Хэхэльф. - Я сам не пробовал, но готов поверить на слово!
порылся в груде чужих вещей, наконец нашел рубаху из плотной жесткой
ткани и такие же штаны. Одежда висела на мне как на вешалке: по
сравнению с моим приятелем Хэхэльфом я начал казаться себе весьма
хрупкой конструкцией. Но вещи были сухие и теплые - счастье, о котором
я и мечтать не смел!
одеяло Ургов: давешний скоростной заплыв на длинную дистанцию вполне
можно было считать большой стиркой - и правильно, надо же когда-то и
этим заниматься... Хэхэльф сидел на палубе и сосредоточенно доедал
содержимое вскрытого мешочка. Обернулся ко мне, невольно улыбнулся и
озадаченно покачал головой.
я. В глубине души я подозревал, что вид у меня тот еще, но хихиканье
Хэхэльфа окончательно выбило почву из-под моих ног.
переживай ты так: завтра переоденешься в свое барахло, и снова станешь
приличным человеком...
стороны это выглядело так, словно он внезапно заснул. Я немного
посидел, разглядывая постепенно светлеющее небо, и понял, что больше
всего на свете хочу принять горизонтальное положение. Идти в "вигвам",
как я про себя окрестил капитанскую каюту, мне почему-то не хотелось,
так что я вытащил оттуда здоровенный кусок толстой шерстяной ткани,
каковой мог с горем пополам сойти за одеяло, постелил его прямо на
палубе, на максимальном расстоянии от неподвижного тела Хэхэльфа - раз
уж меня просили не мешать! - и свернулся клубочком на этом жестком
ложе, как старый усталый пес на подстилке. Впрочем, по сравнению с
моим существованием на страмослябском корабле это было почти райским
блаженством!
То есть, устилающие ее доски не зажили каждая своей жизнью, как в
каком-нибудь недорогом, но душещипательном фильме ужасов, да и не было
никаких палубных досок, поскольку корабль Хэхэльфа был сделан не из
дерева, а из какого-то странного материала матово-черного цвета - я
вполне мог бы счесть его пластиком, если бы употребление данного
термина в условиях мира Хомана не казалось мне безнадежным идиотизмом!
Только чудовищная усталость помешала мне допросить Хэхэльфа и
выяснить, из какой-такой загадочной хрени сооружен его ненаглядный
"Чинке", и теперь я был вынужден развлекаться построением самых
несусветных гипотез на сей счет. Так или иначе, а я почувствовал, что
корабль оживает. Я тут же распахнул глаза. Визуальная информация
полностью соответствовала моим физическим ощущениям: парусник Хэхэльфа
решил отправиться в плавание без посторонней помощи. Я глазам своим не
верил: светло-коричневый парус совершенно самостоятельно принял нужную
форму и тут же наполнился ветром, такелаж деловито ползал по реям, как
стайка шустрых, но безобидных змей. Мы больше не стояли на месте, мы
двигались - пока еще очень медленно, но скорость постепенно
увеличивалась - да что там, не так уж и постепенно! Через полчаса мы
уже мчались на полной скорости - ни дать, ни взять, корабль-призрак,
"Летучий Голландец" местного разлива. Собственно говоря, я даже не
имел морального права удивляться по этому поводу: Хэхэльф честно
предупредил меня, что собирается поворожить. Поэтому я просто смирился
с происходящим. Какой-то парень из "небесной канцелярии" тут же
выписал мне премию за это мудрое решение: мне удалось заснуть, да так
сладко - слов нет!
"ибьтую мэмэ, етидр°ный хряп, ща усех зафуздячу", - и все в таком
духе. Спросонок я решил было, что все еще нахожусь на пиратском
корабле, заткнул уши и попытался поймать за хвостик ускользающее
сновидение. Охота не удалась: очередная гневная тирада вспугнула мою
драгоценную добычу. Но нет худа без добра: я окончательно проснулся и
с неописуемым облегчением вспомнил, что страмослябская эпопея уже
перекочевала в мой личный архив, в траурную папку под грифом
"вспоминать как можно реже". Орал, разумеется, наш пленник.
несчастные мозги?! - возмущенно пробормотал я себе под нос. Встал,
помотал головой, пытаясь отогнать своего приятеля Морфея, который
внезапно решил, что ему не хочется со мной расставаться, и теперь
активно скребся в мою дверь, как блудный, но любимый кот. Кое-как
оклемавшись, я потащился на корму. Вообще-то, я не слишком надеялся,
что мне удастся утихомирить несчастного Давыда Разъебановича,
которого, по большому счету, можно было понять. Думаю, что даже его
богатая приключениями пиратская жизнь редко преподносила ему такие
сюрпризы. Но я чувствовал, что обязан хотя бы попытаться. Во-первых, я
сам был не в восторге от этого концерта, а во-вторых, опасался, что
вопли нашего неугомонного пленника рано или поздно нарушат
таинственную медитацию моего приятеля Хэхэльфа, благодаря которой наш
корабль совершенно самостоятельно и в высшей степени жизнерадостно
несся по темной зелени моря, словно его снабдили мощным мотором.
величайшему изумлению пират тут же притих и уставился на меня почти с
надеждой. Не знаю уж, что его успокоило: знакомая рожа, или сладостные
звуки родной речи.
хотел объяснить пленнику, что кричать не надо, и тогда все будет
хорошо, но мне явно не хватало словарного запаса. Так что я
ограничился языком жестов: приложил палец к губам и сделал страшные
глаза. Пират растерянно моргнул и уставился на меня мутными
младенческими очами. Но стоило мне отойти на несколько шагов, как он
тут же снова принялся сотрясать воздух шедеврами своего великого и
могучего языка.
же заткнулся и устремил на меня бессмысленный взор, полный немого
обожания. Я понял, что мне прийдется сидеть рядом с этим существом,
пока мы не доберемся до места назначения - или слушать его вопли, на
выбор! Оба варианта не вызывали у меня энтузиазма. Впрочем, через
несколько секунд меня осенило. Я почти бегом отправился в каюту
Хэхэльфа, перевернул там все вверх дном, но нашел-таки бутылку вина,
неосторожно порекомендованную мне гостеприимным хозяином. Я не был
уверен, что это - настоящий выход из ситуации, но хоть какая-то
передышка была мне гарантирована! Я вернулся к нашему крикучему
пленнику, на ходу откупоривая бутылку. Без долго предисловия сунул
горлышко бутылки в распахнутый рот Давыда Разъебановича - так суют
соску разбушевавшемуся младенцу. Через несколько секунд на его лице
появилась блаженная улыбка.
и умолк, сосредоточившись на любимом занятии. Я с облегчением перевел
дух и пошел проверять, не высохла ли моя одежда. Оказалось, что свежий
морской ветер сделал свое дело не хуже автоматической сушилки, так что
я мог позволить себе расстаться с нелепой "пижамой" своего благодетеля
Хэхэльфа и снова стать человеком. Да и мои драгоценные ботинки были в
полном порядке, невзирая на давешнее купание - все-таки мне с ними
чертовски повезло! Волшебное одеяло Ургов тоже высохло - как раз
вовремя, я уже начал зябнуть.
пленник не возобновил свои душераздирающие вопли, а тут же крепко
заснул - я и надеяться не смел на такую удачу! Хэхэльф по-прежнему
пребывал в трансе, так что я мог наслаждаться молчанием и одиночеством
- после круиза в обществе страмослябских джентльменов я научился
ценить эту роскошь!
я, - один приятель пьян в стельку, другой обожрался какой-то
психотропной дряни, а я, как всегда, трезвый, голодный и счастливый,
что меня наконец-то оставили в покое. Осталось только уставиться в
небо пылающим взором и написать какой-нибудь дрянной стишок о любви,
смерти и римских патрициях периода упадка заодно - чтобы казаться хоть
немного образованнее, чем на самом деле!"
поэтому ее я немедленно привел в исполнение, а вот от писания стихов
все-таки воздержался: иногда мое самообладание - это что-то! Вместо
того, чтобы рифмовать всякие дурацкие строчки, я просто тихо шепнул:
"Хугайда", - и вздрогнул, когда ласковое прикосновение ветра к моей
щеке показалось мне намеренным и осознанным жестом, а не заурядным
перемещением воздушных потоков... Честно говоря, мне было так хорошо
на мокрой от брызг палубе несущегося неизвестно куда пустого корабля,
что я заранее смирился со всеми грядущими выходками моей полоумной
судьбы: если уж эта стерва рассщедрилась на такой подарок, значит ей
все можно!
поползли вниз, я увидел, что мы приближаемся к берегу. То есть, берег
я видел в течение всего путешествия - линия горизонта слева по борту
была значительно толще и темнее, чем ей положено, и я решил, что это и
есть побережье острова Халндойн. А теперь эта толстая темная черта
постепенно приближалась. Я тут же переместился на нос корабля и во все
глаза уставился на гипотетическую землю, изо всех сил пытаясь
разглядеть хоть какие-то подробности.