молодец, - похвалил Иггельд. Он потрепал Черныша за голову, пару раз скребнул за ухом, сказал: - Иди лови дальше!

Осчастливленный Черныш унесся к ручью, смешно подкидывая зад и помахивая хвостом. Апоница проследил за ним взглядом, в глазах изумление.

- Ты что, научил его ловить рыбу?

- Я? - удивился Иггельд. - Он сам меня научит!

Апоница все еще смотрел вслед дракону. Тот спустился в ручей, видно только горбик спины, там часто слышались шлепающие удары по воде, довольный, а иногда раздраженный рев, щенячьи взвизги, высоко взлетали брызги.

- Пока еще холодно, - сказал Апоница с сомнением. - Да и вода здесь... ледяная. Они легко простуживаются.

Иггельд кивнул.

- Да знаю. Но... мы в самом деле такое пережили! И еще... мы не выжили бы, если бы не ели зимой свинину. Черныш тоже ел. И сейчас, теперь уже ничего не могу поделать, ест сало так, что за ушами трещит.

Апоница покачал головой.

- Сожжешь ему печень. Хотя... если он не в котловане, а вот так носится; то у него и сало в желудке сгорит без вреда.

Иггельд с облегчением вздохнул.

- Спасибо. Я так тревожился.

- Да ладно, - ответил Апоница, взгляд его был пристальным. - Я же вижу, что ты сам во всем разобрался. А сейчас, скажу честно, твой дракошка прошел бы любые испытания. Он выглядит здоровым, крепким. И мышцы нарастил, как... не знаю просто, у кого!

- Боролись за жизнь, - просто сказал Иггельд. - Но теперь все позади.

- Впереди новая зима, - предостерег Апоница. - Правда, будешь на год взрослее.

- И Черныш.

- И Черныш, - согласился Апоница. - Иггельд, я горд тобой. Ты поступил неправильно, это я о драконе, но у тебя чистое честное сердце, ты бесконечно добр, и ты совершил... подвиг! А я расскажу в своем клане, что у драконов гораздо больше запаса выживаемости, чем мы думаем. И больше пластичности. В котловане любой дракон помер бы, наевшись сала. И нагрузки нашим драконам можно увеличивать, если смотреть вот на твоего. Ему не повредили, еще как не повредили!

Он снял с коней возле пещеры все припасы, понаблюдал, как Иггельд и Черныш носят вдвоем: Черныш держал в пасти тяжелейший мешок, тот волочился по земле, дракончик вскидывал пасть повыше, даже привставал на коготки, чтобы стать выше ростом, тащил, пыхтел, гордый, что ему тоже доверили работу взрослых,

- Старается, - сказал он с непонятной усмешкой. - Странно все это...

- Что?

- Никогда не видел драконов вот так... на свободе. Иггельд пожал плечами, глаза показались Апонице глазами взрослого человека.

- А что такое свобода? Посуду мою и здесь. И точно так же рублю дрова, жарю мясо... Правда, со мной Черныш, а это и есть то, ради чего нужна свобода.

Апоница посмотрел на небо, сказал обеспокоено:

- Пойдем в твою пещеру, хлебнем хоть горячей воды, если у тебя есть нечего. Дни пока что короткие, не хотелось бы, чтобы меня с лошадьми ночь застала на узкой тропке.

Они носились по долине взад-вперед и наискось, преодолевая ревущую ярость ветра, Иггельд соорудил из шкур плотные мешки, нагрузил камнями, так и бегали наперегонки. Черныш сперва противился, комично изгибался и пробовал задней лапой сорвать тяжелый груз, но Иггельд в конце концов сумел убедить наивного и доверчивого ребенка, что ему так красивее, что все его с этим грузом любят больше, и Черныш смирился, бегал с мешком камней на спине, который стараниями Иггельда становился все тяжелее и тяжелее.

Правда, увеличивая нагрузку, он следил, чтобы подрастающий дракончик не таскал сам по себе палки, а затем бревна. А если таскал, чтобы захватывал их только коренными зубами обеих челюстей. У молодых драконов привычка хватать клыками нижней челюсти, что вытягивает ее, потому все смотрители в первую очередь следили, чтобы прикус у драконов был правильным. Страшное и восхитительное зрелище, когда огромные страшные зубы, способные дробить не только кости быков, но и каменные валуны, красиво перекусывают листок так, словно разрубывают острейшим мечом.

При смыкании клыки и резцы челюстей дают ту знаменитую хватку дракона, из-за которой их в старину ценили во время Великой Битвы молодых богов со старыми. Тогда только драконы сумели переломить ход тысячелетней войны, после чего тцары и князья начали давать денег на разведение и воспитание драконов, посылать им стада скота на прокорм, хотя по-прежнему велели держаться с драконами подальше от городов и сел.

Да, Апоница прав: размеры, рост, сила - все это зависит от того, какие родители. Но Апоница и не прав в том, что ориентироваться надо только на родителей. Если даже человека слабого и хилого можно в каменоломне превратить в здоровяка с грудами мышц, то дракон куда больше зависит от того, чем кормят, чему учат, как нагружают. Прав Апоница только в одном: невозможно оставлять все двенадцать детенышей, ведь дракониха может давать приплод через каждые два года, и если всех оставить жить, драконами уже через сотню лет был бы заселен весь мир. Но это другое, это не к нему, есть же люди, что спокойно могут убивать даже людей, а он не может раздавить даже муравья или жука, если тот его не кусает... но даже если укусит, он такого муравья осторожно снимет и посадит на дерево или на листок.

Что драконы могут сильно меняться, он узнал из рассказов самих же смотрителей драконов, знатоков всех легенд, историй, сказаний, бывальщин, подлинных случаев. Самое простое изменение - на жарком юге, как гласят летописи, драконы уже во втором поколении полностью освобождаются от толстого подкожного жира, с которым здесь уже рождаются, высоко в горах у них легкие втрое больше, чем у тех, кто живет в подножьях, а у драконов, что живут и даже спят на снегу, между костяными плитками выросла длинная и очень плотная шерсть.

Драконы, что рождаются и живут среди драконов, ничем от них не отличимы, но те драконы, с которыми люди общаются, он сам видел, стали совсем иными по привычкам, образу жизни. Значит, очень много зависит от того, в каких условиях дракон живет, чему и как его учат, в каком направлении развивают.

Апоница, конечно, жалел о потере такого умелого и работающего только за хлеб смотрителя за драконами, но сам же, похоже, сумел обратить это себе на пользу, теперь приезжал часто, привозил еду, теплые вещи, даже прихватывал на запасных конях вязанки дров - все пригодится в холодную зиму. И наблюдал, советовал, но не настаивал, когда Иггельд что-то не выполнял или делал по-своему.

Прошло два года, в город доходили слухи о чудаковатом мальчишке, что сдружился с драконом и живет с ним в горах, вместо того чтобы жить с людьми. Многие посмеивались, поговаривали, что едва у парня появится интерес к женщинам, он придет в город. И уже не уйдет, здесь за эти годы подросли очень горячие девушки.

"Подружился", - это слово заинтересовало Апоницу, он отметил его как ключевое, как самое точное слово, почему дракон все еще не сожрал своего хозяина, почему так охотно выполняет его команды, почему старается понравиться, искательно заглядывает в глаза и даже надоедает требованиями: ну прикажи мне что-нибудь, ну пошли куда-нибудь и вели принести, я очень хочу, чтобы ты увидел, какой я послушный и как тебя люблю!

Апоница приехал не один, Иггельд с удивлением и испугом увидел на крупном, совсем не рабочем коне высокую фигуру Ратши. Апоница помахал издали, крикнул:

- Ты пока спрячь или придержи дракона, а мы привяжем коней ненадежнее!

- Как вы добрались? - спросил изумленный Иггельд.

- С трудом, - признался Апоница.

- Но там же не проехать на лошади с вьюками!

- Вьюки в самом узком месте пришлось перенести на руках, - признался Апоница, - а потом снова на коней.

Ратша спрыгнул, небрежно бросил повод Апонице, сам с любопытством рассматривал Иггельда. Иггельд решил про себя, что Ратша изменился, но не понял чем: все те же раздутые мышцы, толстые руки, шея как у быка, сильное мужественное лицо...

За спиной послышался быстрый топот, Иггельд, не оборачиваясь, вскинул руку и сказал громко:

- Ко мне!.. Рядом!.. Спокойно!

Черныш, уже размером с молодого бычка, с готовностью остановился рядом, торопливо сел на толстый зад, выпуклые глаза уставились в незнакомого человека. Не смея сойти с места, он вытянул шею, стараясь если не дотянуться до Ратши, то хотя бы лучше уловить от него запахи.

Ратша заметно напрягся, не двигался, Апоница же привязал и успокаивал коней, те дрожали и роняли пену, крикнул жизнерадостно:

- Ты заметил, как он вырос?

- Еще бы, - ответил Ратша. - Эта долина поставила перед выбором: умереть или нарастить мускулы.

- А какие бревна он таскает! - сказал Апоница.

- Представляю, - ответил Ратша.

Иггельд, смущенный, подошел, Апоница его обнял, а Ратша похлопал по плечу. И снова на Иггельда повеяло изменениями, причину которых не мог уловить.

- А как грызет, - добавил Апоница, - бревно толщиной в ногу перекусывает за раз!

Ратша отстранил Иггельда, с удивлением посмотрел на его рот.

- В самом деле?

- Ну да, - заверил Апоница. - Я не представляю, каким он станет, когда отрастут крылья!

- Крылья? - удивился Ратша еще больше. Понял, засмеялся: - Ну ты и старый дурень!.. Что ты мне все о драконе?.. Дракон, конечно, подрос, но ты посмотри на самого Иггельда!.. Он почти догнал меня, а какие плечи, какие руки!.. А грудь, посмотри на его грудь!

Он с силой потыкал вытянутыми пальцами Иггельду в грудь. Ощущение было таким, словно с силой били тупым концом копья. Иггельд натужно улыбался, понял, с подсказкой Ратши, что именно показалось в богатыре странным: последний раз, когда виделись, он смотрел на Ратшу снизу вверх, а теперь почти глаза в глаза. Хотя, конечно, у него никогда не будет таких могучих рук, таких широких плеч и такой выпуклой груди, что будто укрыта латами из толстой меди, а вдобавок поверх еще и широкие пластины стального панциря, что на самом деле не панцирь, а все его же собственные груды мускулов. Сейчас Ратша в тонкой полотняной рубашке, а кажется, что в панцире, а каким будет, когда в самом деле наденет... Иггельд представил и содрогнулся.

Апоница засмеялся, сказал с некоторой неловкостью:

- Ты прав... но Иггельд меня поймет, мы ничего не замечаем, кроме своих драконов. Иггельд, приглашай к своему очагу, мы кое-что привезли. Твой дракон вино пьет?.. Правильно, еще мал. Ратша, да не тронет тебя этот зверь. Он еще ребенок, пока даже лягушек боится.

Иггельд возразил:

- Никого уже не боится! Но в самом деле он очень дружелюбный. А злобности его придется учить особо, хотя мне почему-то очень не хочется.

Он оглянулся, взмахнул рукой.

- Черныш, свободен!.. Гуляй!

Они пошли к пещере, сзади прогремел тяжелый топот. Апоница и Ратша, хоть и привыкшие к виду драконов, в испуге шарахнулись в стороны, видя несущуюся за ними вприпрыжку гору мускулов, закованную в костяной панцирь.

Иггельд оглянулся, огромная туша дракона едва не сшибла с ног. Он прикрикнул, Черныш с готовностью отпрыгнул. Он смотрел на своего старшего друга, учителя и самого лучшего в мире папочку, который совсем недавно носил на руках, преданно, с любовью и обожанием.

Ратша переводил дух, стараясь сделать это как можно незаметнее, Апоница уже пришел в себя, с сомнением покачал головой.

- Знаешь, пора его в котлован.

- Он не опасен! - взмолился Иггельд.

- Сейчас. А завтра?

- И завтра не опасен!

- Я говорю не про собственно завтрашний день, - уточнил Апоница. - Это все-таки зверь. Если разъярится, то... гм, чуть не сказал, что здесь все сметет и всех пожрет! Но здесь только ты. Будешь рисковать дальше?

Иггельд пропустил их впереди себя в пещеру, обернулся и показал Чернышу кулак. Дракончик съежился и виновато припал к земле. В пещере Ратша с любопытством огляделся, руки его размеренно вытаскивали из мешка сыр, сушеную рыбу, краюху хлеба.

Апоница оглянулся на светлую нору входа, там мелькнул и пропал темный силуэт.

- Как только увидишь, - велел он, - что в поведении начинается всякое... тут же в загон. Нет, прямо в котлован!

- А что должно начаться?

- Всякое, - ответил Апоница с неопределенностью. - Любой детеныш дракона смотрит на человека как на что-то более сильное. Но даже подросток начинает сомневаться... со временем, верно? А молодой дракон вскоре сам пробует подчинить себе хозяина. Понимаешь, слишком уж заметна разница между человеком и драконом. Разве тебе не зазорно было бы подчиняться... крысе? Подрастая, ты не попробовал бы поменяться с нею ролями?

Иггельд задумался.

Глава 5

В Городе Драконов, он помнил, все дракозники постоянно твердили о необходимости все увеличивающихся нагрузок для молодых драконов и никак не могли придумать, как же эти нагрузки совместить с жизнью в котловане. Потом, когда в самом чувствительном к боли месте приживается железный штырь и когда можно уже сидеть на спине и гонять по тесному котловану, а затем уже взлетать, как раз и начиналось спешное наращивание мышечной массы, но даже Иггельд своим детским умом понимал, что время упущено.

Сейчас же он каждый день бегал с драконником по долине.

Тот быстро уставал, скулил, Иггельд тут же останавливался: нельзя дитятю подвергать чрезмерным нагрузкам, иначе перестанет слушаться, но после короткого отдыха снова убегал, манил, и драконник, у которого силы восстанавливались быстро, с азартом догонял хозяина.

Пробовал взбираться на Черныша верхом, тот пришел в неописуемый восторг, начал носиться и скакать, а когда Иггельд свалился, бросился к нему и едва не зализал до смерти, умоляя: ну давай еще! Давай залезай мне на спину, побегаем, я тебе покажу, как я умею быстро!

Иггельд сваливался после пятого скачка, потом после десятого, но даже когда научился держаться дольше, все равно это не дело, пожаловался Апонице, а тот привез старую упряжь для драконов. Вместе подлатали, подшили, а когда прилаживали на Черныша, Апоница в изумлении крутил головой. Ведь еще не дракон, только дракончик, а грудь настолько широка, что ремни без всякого запаса на последнюю дырку. Что дальше? Это уже не дракон, а что-то чудовищное...

Черныш с подозрением обнюхивал широкие ремни, Иггельд закрепил на толстой, как бревно столетнего дуба, шее, поближе к загривку, еще один ремень - широкий и толстый, протянул под грудью. На загривке укрепил свернутое втрое старое одеяло, получилось подобие седла. Пара ремней быстро и ловко застегивается на его собственном поясе. Теперь прыжки Черныша уже не сбросят со спины, а чтобы соскочить самому - достаточно одного движения большим пальцем.

Дракон, успокоившись, с удовольствием принял новую игру. Теперь не надо смирять себя, можно нестись во всю мочь, останавливаться на полном скаку, подпрыгивать, поворачивать так резко, что собственный хвост начинает крутить тело волчком.

Апоница отошел в сторону, вообще укрылся за выступом скалы. Иггельд, побледнев, сказал Чернышу, хорохорясь:

- Сейчас попробуем твою полную скорость!.. А то все черепашишься...

- Не сразу, - выкрикнул Апоница. - Не сразу!

- Да, - ответил Иггельд, - конечно...

Его отшвырнуло, и, если бы не ремни, упал бы на землю, а дракон выскользнул бы, как мокрая молния, но сейчас отяжелевший Иггельд видел только мелькающие вокруг камни, выступы скал, именно вокруг, потому что Черныш ухитрялся носиться не только боком, но и чуть ли не вверх брюхом. Ветер свистел в ушах, рвал волосы, а от мелькания в глазах стало дурно. Донесся вопль Апоницы:

- Смиряй!.. Смиряй, пока не поздно!

Иггельд уперся ногами покрепче, перед глазами все мельтешит, Черныш несется вдоль каменной стены, на ходу игриво задевая ее костяным боком, чешется, закричал во весь голос:

- Прямо!.. На простор!.. Прямо!

В подтверждение приказа он начал дергать ремни, довольно бестолково, но Черныш мгновенно понял, понесся, как Иггельд и велел, хотя вряд ли дергал верно. Апоница с облегчением вздохнул, глядя им вслед. Черныш носился кругами, долина для него уже мала, хотел выскочить через горловину, но ветер с такой силой ударил в морду, что Черныш ошалел, выпучил глаза, зарычал в ответ. Ветер вбил в пасть мешок воздуха, рык перешел в хрип, дракон даже попытался лапой достать из пасти этот злой и недобрый ветер, что вот так ни за что напал, из груди вырвался визг. Иггельд поспешно похлопал его по спине, постучал ногой, приказывая повернуть обратно. Черныш еще показал ветру острые клыки, мол, не боюсь, после чего все же повернулся и понесся огромными прыжками обратно.

Иггельд едва сумел остановить его возле пещеры, Апоница сидел на камне и, откинувшись на скалу, подставил лицо солнечным лучам, глаза закрыты. Так, с закрытыми глазами, сказал ровным голосом:

- Ого, все еще слушается?.. Иггельд, на сегодня хватит. Дай свиненку отдохнуть.

- Да он не устал, - возразил Иггельд. - Вон как скачет! Дрожит весь, так побегать хочется!

Они сорвались с места, Апоница лишь усмехнулся вслед.

* * *

Чуть ли не к вечеру Иггельд свалился, едва живой от усталости, мрачный, в ссадинах, молча и долго жадно пил, наконец пожаловался сорванным голосом:

- Эта тварь совершенно не слушается!

Апоница вскинул брови, глаза его весело блеснули.

- Вот как? А ты же доказывал, что он не устал!

- Он и сейчас не устал, - возразил Иггельд. - Но слушаться перестал.

- Мне показалось, что он тебя обожает.

- Может, и обожает, - ответах Иггельд хрипло, - но когда сам захочет.

- Эх, - сказал Апоница с сожалением, - у тебя много любви к драконам, но мало выдержки. Ты же сам знаешь, что легко приучить слушаться любого, пока он сыт и весел, и трудно, если устал.

- Он не устал!

- Молодому дракону скучно, - сказал Апоница наставительно, - когда его подолгу заставляют повторять одно и то же. У него голова устает раньше, чем ноги. Это старый может выполнять команды до бесконечности, а молодому хочется играть! Вот и делай так, чтобы обучение походило на игру!.. Ты тоже подстраивайся под него...

- Я?