"Хугайда", - вспомнил я. - Она запретила мне произносить его вслух.
Истинной речи обладают страшной силой, и людям опасно с ними шутить.
Но тебе-то терять нечего: можно сказать, что все самое худшее с тобой
уже случилось!
"Хугайда..." - распробовал на вкус это слово, раскусил его, как спелую
виноградину, а потом повторил - еще раз, и еще.
"Хугайда", умолкая лишь изредка, когда мой проводник развивал совсем
уж немилосердную скорость. А незадолго до наступления сумерек мы
неожиданно вынырнули из леса, некоторое время продирались сквозь
заросли высокой травы, доходившей мне чуть ли не до пояса, и наконец
вышли на пустынный берег изумрудно-зеленого моря. Я тут же устремился
к воде: ее трепещущая поверхность сверкающая в тусклых лучах самого
маленького из солнышек, притягивала меня как магнитом. Я зачерпнул
воду в пригоршню и умылся. Она оказалась теплой и совершенно пресной.
Я изумленно покачал головой и оглянулся на своего спутника.
Будем надеяться, ты ему тоже приглянулся: лучше дружить с морем, если
собираешься ступить на палубу корабля... Мы почти пришли: лагерь
пиратов находится в часе ходьбы отсюда. Пожалуй, я оставлю тебя здесь:
у меня немало других дел со Страмослябами, и я не хочу, чтобы ты
крутился у меня под ногами. Да и тебе будет полезно отдохнуть от моего
общества перед дальней дорогой. Поешь, можешь искупаться, если хочешь,
а самое главное - постарайся хорошенько выспаться. А под утро я прийду
за тобой.
буду есть? - усмехнулся я. - Здесь ничего съедобного, кажется, не
растет, а если я начну рыбачить... Ох! Можно попробовать, конечно,
но...
корточки и хлопнул ладонью по земле. Перед ним тут же появился
огромный котел, от которого поднимался ароматный пар.
благодетель.
сказать: "спасибо" - и никаких комментариев.
день будет нелегкий... впрочем, легких дней в твоей жизни пока вообще
не предвидится, это я тебе обещаю! - напутствовал меня Вурундшундба.
Потом он ушел, а я некоторое время с тупым интересом смотрел ему
вслед. Берег был отнюдь не песчаным, гладкая темная почва казалась мне
твердой и упругой, как пластик. Мои подошвы вообще на ней не
отпечатывались. Но этот дядя умудрялся оставлять такие глубокие следы,
что мне стало не по себе: его ноги погружались в почву сантиметров на
десять, честное слово! Создавалось впечатление, что бедняга земля едва
носит это матерое человечище...
я сам себе после того, как его массивный силуэт уже слился с синевой
сумерек. Я ни на секунду не сомневался, что он сделал это нарочно. Я
заглянул в котел и с некоторым облегчением понял, что в нем был не
суп, а твердая пища: какие-то большие куски непонятно чего, скорее
всего - мяса, судя по запаху. На худой конец, это можно было есть и
руками. Но у меня случился тяжелый приступ чистоплюйства: чуть ли не
полчаса я рыскал в темноте, стараясь найти на берегу какую-нибудь
замену отсутствующим столовым приборам - но так ничего и не нашел. На
берегу было удивительно пусто: ни ракушек, ни веток, ни камней, и
вообще никаких развлечений! Дело кончилось тем, что я пригорюнился,
достал из-за пояса разбойничий нож, подарок Мэсэна, присел возле котла
и аккуратно подцепил на кончик ножа один из кусков. Как и в прошлый
раз, мне не удалось идентифицировать пищу Вурундшундбы: вкусно-то
вкусно, а вот что это было?.. Оно и неудивительно: у меня имелся более
чем скудный опыт проникновения в тайны местной кухни. Какая-то ясность
в этой области существовала только пока я жил у Мэсэна, где все стадии
приготовления обеда, начиная с охоты, вершились у меня на глазах.
необходимости самостоятельно пережевывать пищу? В каком-то смысле,
общение с Вурундшундбой, который в буквальном смысле слова "ел за
двоих", было весьма удобным - по крайней мере, для смертельно усталого
человека.
был. Вот уж чего мне здорово не хватало все время, с тех пор, как я
трагически лишился элементарных бытовых удобств по воле стремительно
спивающегося, но, к моему величайшему сожалению, все еще
могущественного чародея Таонкрахта. Поэтому я разделся и полез в море.
Темная вода была теплой - гораздо теплее воздуха, и это оказалось
лучшей новостью всех времен и народов. Я тут же нырнул с головой и
удовлетворенно фыркнул, когда моя голова снова оказалась на
поверхности.
попугая повторил: - Хугайда, Хугайда, Хугайда.
честное слово! Я тихо рассмеялся от удивительного чувства: блаженной и
совершенно беспричинной радости, до краев заполнившей все мое
существо, и поплыл вперед, поражаясь тому, что до сих пор не утратил
эти полезные навыки. Я-то уже и сам не помнил, когда в последний раз
плавал...
лежал, с рассеянной улыбкой разглядывая непроницаемо темное небо.
Впрочем, понять, где заканчивается небо и начинается море, было
совершенно невозможно: со всех сторон меня окружала густая чернота,
теплая и несомненно дружелюбная. Я был таким счастливым и спокойным -
хоть в святые записывайся, вот что удивительно! Меньше всего меня
сейчас тревожило, как я буду возвращаться на берег: во-первых, я был
совершенно уверен, что не пропаду, а во-вторых... плевать я на все это
хотел, с высокой башни! Кажется, я даже умудрился задремать,
покачиваясь на поверхности воды, как унесенный ветром легкий сухой
листок.
и неохотно поплыл назад, ни на секунду не задумываясь о направлении. И
правильно: через несколько минут я уже был на берегу и отчаянно мотал
головой, пытаясь хоть немного просушить волосы. Потом я мужественно
ежился на прохладном ночном ветру, не позволяя себе одеться: меня не
прельщала перспектива спать в мокрой одежде под мокрым одеялом, или
вовсе без оного. К тому же идея превратить волшебный подарок Урга в
пошлое полотенце показалась мне почти кощунственной... Но потом, когда
я все-таки высох и забрался под одеяло, я почувствовал себя просто
замечательно. Странно устроены люди: совсем недавно я был абсолютно
уверен, что моя жизнь может считаться законченной, поскольку ничего
хорошего мне уже не светит, а сегодня обнаружилось, что я могу быть
почти счастливым и совершенно безмятежным - это я-то, бездомный
бродяга, устроившийся на ночлег на пустынном морском берегу,
беспомощный шарик "перекати-поля", случайно унесенный в чужой мир
капризным ветром...
проснулся прежде, чем он принялся меня будить: почувствовал его
присутствие, тяжелое, как надгробный камень.
славно, - он исследовал почти полный котел с едой и неодобрительно
заметил: - Так ничего и не сожрал! А шуму-то было - вспомнить
страшно... Ладно уж, вставай, пора идти.
счастливое настроение останется лежать на берегу, на том самом месте,
где я спал, как остаются отпечатки наших следов на мокром песке: с
собой не заберешь, как ни крути...
проводнику. Мне очень хотелось поговорить с ним о вчерашнем вечере:
раз уж не удалось сохранить это блаженное состояние, так хоть
потрепаться - все лучше, чем ничего! Благо шли мы не так быстро, как
раньше, и у меня вполне хватало дыхания, чтобы вести беседу. Его
молчание показалось мне вполне благожелательным, так что я осмелел и
продолжил: - До сих пор все эти разговоры о том, что ваш мир - самое
распрекрасное место во Вселенной, казались мне некоторым
преувеличением... Но ночью, когда я купался в море, я начал полагать,
что так оно и есть.
начало здесь нравиться. Все очень просто: вчера ты целый день талдычил
одно из самых могущественных древних заклинаний, я чуть не рехнулся,
тебя слушая! Не похоже, чтобы ты уже вернул себе свое драгоценное
могущество, но жить тебе сразу стало полегче... Знаешь хоть, почему ты
так страстно хочешь вернуться домой?
сформулировать их было довольно трудно. - Я, я... черт! Там я - на